Хтонический Негр: поверхностные заметки о Лавкрафте и контркультуре

Старый свет бурлит, и самый его скам доплывает до американских мегаполисов, оседая на благодатной дегенерации почве сухого закона и послевоенной суматохи. Криминогенная обстановка приобретает всё более ужасающие масштабы. Мало было бутлегерства, рэкета, заказных убийств и ограблений, так ещё в городе учащаются инциденты пропажи детей, в которых наверняка замешано редхудское отродье из инородцев и кровосмешенцев, известное своими богопротивными культами, которые они притащили с собой в Штаты из заокеанских земель. Детектив Томас Меллоун заинтересовался этим делом ещё на службе в полиции, и ныне намерен расследовать творящийся в трущобах кошмар. Поиски выводят его на Роберта Сейдема, выходца из старинного голландского клана, влиятельного человека и практикующего каббалиста.

В его квартире, помимо шапочки младенца, подтверждающей причастность к инцидентам, также обнаруживаются золотые слитки, пентаграммы, образы богопротивных существ, каббалистические заклинания на древних языках и они...

«HEL · HELOYM · SOTHER · EMMANVEL · SABAOTH · AGLA · TETRAGRAMMATON · AGYROS · OTHEOS · ISCHYROS · ATHANATOS · IEHOVA · VA · ADONAI · SADAY · HOMOVSION · MESSIAS · ESCHEREHEYE»

Имена 17 демонов времён упадка Александрии, уже от прочтения имён которых кровь стынет в жилах...

Ну, по версии рассказа "Ужас в Ред-Хуке" за авторством Лавкрафта. В действительности это всего лишь искажённые имена и титулы авраамического Бога с ангелами, что использовались античными заклинателями для защиты от злых духов. Данный список был полностью заимствован писателем из 9-го издания "Encyclopædia Britannica" за редакцией антрополога Эдварда Тейлора, автора "Первобытной культуры", и ничего инфернального ни в приведённой формуле, ни в самой книги и в помине нет.

Можно напомнить об авторском восприятии христианства как чужеродной религии, подчеркнуть неприкрытые симпатии к политеистическим культам старой Европы, пуститься в пространные рассуждения о глубоком посыле данной сцены, но зачем? Более правдоподобной представляется версия, что Лавкрафт не вполне ориентировался в религиозно-оккультной теме, не интересовался противоречиями в теологии, метафизике, этике и эстетике разных систем, и потому, например, дружба туранских сектантов-кочевников с персидским дьяволопоклонникам, голландскими каббалистам, тибетскими шаманистам и езидами на страницах его произведений подаётся как нечто само собой разумеющееся, а христианские обозначения оказываются воплощением инфернализма.

Помимо простительной некомпетентности в обозначенных темах (всё же никто не претендовал на документальную прозу), он не был склонен к религиозности и никогда не состоял в организациях по типу "Золотой Зари", "Телемы" и далее по списку. Оттого религиозно-оккультный аспект творчества Лавкрафта представляется крайне переоценённым, а подавляющее большинство тематических исследований — высосанными из пальца.

Боги-идиоты, Древние, призраки, ведьмы. Всё это феномены потустороннего, в которые он, материалист до мозга костей, никогда не верил. По-настоящему его пугал лишь наш мир, полный секса, хаоса, насилия и иррациональности; и слова английского писателя Артура Маккены, взятые в эпиграф, в контексте отражают его ужас перед миром, и страх лишиться эволюционных особенностей, позволивших устроить островок иллюзорного, но порядка, достигаемого самоконтролем.

«Что до пуританских запретов, то с каждым днём я ими понемногу все более восхищаюсь. Это попытки к тому, чтобы сделать из жизни произведение искусства — чтобы сформировать образец красоты в том свинарнике, каким является животное существование, — и из этого пробивается ненависть к жизни, которой, отмечена душа самая глубокая и самая восприимчивая. Я так устал слушать поверхностных ослов, бушующих против пуританизма, что, думаю, я стану пуританином. Пуританствующий интеллектуал — это идиот, почти такой же, как и антипуританствующий — но пуританин по тому, как он ведет себя в жизни, — это единственный человеческий тип, который можно искренне уважать. Я не питаю ни почтения, ни какого-то бы ни было уважения ни к одному человеку, который не живет в воздержании и чистоте», — напишет Говард в одном из писем, очевидно, подразумевая под "образцом красоты в свинарнике", родной, тихий Провиденс в Новой Англии, с церквушками, колониальной архитектурой и белым населением, приверженным строгим пуританским принципам.

Он знал, что уголок свободы от хаоса не может существовать вечно, и эта боязнь крушения пуританства имела отчётливый параноидальный оттенок, проявляющийся тем больше, чем дольше он оставался на этом свете.

Лавкрафт, безусловно, был расистом, но лишь из посылки, что евреи, итальянцы, индейцы и прочие инородные элементы являют собой экзистенциальную угрозу его мирку, поскольку являются агентами природы/первобытности/хаоса. Пускай, Говард не любил их всех вместе и по отдельности, но подобное отношение особенно остро было явлено в отношение чернокожих.

"Эти штуковины — или дегенерирующее вещество в процессе клейкого брожения, из которого они сляпаны, — кажется, текут, просачиваются и проливаются в зияющие щели тех ужасных домов, и мне пришла мысль о веренице чанов, исполинских и злотворных, в край переполненных разлагающимися мерзопакостями, которые того и гляди хлынут, чтобы утопить весь мир целиком в лепрозной стихии полужидкого гниения", — таковы впечатлениями писателя от встречи с неграми на улицах Нью-Йорка.

Чернокожий для Лавкрафта — существо от природы порочное, лишь имеющее людскую фигуру, по его собственному описанию из стихотворения 1912-го года. Неопрятно выглядящее, неспособное к чтению и письмо, до одури хаотичное, громко разговаривающее, танцующее, склонное к беспорядочным половым связям и насилию. Всё как и заведено в природе. Настоящая квинтэссенция  экзистенциальной угрозы для Лавкрафта; и проникновение в белое общество исконно чёрных джаза и свинга являлось лишним подтверждением его опасений о неминуемой победе свинарника.

***

Послевоенные годы для США — период процветание, когда аккуратные белые домики прорастали под городами как грибы после дождя. Субурбия — воплощение американской мечты, с аккуратно стриженными газонами и лучезарными улыбками приветливых соседей, готовящих барбекю. Именно на такой почве и зародилась американская контркультура, определившая вторую половину 20 века.

Выходцы из благополучных белых семей, пресытившись благами складывающегося общества потребления, возжелали иного пути, что не гарантировал им финансового благополучия, но позволял обрести свободу. В поисках выхода из лабиринтов американской мечты, на глаза им попался негр, в яркой, если не кислотной одежде, с оголённой грудью на выкате, с саксофоном в руках и косяком марихуаны в зубах. Было в нём что-то не от мира сего, и не от этого времени. Свою персоналию он проявляет посредством знаков, громоздких позолоченных цепей, перьев и широкополых шляп, а энергию и чувства выплёскивает не чернилами на бумаге, но свингом и джазом.

Неподвластный пуританским нормам, в глазах консервативной Америки он был дикарём, и в тоже время примером для подражания у молодых бунтарей.

Подробнее тема связи негров и контркультуры раскрывается в культовом эссе ''Белый негр: поверхностные размышления о хипстеризме" за авторством американского писателя Нормана Мейлера, в которой он определяет хипстеризм субкультурой, выражающейся в подражании неграм, в одежде, музыке и этических принципах. Поэтому для удобства он предлагал называть приверженцев этой субкультуры "белыми неграми".

Российский философ Дмитрий Хаустов пишет о них следующим образом: "Хипстер – этакий современный дикарь, перенесший первобытные принципы, а именно отсутствие всяких принципов и полный примат телесности, в современную городскую среду. Это, конечно, приносит с собой много радости и удовольствия, а вместе с тем, конечно, много насилия, потому что таков закон тела." (Замечу, что от этих "дикарей" совсем не осталось оригинальных письменных источников, и их описания содержатся лишь в работах современников, непричастны этому движению, например, в романе "Джанки" Уильяма Сьарда Берроуза.)

Закон тела, стремящийся ниспровергнуть белый порядок. Примат телесности, в противовес воздержанию. Алкоголь и наркотики заместо аскезы. Чувства, довлеющие над разумом. Хипстеры, и последующие контркультурные движения то разбитое поколение, в вырожденчестве ищущая ответы на извечные экзистенциальные вопросы; хиппи – употребляющие наркотики, декларирующие отказ от цивилизации и исповедующие расширение сознания через наркотики; панки, что ставили своей целью деструкцию сложившейся системы; они были одним из тех таранов, пошатнувших консервативный культурный мейнстрим, с его патриархальными ценностями, религиозностью и этноцентризмом.

Пускай, бунт, выраженный в выжигании своего мозга кислотой, бесконечных оргиях, не мог сокрушить системы, сразу же подвергся коммерциализации, но его элементы, интегрированные в массовую культуру, пожалуй, стали тараном, пошатнувшими позиции консервативного уклада, с его патриархальными ценностями, религиозностью и этноцентризмом. И всё благодаря негру.

Он оказался на самом дне, чтобы пустить корни в душах белых людей, уничтожив их уютный мирок и ввергнув их существование в пучину первобытного хаоса. По-крайней мере такой пафос можно нагнать, совмещая современные культурологические концепции с Лавкрафтовским мировосприятием. Настолько образ и роль негров в них синонимичны, пускай, невзирая на разнящиеся оценки, и это забавно.

Окажись я отстранённым отшельником из Провиденса, промышляющим написанием ужасов, обязательно воспринял бы описанные процессы за феномены последних дней, не мира, но белой цивилизации.

Впрочем, гуманитарщина...