Откуда берется диктатор? Биопсихосоциальная модель диктатуры

Наблюдая за взбалмошными, жестокими и одержимыми странными и идеями диктаторами, все время вскрикиваешь: «Да почему же он такой?!». Одного и четкого ответа на этот вопрос в науке не существует — как и не существует, впрочем, одной (или трех) причин, по которой человек сгребает в свои руки абсолютную власть над другими людьми. Научная журналистка и ведущая телеграм-канала «Настигло» Настя Травкина считает, что можно представить себе био-психо-социальный конструктор, который при неудачном раскладе соберется в тирана.

Темная триада (или тетрада)

На первый взгляд, диктаторы — довольно разные личности. Сдержанные и аскетичные, как Иосиф Сталин и Си Цзиньпин или яркие и артистичные, как Муамар Кадафи; одни больше озабочены увековечиванием собственного масштаба и величия, как Туркменбаши Сапармурат Ниязов, другие — поиском врагов и отмщением, как Адольф Гитлер и Владимир Путин. 

Как правило, у этих людей есть нечто общее: их объединяют черты так называемой «темной триады» — нарциссизм, психопатия и маккиавелизм.

Разное соотношение черт триады формируют уникальную личность. Канадские психологи Делрой Паулус и Кевин Вильямс разработали эту концепцию в 2002 году, чтобы изучить сложность и разнообразие характера антисоциальной личности (не обязательно диктатора, но любого преступника или манипулятора).

— Нарциссизм проявляется как чувство великого предназначения и превосходства над другими людьми. Речь идет о субклиническом нарциссизме: это ещё не диагноз «нарциссическое расстройство личности», но и не обычная завышенная самооценка.

— Субклиническая психопатия характеризуется низким уровнем тревожности и страха, безжалостностью, ампутированными сочувствием и эмпатией. Хотя при высоком уровне интеллекта психопатическая личность может «читать» эмоции людей, не сочувствуя им. Некоторые виды психопатии связаны с импульсивностью и необходимостью в стимуляции психики (например, опасными приключениями или высокорискованными поступками). 

— Маккиавелизму свойственны холодные манипулятивные отношения с людьми и полное неприятие морально-нравственных норм общества. Бессердечие, аморальность, сконцентрированность на личном интересе, манипуляции, шантаж и ложь считаются таким человеком ключом к успеху. 

Психопатия и маккиавелизм часто пересекаются: они практически идентичны в случае с т.н. первичной психопатией (холодная расчетливость, хладнокровное спокойствие, а еще способность мыслить стратегически и жертвовать сиюминутным интересом в ожидании большей награды). Но вторичная психопатия, связанная с высокой импульсивностью и неспособностью к стратегическому мышлению, наоборот, маккиавеллизм исключает. Обе черты связаны с низким эмоциональным интеллектом.

Все три черты триады коррелируют с недоброжелательностью, холодностью и невниманием к потребностям других людей, склоняя к соперничеству, нежели чем к сотрудничеству. 

Темная триада с высокой вероятностью приводит к формированию антисоциальной личности: такой человек систематически пренебрегает правами других и не особенно беспокоится о последствиях своих поступков, — главное, он не испытывает комплекса вины. Человек с высокими баллами по темной триаде с большей вероятностью совершит преступление или причинит вред организации, в которой работает (особенно если занимает руководящую должность). 

Иногда темную триаду расширяют  до темной тетрады, добавляя в список садизм — склонность получать удовольствие от жестокости. Садизм пересекается с психопатией — отсутствие эмпатии и причинение страданий другим. Психопат без садистических наклонностей может не совершить насильственного преступления, в то время как садизм — надежный предиктор социально опасного и жестокого поведения и сам по себе, без «темной триады».

Разбирая биографии самых печально известных диктаторов, исследователи часто говорят о том, что особенности их личности переходят грань нормы и превращаются в психиатрические состояния, соответствующие диагнозу малой психиатрии — «расстройство личности». 

Например, исследователь психопатологии диктаторов Фредерик Кулидж считает, что у нацистского фюрера Адольфа Гитлера, бывшего иракского диктатора Саддама Хуссейна и бывшего руководителя Северной Кореи Ким Чен Ир (отец нынешнего диктатора Ким Чен Ына) были несколько расстройств личности: садистическое, параноидальное, антисоциальное, нарциссическое, шизоидное и шизотипическое — и все трое показывали признаки психотического расстройства мышления. 

Кулидж работал с профессиональными биографами диктаторов. Недостаток доступных документов, архивов и подтвержденных фактов о характере межличностного общения (а не только публичной риторики и политических поступков) затрудняет постановку точного диагноза действующим диктаторам. Например, мы очевидно наблюдаем, что Владимир Путин обладает чертами темной триады, или можем констатировать, что изоляция, подозрительность и поиск врагов повсюду напоминает параноидальное расстройство личности — но окончательный диагноз психологи, биографы и журналисты смогут поставить уже после смерти диктатора и доступа к протоколированным документам и близкому кругу.

Однако есть два аргумента против постановки диагнозов диктаторам и преступникам.

Во-первых, психическое расстройство — это не просто набор необычных черт. Оно предполагает такую степень выраженности и экстремальности этих черт, что их обладатель становится дезадаптивным, не приспособленным к жизни, и сам страдает от них. Можно ли назвать людей, обладающих огромной властью над другими людьми, дезадаптивными, если отказаться от моральных оценок? С таким же успехом можно предположить, что они как никто приспособились к существующим правилам и выиграли в гонке за властью.

Во-вторых, постановка диагноза диктатору может патологизировать и медикализировать политические поступки. Мол, это просто «больной мозг», который можно вылечить, и тогда человек станет «хорошим». Но никакой диагноз не заставляет человека поступать тем или иным образом, особенно если речь идет о комплексном, направленным в будущее стратегическом поведении. 

Далеко не каждый человек с расстройством личности становится кошмаром для всего живого вокруг, и наличие психиатрического диагноза вовсе не означает, что человек совершит насильственное преступление.

Свобода воли — хотя и дискуссионная тема, но пока что ученые не смогли достоверно доказать ее несуществование, в то время как каждый из нас обладает субъективным опытом свободного волеизъявления (ну а если свободы воли нет, то вообще бессмысленно судить людей по их поступкам). Нам может быть проще поставить человеку диагноз, чем признать, что он сделал рациональный выбор убить десятки тысяч людей.

Кроме того, биографическая диагностика носит описательный, но не объяснительный характер: постфактум мы можем классифицировать диктаторов и злодеев по типам – но диагностические критерии не объяснят нам, почему из всех людей  с подобными чертами именно эти дошли до массовых репрессий или геноцида. И вряд ли помогут заранее предсказать масштаб опасности, исходящий от них: мы продолжаем выбирать Трампов и торговать с Путиными.

Непредопределенность биологической судьбы

Наш характер и личность формируются на основе генетического материала под воздействием среды. Среда — это всё, от организма матери во время беременности до культуры отношений ваших сверстников, в компании которых вы взрослеете. А еще среда — это последствия наших поступков и решений, которые формируют нас по принципу петли обратной связи. Так и злодеи зреют, как дрожжевое тесто на теплой батарее, под воздействием не только внутренних биологических факторов, но и внешних средовых.

Многие особенности наследуются — то есть привязаны к определенным генам. Например, психопатия — наследуемая организация мозга, при которой нарушена работа миндалевидного тела (отвечающего за эмоции) и орбитофронтальной зоны мозга (чувствительность к наказаниям и поощрениям). Чем сильнее выражена психопатия, тем меньше человек чувствует страх и беспокойство, плохо различает признаки дистресса и негативных эмоций у других людей, а его поведение трудно поддается коррекции при помощи угрозы наказания (осуждение или тюремное заключение).

Однако генетика — не священная скрижаль, на которой написана судьба человека. Когда генетики говорят о влиянии гена на какой-то признак, они обязательно объясняют, что ген реализуется на какой-то процент в определенных условиях. Например, гены, связанные с наследственной алкогольной зависимостью, имеют сниженное влияние на жизнь и здоровье человека, который родился и живет в религиозной общине с запретом на алкоголь.

Когда исследователи говорят о проявлении и усугублении биологической склонности к насилию, то называют два важнейших фактора: 

• переживание физического, сексуализированного или эмоционального насилия в детстве;
• взросление в бедности и неблагополучии.

Ребенок с генетической психопатической организацией мозга от рождения, ставший жертвой насилия, с высокой вероятностью пойдет по пути жестокости и насилия сам. В то время как окруженный заботой маленький психопат может вырасти в холодноватого рискованного человека, который не причинит никому особенного вреда.

То же происходит и с печально известным (и неправильно понятым) «геном воина» — вариацией гена МАО-А, кодирующим фермент моноаминоксидазу, которая расщепляет в организме адреналин и серотонин. Эта вариация встречается чаще у мальчиков (так как кодируется на Х-хромосоме), и некоторое время считалось, что этот ген обуславливает повышенную агрессивность и антисоциальность мальчиков и мужчин. Но исследования показали, что только подверженные насилию мальчики становятся взрослыми с агрессивным поведением. А мальчики с этой вариацией гена, выросшие в заботе и любви, были только чуть более импульсивными, чем другие дети.

Во многих нейроисследованиях бедность коррелирует с негативными последствиями для развития мозга и личности. Первичное следствие бедности — это хронический стресс и ощущение отсутствия контроля над жизнью.

Хронический стресс снижает когнитивные способности, нарушая работу отделов мозга, которые отвечают за память, планирование и самоконтроль. Постоянное чувство затаенной опасности нарушает работу миндалины, отвечающей за негативные эмоции, тревожность и возможность «успокоить» ее активность через контроль исполнительных центров мозга в префронтальной коре. Отсутствие чувства агентности часто приводит к формированию внешнего локуса контроля: чувству, что кто-то или что-то извне влияет на ход твоей жизни сильнее, чем ты сам. 

Нейробиолог и психиатр Джеймс Фэллон, обладатель психопатического мозга, которому повезло вырасти в функциональной семье и не совершить насильственных преступлений, верно замечает, что если бы мы знали, какие дети являются носителями несчастливых биологических констант, то мы берегли бы их как зеницу ока от насилия и жестокости. Но посколько мы не можем знать, кто из детей носит в себе психопатический потенциал — нам стоит любить и оберегать всех детей от насилия.

Социум

Ученых-генетиков, как правило, удивляет наша вера в судьбоносную всесильность ДНК. Для такого обожествления генома есть даже термин «генетический эссенциализм», и он приводит к странным последствиям: например, если убедить людей, что  у них спортивные гены, то они будут выносливее на беговой дорожке и получат больше удовольствия от спорта, чем те, кому сообщили об их неспортивной наследственности. Этот эксперимент часто интерпретируют как показатель чрезмерной веры в науку, но у него есть и другой аспект: мы формируем свою картину себя и мира, опираясь на других людей. Мы сами выбираем, каким человеком себя чувствовать, — но на основе того, что говорят нам другие. 

Среда — это не только экономика, климат и всякие стресс-факторы. Это ещё и люди, которые формируют у нас определенные эмоциональные и коммуникативные привычки и ментальные модели себя, других и мира. В том числе — формируют политические предпочтения на базе генетического материала.

Например, нарциссизм, возможно, имеет частичные генетические основания — но передается в семьях в первую очередь не генетическим, а коммуникативным способом. Родитель-нарцисс либо требует от ребенка, как от «продолжения себя», грандиозных успехов, либо проецирует на него нарциссический стыд и назначает «главным ничтожеством» в семье. О том, какое существует разнообразие маккиавелианских схем отношений в дисфункциональных семьях, написала книгу «Эмоциональный Шантаж» американская психологиня Союзан Форвард (также авторка знаменитой книги «Токсичные родители» 1989 года).

Чему учат подрастающего злодея окружающие его взрослые и какие паттерны коммуникаций приняты в среде его сверстников? Принято ли уважать чувства и мнения другого, даже если не понимаешь и не разделяешь их — или в обществе инаковость считается красной тряпкой для буллинга и насилия? Считается ли, что коммуникацией и переговорами можно достичь компромисса в конфликтной ситуации — или в сообществе действует «право сильного» (кто сильнее, тот и прав)? Насилие вызывает отторжение или романтизируется? Когда будущий диктатор подрастает, становится юношей, подростком и молодым человеком — какие пути реализации своих амбиций предлагает ему окружающее его общество? Что считается престижным: быть щедрым или брать себе всё, что плохо лежит? Что является предметом зависти: любовь других или страх и подчинение? Чем отвечали окружающие на признание ошибок: насмешками и унижением — или поддержкой и помощью в исправлении? Даже людей с первичной психопатией стимулируют к щедрости дружба и социальные нормы!

Ни один характер не формируется «сам по себе», вырастая исключительно из биологических причин. Каким бы ни было генетическое богатство так называемых «детей-Маугли» (выброшенных во младенчестве и выживавших в стаях зверей), оно не смогло реализоваться без социального научения, речи и сложной человеческой коммуникации.

Согласно теории социального мозга британского антрополога Робина Данбара, сложность мозга приматов и особенно человека непосредственно связана со сложностью социальной группы, в которой существует вид. Каждый характер, стиль общения и каждый мозг — уникальный, подобно опечатку пальца, — и всё же плоть от плоти своего социума. Например, исследования показывают, что на то, как проявятся гены, ассоциирующихся с либеральной политической ориентацией, сильно влияет наличие друзей (чем больше друзей, тем выше любовь к свободе и разнообразию).

Авторитарный характер

Диктатура из одного человека невозможна. Чтобы стать диктатором, нужны люди, вовлеченные во властную игру по особым правилам: с одной стороны, нужен ближний круг — так называемая «элита», которая и обеспечит и разделит неограниченную власть с диктатором; с другой стороны, нужны массы, согласные принять нормативы этой игры (из реальной поддержки, как в тираниях Древней Греции, или из страха, как в Иране). 

Если диктатура это нейропсихологическое состояние — то, вероятно, коллективное и сложное. Поэтому большинство исследований проблемы авторитарной диктатуры исследуют не только самих диктаторов — но и характер людей, которые его окружают и ему подчиняются.

Отвечая на вопрос о нейробиологических предпосылках диктатуры, нам стоит искать не только и не столько исключительные особенности диктатора — сколько универсальные особенности людей, которые раз за разом создают коллективную реальность диктатуры. Считается, что диктатор и его паства, как и абьюзер и его жертва, формируются на одном психосоциальном конвейере.

Ответить на вопрос о том, какой социум формирует диктатора, стараются многие. Впервые тип «авторитарной личности» стали активно исследовать во времена нацистской Германии и после ее крушения, чтобы хоть как-то объяснить, как возможны моральные катастрофы такого масштаба (как видите, прошло почти 80 лет, а мы все еще не понимаем природы диктатур). 

Эрих Фромм вывел тип «авторитарной личности» в своей работе «Бегство от свободы» 1941 года. Это личности, которые не могут выдержать неопределенности свободы и тягости ответственности за собственные выборы — и для избавления от гнетущей экзистенциальной тревоги готовы подчиниться авторитарному лидеру, который расскажет, к чему стремиться, что любить и кого ненавидеть. Продолжила тему известная и сильно критикуемая за тенденциозность психоаналитическая работа «Авторитарная личность» Теодора Адорно и коллег, в которой авторы развили мысль о том, что жестокая эксплуатация, узость взглядов, сопротивление новому и высокая социальная агрессия связаны не с доминирующим — а с тревожным характером человека, который ищет спасения от неопределённости в категоричности суждения и защиты — в нападении. 

Психологи, как правило, сводят причины формирования авторитарной личности к первичной социализации (родителям и семье, учителям и школе). Психологиня Диана Баумринд на основе исследований авторитарной личности определила три стиля формирующего воспитания: авторитетный, авторитарный и либеральный. Авторитарный стиль характеризуется обилием произвольных требований и правил, негибких и не объяснимых, в нем доминирует наказание, а эмоциональные потребности ребенка не учитываются. Воспитанный авторитарными родителями человек склонен следовать чужим указаниям и быть конформистом, но этому подчинению нередко сопутствует неудовлетворенность жизнью, обида, горечь и мстительный взрыв. 

В разных культурах и даже в разных социальных классах доминируют разные стили воспитания и разные предпочтительные личности (классическое противопоставление — это индивидуалистическая личность в США и коллективистская в КНР). Антрополог Адри Куссеров сравнил воспитание в американских семьях богатых людей, в семьях хорошо зарабатывающих рабочих и в семьях бедняков из криминальных районов. Именно в последних царил самый авторитарный стиль воспитания — «жесткий защитный индивидуализм». Родители старались оградить детей от улицы и жестокости мира и одновременно «натренировать переносить невзгоды»: они не только призывали блюсти свои интересы и не сильно доверять другим людям, но и много дразнили своих детей. Чем богаче и благополучнее была семья — тем больше свободы и уважения к личности она могла себе позволить, на пике благополучия и вовсе поощрялась чувствительность, инаковость и творчество, непостижимые для семей с социального «дна».

Ученые предполагают даже, что авторитарный характер может быть результатом нарушений работы вентромедиальной префронтальной коры — зоны мозга, ответственной за принятие взвешенных решений, той самой, которая страдает от стресса, насилия и бедности.

Эта классовая тенденция авторитарного воспитания совпадает с идеей возникновения диктатур как ответ социума на кризисы. Древние Греки избирали тирана в моменты социальных потрясений, чтобы быстрые решения единоличного властителя помогли сохранить общество — даже если был велик рис полной узурпации власти. Может быть, современные диктаторы поднимаются наверх и не встречают активного сопротивления в своих обществах не только из-за страха наказания — но и из надежды массы авторитарных личностей, что «сильная рука» отведет от общества, напуганного неизвестностью и свободой, ещё большую беду.

Власть

Политика — это соревновательная игра в распределение ресурсов и источника этих ресурсов, власти. В этом смысле политикой занимаются даже шимпанзе, что показал в своей знаменитой книге приматолог Франс де Вааль: наши мускулистые кузены, оказывается, те еще любители шекспировских драм. Люди борются за доминирование и власть, стоит нам только собраться вместе. 

Множество трудов — от упомянутой «Политики у шимпанзе» Вааля до «Тестостерона Рекс» Корделии Файн — объясняют разные биологические драйвы борьбы за власть. Если коротко, то в условиях иерархической системы отношений (когда положение в иерархии прямо влияет на доступность еды, возможностей, безопасности и доступа к противоположному полу) отсутствие власти вызывает стресс, а социальные победы и собирание власти в свои руки приводит к его снижению, чувству безопасности и удовольствия и росту уверенности в себе — что способствует новым социальным победам. Правда, возможность потерять власть выводит и приматов и людей на новый круг тревожности, отсюда мероприятия по удержанию власти.

Стремление к власти приятно, несмотря на все связанные с политикой стрессы. Неудивительно, что находится множество людей, которые согласны обменять слепое подчинение диктатору на большую власть над нижестоящими.

Тем более, что мы склонны делить людей на «мы» и «они», и как только «мы» оказываемся в элите, то вдруг органично начинаем верить, что заслужили это тяжким трудом и личными достоинствами, в том время как «они» расплачиваются своими бедствиями за личные пороки, плохую карму и грехи перед богами.

Как правило, любые стимулы, вызывающие биологическую мотивированность, имеют «темную сторону» аддиктивного поведения: потребность в сексе оборачивается порнозависимостью, радость от социального поощрения — зависимостью от соцсетей, удовольствие от достижений превращается в болезненное достигаторство и выгорание и так далее.

Возможно, власть тоже вызывает рост толерантности и необходимость повышать дозу для успокоения властной тревоги? Эмпирические наблюдения за власть имущими показывают, что искажения в их восприятии себя и мира растут пропорционально степени власти. Это подтверждают биографии многих засидевшимися на воображаемом троне и целом корпусе мировой литературы о стремлении к господству, которое съедает душу.

Британский политик и медик Девид Оуэн в конце 2000-х описал «гибрис-синдром» (от греческого «гордость») по итогам своих наблюдений за мировыми лидерами и политиками. Так он назвал измененное психологическое состояние, свойственное профессиональной деформации людей при власти или «расстройство обладания властью». Человек с этим синдромом видит мир как арену для увековечивания себя, преимущественно с применением силы. Он чрезмерно самоуверен, а других презирает. Проявляя черты мессианства и экзальтации, он путает свое «я» с организациями и целыми нациями, употребляя королевское «мы» в речи. Человек с гибрис-синдромом испытывает чувство ответственности только перед высшим судом — обычно Богом или историей — и при этом абсолютно уверен, что на этом суде будет оправдан. При крайних проявлениях он теряет связь с реальностью, становится иррационально беспокойным, безрассудным и импульсивным несмотря на серьезные последствия его поступков.

Гипотеза нейротоксичности власти (особенно длительной и слабо ограниченной), ещё требует исследований и доказательств. Диктаторов и окружающую их элиту сложновато запихнуть в аппарат фМРТ для сканирования мозга. Однако ясно, что ограничивающие власть отдельного человека институты нужно ценить и развивать и рассматривать их как защитный механизм от нейроинтоксикации людей, которые берут на себя большую ответственность и которым после руководящей должности неплохо бы на некоторое время отправиться на рехаб, играть на дудочке и считать овец, чтобы вернуть химический баланс мозгу.

______________________

Мы не можем с научной точностью ответить, что именно не так с этими жестокими и безумными диктаторами. Но поскольку нам известны некоторые факторы, которые могут поспособствовать формированию злодейского характера, у каждого из нас есть шанс принять участие в снижении их влияния на детей и подростков: они сформируют будущее общество, которое все меньше будет бояться свободы и ответственности и все меньше нуждаться в сильной руке. А также мы можем принять участие в укреплении и развитии институтов демократических ограничений, которые помогут взрослым не отравиться переизбытком власти.