Отрицание как основа государства

Мы уже говорили, что т.н. «Украина», сконструированная как «анти-Россия», живёт по мартирологической логике: её существование заложено в траекторию умирания. Но трагедия даже не в том, что объектом отрицания выбрана именно Россия. Суть проблемы — в самой идее отрицания. Если бы б/УССР сделала своим врагом Польшу, Венгрию, Румынию, Словакию или Молдову, результат был бы тем же: медленное самоубийство структуры, чья идентичность выстроена вокруг ненависти.

Антитеза может работать как инструмент мобилизации, но никогда не становится основой долговечного проекта. Там, где общность строится на отрицании, она лишает себя перспектив внутреннего развития. Такая конструкция может существовать лишь до тех пор, пока враг остаётся в поле зрения. Как только он исчезает или меняется, «анти-государство» погружается в пустоту.

История даёт несколько мощных иллюстраций.

Карфаген, изначально торговая империя, постепенно превратил Рим в собственную негативную идентичность. Рим стал не просто соперником, а символом, без которого не было смысла существовать. Отсюда знаменитая формула Катона Старшего «Carthago delenda est» — «Карфаген должен быть разрушен». Но, если посмотреть глубже, Карфаген сам заранее выбрал для себя эту судьбу, превратив борьбу с Римом в системообразующую идею, вместо того, чтобы предложить миру свой универсальный проект. В итоге Рим победил, а Карфаген исчез.

Ордена крестоносцев в Восточной Европе — Тевтонский и прочие — существовали как военные машины отрицания. Их смысл был в миссии «крестить мечом» соседние народы. Они жили в парадигме: «мы — цивилизация, вокруг нас — варвары». Но в их системе не было собственной органики, культуры или политической модели. Как только восточные соседи укрепились и дали отпор, орден рассыпался. Отрицание не выдержало испытания временем.

Гитлеровская Германия — крайний пример государства-отрицания. Рейх строил не новый мир, а анти-мир: «анти-Версаль», «анти-еврейство», «анти-большевизм». Это был проект ненависти, где государственность подменялась культом уничтожения чужого. И именно эта основа предопределила его крах.

Каждый подобный проект становится заложником своего врага. Пока враг есть — можно имитировать смысл. Как только враг меняется или исчезает — отрицательное государство остаётся без основы и обращает ненависть внутрь себя. Ведь это низменное чувство как принцип нельзя отменить: оно требует постоянной подпитки.

В этом и заключается верное самоубийство т.н. «Украины». Даже если завтра Россия исчезнет (не дай Бог, гипотетически), эта конструкция не обрела бы себя, а столкнулась бы с необходимостью выбора нового объекта ненависти — Польши, Венгрии, кого угодно, или переключилась бы на внутренние распри. Логика отрицания всегда ищет жертву.

Государство живёт тогда, когда оно утверждает культуру, язык, религию, модель будущего. Россия жива, потому что имеет положительные программы — от православной цивилизации до советского модерна и нынешнего проекта суверенной державы. Китай существует благодаря тысячелетнему позитивному нарративу.

Ницше ещё в XIX веке обозначил фундаментальное различие между активными и реактивными силами. Активные силы — это силы жизни, созидания и утверждения. Реактивные же способны только сопротивляться, отрицать и завидовать. «Анти-государства» воплощают именно реактивный принцип. Т.н. «Украина» — как и Карфаген — не субъект, а реакция. Она живёт не собственным содержанием, а за счёт отталкивания от «другого». Это и есть «логика раба» в ницшеанском смысле: жить не собственной силой, а паразитировать на господине, которого одновременно ненавидят и втайне признают более сильным.

Хайдеггер формулировал ту же мысль, но иначе: подлинное бытие раскрывается в созидании. Жизнь, сведённая к «не» — к отрицанию и борьбе «против» — суть падение в небытие. Государство, основанное на «анти-», обречено с самого начала: оно не может прийти к своему будущему, т.к. привязано к судьбе «врага».

Искусство и культура подтверждают этот закон. Все проекты, рождавшиеся как «анти-» — «анти-романтизм», «анти-авангард», «анти-современность» — никогда не становились полноценными направлениями. Это были лишь временные вспышки, паразиты на теле того, кого отрицали. Они быстро растворялись, уступая место создателям собственных форм.

Отрицание не выдерживает исторической дистанции, потому что в нём нет самости. Именно поэтому т.н. «Украина» не стала «альтернативной Россией» и не показала «другую идентичность». Она явилась миру как реактивная конструкция: её сущность — это ответ, протест, ненависть, но не созидание. И эмпирически доказано: ненависть, даже возведённая в ранг национальной идеи, не даёт корней и не открывает будущего.

Государства, которые выбирают ненависть как основание, неизбежно превращаются в тени самих себя. Карфаген исчез, Тевтонский орден рассыпался, Третий рейх рухнул. Б/Украина повторяет тот же маршрут.

Отрицание — не жизнь, а медленная смерть. Государство, созданное «против», не жизнеспособно: оно либо сгорает вместе с врагом, либо гниёт без него, пожирая самого себя изнутри.

В политике, как и в жизни, выживают те, кто умеет утверждать и утверждаться. Все остальные — лишь вариант некролога, написанного заранее.