От Коминтерна к «Тоталинтерну»

Евгений Верлин

Размещено в научно-образовательных некоммерческих целях в телеграм-канале "Восточный ветер" https://t.me/east_veter

О чем не сказал и никогда не скажет председатель Си, хотя подлинная история КПК давно известна и документирована

Флаги на площади Тяньаньмэнь (Пекин). Фото: Unsplash.com

В предыдущем тексте в «Будущем» я уже писал о том, как в своей длинной речи по случаю 100-летия Компартии Китая верховный лидер КНР Си Цзиньпин ни словом не упомянул – несмотря на заранее поступившие от Путина «напоминания» в архивной форме и лично в режиме видеоконференции – про роль Москвы в создании и становлении КПК. Умолчал Си и о помощи Советского Союза китайским коммунистам в войне с Гоминьданом, и о том, как после образования КНР масштабная инженерно-техническая и финансовая поддержка СССР обеспечила создание в Китае современной промышленности, науки и техники, подготовку кадров и так далее.

Принцип «никто никому ничего не должен» хоть и не совсем в духе китайской традиции, зато вполне применим к России. Разными путями до нас доносят, что это мы с нашим историческим «территориальным долгом» должны Поднебесной, а вот Китай нам «ничего не должен». Ведь, рассуждают в Пекине со времен Мао, советские лидеры хотели дружить с Китаем не по причине мифической «пролетарской солидарности», а в интересах укрепления своей власти внутри СССР и над «социалистическим лагерем», превращения Китая в союзника Москвы в противостоянии с Западом.

Так было 100 лет назад, так обстоит дело и сегодня, когда на горизонте забрезжил эдакий «Тоталинтерн» (тоталитарный Интернационал) во главе с Китаем, в котором теперь уже России уготована роль «младшего брата».

Но об этом когда-нибудь в следующий раз, пока же предлагаю восполнить «пробел» в речи Си в части истории создания КПК посредством краткого экскурса в архивные документы и научную литературу. Тем более, что отмечаем 100-летие КПК мы не одну неделю: ведь I съезд КПК на самом деле проходил не 1 июля, а в два этапа – с 23 июля по 5 августа. Первый же день июля выбран Мао Цзэдуном в 1941 году потому, что Мао, как и находившийся тогда рядом с ним один из немногих выживших делегатов I съезда Дун Биу, «запамятовал» точные даты рождения партии.

Смешно? Да, но так написано в официальной истории КПК.

Бриллианты для диктатуры пролетариата. Китайского

В ⁠своей речи председатель Си обрисовал появление КПК ⁠на китайской земле таким патетическим пассажем:

Орудийные ⁠залпы Октябрьской революции донесли до ⁠Китая марксизм-ленинизм. Наряду с великим пробуждением китайского народа ⁠и китайской нации, в процессе ⁠соединения ⁠марксизма-ленинизма с китайским рабочим движением родилась Коммунистическая партия Китая.

⤢

Си Цзиньпин на праздновании 100-летия Компартии. Фото: South China Morning Post / youtube.com

Казалось бы, вслед за этим напрашивалось упоминание имени Мао Цзэдуна как одного из основателей КПК, но Си не стал этого делать. Почему? Да просто потому, что при ворошении «славного прошлого» возникает слишком уж много неудобных вопросов.

И первый среди них: насколько самостоятельны были китайские коммунисты, и Мао в их числе, в первые десятилетия существования КПК?

Масса статей, воспоминаний и документов, в том числе на китайском языке, свидетельствует о том, что Кремль через созданный им III Коммунистический Интернационал (Коминтерн) с самого начала участвовал в создании китайской Компартии. Более того, направлял и контролировал чуть ли не каждый шаг этого процесса. Но прежде всего создатели III Коммунистического Интернационала во главе с Лениным и Троцким попытались понять, на кого все-таки сделать ставку в Китае.

Задача эта была весьма непростая. Дело в том, что в Поднебесной на волне патриотического и антиимпериалистического движения «4 мая 1919 года» возникло свыше сотни политических партий левой направленности, и почти все они симпатизировали Октябрьской революции. В буквальном смысле наблюдались «расцвет ста цветов, соперничество ста школ». Выражалось это в том, что эмиссары от этих партий, несмотря на Гражданскую войну в нашей стране, регулярно наведывались в «центр мировой революции» Москву и его «филиал» Владивосток через «русский» город Харбин.

Лидеры Коминтерна сначала пытались как-то сплотить группы китайских «соратников», но в какой-то момент, видимо, совсем сбились со счета, решив, что лучше бы сделать ставку на создание «своей» партии. Причем строить ее «с нуля» и не на конфуцианских или социал-демократических началах, а на «большевистских» принципах централизма, что должно было обеспечить передачу своего детища под полный контроль Москвы.

Звучит как утопия? Но ведь вожди Коминтерна ставили цель создать единую «всемирную коммунистическую партию», так что эмиссары взялись за дело энергично и фанатично.

⤢

Площадь Тяньаньмэнь (Пекин). Фото: Unsplash.com

Крестный отец КПК

Первая же глава эпохальной саги «Москва и КПК» повествует о создании под диктовку и на деньги Коминтерна партии китайских коммунистов. Первым «крестным отцом» КПК можно по праву считать блистательного революционера и интеллектуала, сына еврейского коммерсанта из Невельска Григория Наумовича Войтинского (он же Зархин), который большую часть своей сознательной жизни, вплоть до своего возвращения на родину после Февральской революции, жил, учился и работал в США (куда эмигрировал в 1907-м вместе с родителями).

В Китай 27-летний революционер прибыл в апреле 1920 года, причем явно на длительный срок – вместе с женой М.Ф. Кузнецовой, сотрудником Дальневосточного бюро Коминтерна И.К. Мамаевым и членом РКП(б), сотрудником ИККИ Ян Минчжаем. Основная часть «командировочных» группы, как уверены исследователи истории Коминтерна, была спрятана в виде бриллиантов в подошвы и каблуки. Специалисты Коминтерна считали это наиболее надежным способом перемещения крупных денежных средств через границу.

В Пекине Войтинский несколько раз встретился с главным марксистом Северного Китая Ли Дачжао. Но долго Григорий Наумович в китайской столице не задержался. Получив от Ли рекомендацию, адресованную лидеру шанхайских коммунистов Чэнь Дусю, он выехал в политически более свободный и демократичный Шанхай. Вместе с Чэнем создали «Революционное бюро», а также первые партийные кружки. В июле 1920-го была образована первая полноценная коммунистическая ячейка (секретарем ее стал Чэнь Дусю), а в августе – Шанхайский социалистический союз молодежи с отделениями в Пекине и Тяньцзине. В ноябре шанхайская ячейка получила новое название – Коммунистическая партия. Коммунистическую же ячейку в Пекине учредил Ли Дачжао.

Конечно, для всего этого нужны были не только деньги, но и удобная «крыша», и Войтинский, свободно владевший английским, ее создал. В мае он со товарищи приступили к работе в англоязычной газете Shanghai Chronicle, издававшейся с 1919 года (а с весны 1920-го на деньги Москвы) на территории международного сеттльмента в Шанхае еврейскими эмигрантами из России. В помещении редакции обосновалась и штаб-квартира созданного в августе китайского отделения Коминтерна.

Москва слезам не верит

3 июня 1921 года на замену Войтинскому, отбывшему весной на родину, в Шанхай прибывает – в сопровождении профессионального разведчика В. Никольского – новый эмиссар Коминтерна – голландский революционер Г. Маринг, имевший большой опыт антиколониальной борьбы (конкретно – на принадлежащем Голландии острове Ява). На первой же встрече с лидерами местных марксистов он донес до них указание «центра» – как можно скорее провести учредительный съезд «правильной» компартии.

Деньги на это Москва тоже прислала (стало известно, что после отъезда Войтинского деятельность марксистских кружков в Китае прекратилась). Несмотря на сопротивление отца-основателя КПК Чэнь Дусю, Г. Маринг все-таки настоял на том, чтобы оплатить «командировочные» расходы на приезд и участие в I съезде КПК (проходившем в два этапа с 23 июля по 5 августа – сначала в Шанхае, а затем в городе Цзясин провинции Чжэцзян) делегатам от семи марксистских кружков различных городов страны.

Каждому из 13 делегатов съезда (в том числе в городе Чанша Мао Цзэдуну) было переведено почтой вместе с приглашением по 100 юаней. О реальном размере этой суммы можно судить по тому, что средняя месячная зарплата сотрудников секретариата китайского Красного рабочего профсоюза, который также финансировался Коминтерном, составляла 20–25 юаней.

Кстати, сам вопрос о проведении «инаугурационного» съезда КПК Г. Маринг, прибывший в сопровождении китайского коммуниста, сотрудника ИККИ Чжан Тайлэя, поставил перед руководителями китайских коммунистов в Шанхае сразу же после своего прибытия в этот город. Встречавшиеся с ним по поручению Чэнь Дусю (тот отсутствовал по уважительной причине) Ли Да и Ли Ханьцзюнь поначалу отрицательно отнеслись к предложению Маринга получать «субсидии» от Коминтерна, заявив голландцу о готовности принимать их «только в случае попадания в стесненное положение». На что Маринг парировал:

С точки зрения интернационализма, Коммунистический Интернационал обязан помочь коммунистическим партиям всех стран. КПК же должна спокойно принять эту помощь.

Однако соратники Чэня, следуя его линии, дали московскому гостю «ясно понять, что вопрос о вхождении Компартии Китая в Коминтерн пока не решен… Что касается финансирования, в целом же мы не рассчитываем полагаться на субсидии Коминтерна для развития нашей работы».

⤢

Здание в Шанхае, в котором проходил I съезд КПК. Фото: wikipedia.org

Тем не менее Шанхайское отделение КПК (а оно, кстати, уже с октября 1920 года действовало под названием Коммунистическая партия) согласилось с предложением Маринга создать «настоящую всекитайскую компартию». После чего Ли Да отправил письма во все региональные коммунистические ячейки с предложением направить на съезд в Шанхай по два делегата от каждой ячейки.

По воспоминаниям Ли Да, именно Маринг и Никольский предложили созвать всекитайский съезд коммунистов и провозгласить на нем создание Коммунистической партии Китая.

Революционеры «свои» и «чужие»

Отметим, что в марксистских кружках, куда были отправлены приглашения, членов насчитывалось 54, в то время как в уже созданных и «аккредитованных» в Коминтерне Коммунистической партии Китая главы Национальной студенческой федерации Яо Цзобиня и лидера Социалистической партии профессора Пекинского университета Цзян Канху (оба уже получили мандаты делегатов и участвовали в трех конгрессах Коммунистического Интернационала!) их было несколько сотен тысяч. Только в Социалистической партии Цзяна число «самопровозглашенных» членов партии к 1921 году достигло 520 тысяч человек, а отделений по стране было создано 490!

И вообще, на III съезд Коминтерна Москва пригласила представителей пяти-шести уже действующих китайских партий, называющих себя коммунистическими или демократическими.

И тем не менее какая-то из «башен Кремля» настояла, что лучше будет, если в Китае появится «своя» компартия, создание которой происходило бы под полным контролем Коминтерна. Ну а чтобы Яо Цзобиня и Цзян Канху исключили из состава делегатов Коминтерна, помощник ответственного сотрудника ИККИ Владимира Никольского (прибывшего вместе с Г. Марингом) Чжан Тайлэй и переводчик Войтинского Ян Минчжай написали председателю ИККИ Г. Зиновьеву доноcы на политических конкурентов, «разоблачив» их «антимарксистскую сущность» и так далее.

Ну а как развивались события дальше в Китае? В первые месяцы после своего прибытия в Шанхай Маринг находился с Чэнь Дусю в весьма натянутых отношениях. Дошло до того, что голландец однажды публично заявил: «За прошедший год Третий Интернационал потратил в Китае свыше 200 тысяч юаней, а особых результатов от китайских товарищей не видно». В ответ Чэнь Дусю тут же дал отповедь:

«Где мы используем столько денег?! Половина из них потратили на себя представители Третьего Интернационала, которые поселились на виллах с видом на море, ели и пили вдоволь. Как они могут обвинять других?!» (Явный камень в огород уехавшему недавно Войтинскому со товарищи.)

Все изменилось после ареста Чэня полицией французской концессии в октябре 1921 года. Чэнь тогда не выдал Маринга, последний же взял на себя оплату услуг адвоката и выписанного судом китайскому революционеру огромного штрафа. После чего оппоненты помирились, и началось регулярное финансирование китайской компартии Коммунистическим Интернационалом.

Согласно книге Ян Куйсуна «Мао Цзэдун и благодарности и жалобы Москвы», в докладе Чэнь Дусю Коминтерну содержались такие данные: «с октября 1921 по июнь 1922 года ЦК КПК потратил 17 655 юаней, из них 16 655 юаней было получено от Коминтерна, самостоятельно же собрали 1000 юаней».

Как следует из книги «Китайское революционное движение (1920–1925)», ежемесячные расходы Компартии Китая на 1923 год, согласно утвержденному Коминтерном бюджету, определялись в 1000 золотых рублей, в том числе: расходы на издание еженедельника «Путеводитель» – 210 юаней и рублей; расходы на еженедельник для рабочих – 40 рублей золотом; на печать листовок, деклараций и так далее – 60 рублей золотом; на организаторов и промоутеров в Ханькоу, Хунани и Шанхае – по 60 золотых рублей в каждом городе, 80 золотых рублей в Пекине, по 40 золотых рублей – в Гонконге и Гуанчжоу и 30 золотых рублей в Шаньдуне; командировочные расходы двух членов ЦК составляют 100 золотых рублей; расходы на проживание двух ораторов составляли 120 золотых рублей, непредвиденные расходы – 100 золотых рублей. Общие годовые расходы оценивались в 12 тысяч золотых рублей.

Но даже при финансовой помощи Коминтерна экономическое положение Компартии Китая оставалось очень напряженным. 7 сентября 1924 года Чэнь Дусю написал представителю Коминтерна Г. Войтинскому:

Экономическое положение нашей партии очень серьезное. Из-за нехватки средств многие аспекты работы находятся в бедственном состоянии. Мы надеемся, что вы немедленно получите поддержку со стороны Коммунистического Интернационала и Красного интернационала профсоюзов. Присылайте нам деньги на июль, август, сентябрь и октябрь.

После этого финансовая помощь Коммунистического Интернационала Коммунистической партии Китая с 1924-го по 1927 год заметно возросла. Уже в 1924-м фактическое финансирование деятельности КПК Коминтерном увеличилось до 36 тысяч золотых рублей.

⤢

«Выше великое знамя социализма с китайской спецификой! Серьезно изучать и воплощать в жизнь идеи Си Цзиньпина о социализме новой эпохи с китайской спецификой!» Лозунг поселкового комитета КПК деревне Сыи поселка Паньцзявань, уезд Цзяу пров. Хубэй. Фото: wikipedia.org

И восстания рабочих тоже

Но, судя по всему, указанные деньги были лишь верхушкой айсберга, малой частью общих расходов большевиков на «раздувание мирового пожара». Ведь уже первый бюджет Коминтерна, принятый специальным решением политбюро в апреле 1922 года по докладам Сокольникова и Пятницкого и подписанный Сталиным, составлял 5 536 400 золотых рублей.

Заметим, что и это было не все. В эти годы официальный бюджет Коминтерна составлял лишь часть ассигнований на его деятельность. Зачастую на те или иные запросы национальных компартий направлялись деньги из так называемого резервного фонда и фонда политбюро, а также из бюджета ОГПУ. Так, в апреле 1922 года заведующий Восточным отделом НКИД и будущий полпред в Китае Лев Карахан докладывал И. Сталину, что передал крупные суммы корейцам (дважды золотом на сумму 600 тысяч рублей и один раз царскими купюрами – 4 млн рублей), а также крупные суммы для создания двух типографий в Шанхае и Пекине и так далее.

По ходу чтения различных источников у меня сложилось впечатление, что на «китайском фронте» в 1920-е годы трудились не только десятки посланцев Коминтерна типа интеллигента Войтинского, но и множество прошедших огонь и воду сотрудников советских спецслужб. Вот, к примеру, выжимка из служебной «объективки» на кадрового военного и разведчика, латыша Александра Аппена (он же Хмелев, он же Венцель):

С сентября 1926 года находился в Китае под фамилией Хмелев, руководил нелегальной военной организацией КПК, организовывал боевые рабочие дружины. Под его непосредственным руководством были проведены три восстания шанхайских рабочих, последнее из которых закончилось захватом Шанхая.

Это, заметим, расходится с официальной китайской версией, по которой «организовал и осуществил захват Шанхая отрядами рабочих» ближайший соратник Мао Цзэдуна Чжоу Эньлай.

Бриллианты (а иногда и опиум) для диктатуры пролетариата

Как пишет в своей книге «Советская разведка в Китае. 20–30 годы ХХ века» (М.: КМК, 2007) российский китаевед Виктор Усов, часто за границу отправлялись бриллианты и другие драгоценности: их дипкурьерам удобней было нелегально перевозить через границу. Драгоценности чаще всего прятали в подметки ботинок и каблуки туфель агентов Коминтерна, направлявшихся в ту или иную страну. В Коминтерновском архиве найден интересный документ от 18 августа 1919 года – письмо на имя секретаря ЦК ВКП(б) Е.Д. Стасовой, в котором содержится ответ на вопрос: зачем для нужд служб Коминтерна необходимо определенное количество кожи:

Уважаемый товарищ Стасова! Кожа нам нужна для подметок, в которые мы будем заделывать ценности, главным образом бриллианты… Очень прошу Вас сделать соответствующую надпись на нашей бумаге. С товарищеским приветом, управляющий делами Клингер.

Судя по всему, необходимая коминтерновским работникам кожа была выделена.

Однако не всегда деньги попадали по назначению. Так, руководитель Восточного отдела Коминтерна Г.И. Сафаров докладывал Сталину, что денежные средства и ценности выдаются совершенно «безответственным людям из отдельных групп». Он приводил пример, когда неким Ху Нан Гену и Kим Чи Иру было выдано 200 тысяч золотых рублей для поддержки национального движения в Корее, однако, как выяснилось, деньги пошли для продолжения фракционной борьбы в корейской эмиграции.

В книге Виктора Усова приводится и другой вопиющий случай. Таро Ёсихара (псевдоним – Ноги) приехал в Россию в 1920 году из США, где он был активистом прокоммунистического профцентра, руководимого Уильямом Хэйвудом. В России Ёсихара участвовал в первом съезде народов Востока в Баку в 1920 году и был делегатом III Конгресса Коминтерна в 1921-м. Осенью 1921-го по поручению Коминтерна он был направлен в Японию для установления связи с японскими коммунистами. Ему были выделены драгоценные камни на крупную сумму для финансирования организационных мероприятий по созданию КПЯ, однако Ёсихара растратил эти средства.

Очевидно, масштаб выявленных злоупотреблений вынудил В. Ленина лично набросать проект секретного письма ЦК РКП(б) от 9 сентября 1921 года следующего содержания:

Нет сомнения, ч[то] денежные пособия от К[оммунистического] И[нтернационала] компартиям буржуазных стран, будучи, разумеется, вполне законны и необходимы, ведут иногда к безобразиям и отвратительным злоупотреблениям.

По воспоминаниям деятеля Коминтерна Маргариты Бубер-Нейман (жены еще одного «крестного отца» КПК, участника ее I съезда В. Никольского), ее муж по поручению И. Сталина выехал летом 1927 года на встречу с представителем Коминтерна в Китае В. Ломинадзе, с которым должен был отправиться в Кантон и возглавить там руководство восстанием. Везли восставшим и деньги. Все вроде бы шло по намеченному плану, Ломинадзе и В. Никольский (Нейман) встретились в порту Шанхая, на борту океанского лайнера под фальшивыми именами продолжили путешествие в Гонконг (откуда путь их лежал в Кантон), но по прибытии в пункт назначения в гостиничном номере при передаче доставленного чемодана с деньгами «ответственным товарищам из Кантонской секции КПК» последние при пересчете купюр обнаружили нехватку 3 тысяч долларов.

Ломинадзе и Никольский, вспоминала жена последнего, «были потрясены», подумав, что в их вынужденное отсутствие в каюте на борту лайнера кто-то вскрыл чемодан. Они еще раз попросили китайцев пересчитать деньги. Сумма оставалась прежней. Тогда они потребовали от «кантонских товарищей», чтобы те позвонили в Шанхай и узнали, сколько денег было на самом деле заложено в чемодан. Ответ из Шанхая был более чем неожиданным. Была названа сумма на 2 тысячи долларов меньше той, которую доставили Ломинадзе и Нейман и зафиксировали при пересчете «кантонские товарищи».

«Этот эпизод доказывал, – писала г-жа Нейман, – какая хаотическая неразбериха в финансовых делах господствовала тогда в аппарате Коминтерна».

А вот еще более поразительный эпизод, приведенный в книге Виктора Усова: «На заседании Туркбюро Коминтерна 18 июня 1921 года под председательством Я.Э. Рудзутака из девяти пунктов повестки дня три были посвящены решению финансовых проблем, в одном из них говорилось, что “выделена крупная сумма в китайской валюте и значительное количество опиума (курсив мой. – Е.В.) для отправки агентов в Южный Китай”».

Иными словами, когда не хватало пропагандистских брошюр и бриллиантов, отправляли наркотики.

Кстати объемы советской «дипломатической почты» постоянно вызывали вопросы за рубежом. «Особенно большие сомнения» возникали в Европе. Министр внутренних дел Германии в своем письме статс-секретарю германского МИДа от 25 марта 1921 года выражал уверенность, что в мешках дипломатической почты РСФСР «будет лежать не что иное, как материал для агитации за мировую революцию, так как у России не найдется ничего лучшего на экспорт».

Наивный министр – ему, видимо, и в голову не приходило, какими на самом деле бывают «материалы для агитации за мировую революцию».