Остров. История одного людоедства

Как власть уморила на речном острове в Сибири сотни человек. И почему история так похожа на современность

Накануне в России отмечали день памяти жертв политических репрессий. В Томске вместе с акцией «Возвращение имен» прошла презентация документального фильма ТВ2 «Остров. История одного людоедства». В основу фильма легли события 1933 года.

Тогда в ходе весенней кампании по очистке больших городов от деклассированных элементов на север Томской области было выслано около 6000 человек. Людей высадили на речном острове близ села Назино — оставив на холоде без еды и инструментов.

От голода и болезней люди массово умирали. Были зафиксированы случаи каннибализма. К концу года из этапа погиб каждый третий. Эта история могла бы остаться неизвестной, если бы не поступок одного человека. О государственном насилии, сопротивлении и силе семейной памяти говорим с создателями фильма.  

Могила деда

Екатеринбуржцу Михаилу Борисову — 64 года. Последние несколько лет он жил мыслью найти могилу деда. Или — место, где она могла бы быть.

Его дед, Иван Данилов, родился в Москве в 1886 году. От отца-парикмахера унаследовал фамильный бизнес. Мастером Иван Данилов был умелым, и в его салон в районе нынешней Преображенки ездили делать прически дамы из высшего света. А еще у него был красивый голос, и, по семейной легенде, он пел в Елоховской церкви вместе с Шаляпиным.

Когда началась Первая мировая война, Ивана Данилова призвали. И как обладателя начального медицинского образования определили на службу в госпиталь. Групповой снимок из этого госпиталя — единственное сохранившееся фото Ивана Данилова. С него Михаил Борисов и сделал портрет для будущего надгробия деда.

 «В конце 1932 года большевики приняли решение о выдаче паспортов, — говорит Михаил Борисов. — В крупных городах, таких, как Москва, паспорта выдавали только тем, кто имел рабоче-крестьянское происхождение. У деда была своя парикмахерская, поэтому ему паспорт не дали. Родственники рассказывали, что в Москве были чистки — всяких там проституток, люмпенов хватали. И дед под это дело попал. В чем его на улице забрали, в том и выслали». 

Через некоторое время от Ивана Данилова пришло письмо — из томской пересыльной тюрьмы. В нем он просил родственников прислать ему парикмахерские инструменты. Проституткам из этапа, спавшим с охранниками, были нужны прически. И это была возможность подзаработать. Письмо было датировано апрелем 1933 года. После этого следы Ивана Данилова теряются.  

Недавно Михаил Борисов узнал, что с большой вероятностью его дед оказался в этапе, увезенном из Томска на барже на назинский «Смерть-остров». Он решил организовать экспедицию к месту предполагаемой гибели деда. 

«У каждого человека должна быть могила, — говорит Михаил Борисов. — Памятное место, куда потомки могут прийти и вспомнить этого человека. До сих пор у деда такого места не было».

К экспедиции Михаила Борисова присоединились его коллеги по уральскому «Мемориалу» и съемочная группа ТВ2. Фильм «Остров» стал новым эпизодом цикла «Антропология террора». Этот цикл журналисты ТВ2 задумали в 2017 году, к 80-летию Большого террора. В его рамках вышли фильмы «Яр. Колпашевская трагедия» (о дважды уничтоженных на берегу Оби людях), «Яма. Дорога спецпереселенцев» (о «спецах», чьими костями усыпана вся Томская область). «Остров» снимали на народные деньги — к удивлению журналистов, краудфандинговый сбор на создание фильма был закрыт в рекордно короткие сроки. 

«Работая над циклом «Антропология террора», мы изучили большой объем материала, — говорит режиссер Денис Бевз. — И уже знаем, что масштабы убийств 1937-1938 годов не были чем-то исключительным. Во время крестьянской ссылки 1930-1932 годов погибали от холода, голода, болезней сотни тысяч человек. Эти люди также были приговорены к смерти, только не через расстрел, а через ссылку. Ссылка была таким же преднамеренным убийством, как и расстрел. 1937 год не был пиком террора, «запредельным злом». «Запредельное зло» растянулось на десятилетия».

«Государство-людоед жрет своих граждан»

Из воспоминаний Натальи Танасоковой, 1913 года рождения, записанных в 1989 году членами томского общества «Мемориал»:

«Я родом из Камышева Шадринского округа Уральской области. В начале 30-х годов я отбывала три года «вольной» ссылки за кражу нескольких килограммов муки. Сначала работала на кирзаводе в Александровском, потом отправили на клепку в Назино, затем работала в Назинской пекарне. Когда мы работали на клепке, на остров напротив деревни Назино пришла баржа… По виду это были врачи, интеллигенция. Нас сразу отправили с работы, но мы видели, что людей заставили рыть ямы. Когда мы поехали в Назино, были слышны выстрелы. Однажды, во время работы, мы услышали крики с той стороны реки. Через некоторое время мы вытащили из Оби женщину, у которой на внешней стороне икры едва держался кусок мяса. Сразу говорить она не могла, но отдышавшись, сказала, что едва вырвалась, кинулась в воду, потому что ее хотели зарезать. На острове шло людоедство...»

Историк Сергей Красильников считает кампанию 1933 года по очистке больших городов от «социально вредных и деклассированных элементов» самой бездарной операцией чекистов, связанной с депортациями.

Инициатором генеральной зачистки страны — после массовых крестьянских ссылок 1930-1932 — был Генрих Ягода. ОГПУ разработало план о расселении в районах Западной Сибири и Казахстана 2 млн человек. В создаваемые спецпоселения должны были быть направлены кулаки (в том числе, бежавшие из деревень и снимаемые с промышленного производства), а также «городской элемент, не желающий в связи с паспортизацией выезжать из городов».

Сталин предложил соединить эту операцию с разгрузкой тюрем и других мест заключения. В результате социальный состав, который планировалось отправить на спецпоселение, оказался пестрым. Уголовники-рецидивисты, люмпены, интеллигенты. 

«Зачистку Москвы проводили силами милиции, — говорит в фильме Сергей Красильников. — Милиция в городах была руками, щупальцами чекистов. Они формировали эти эшелоны, которые пошли вглубь страны. Цель милиционеров была собрать и выслать. Отправить на восток. У них был план. Но он сразу начал трещать. Не хватало людей — того же «дна» городского, проституток, нищих. И тогда добивали план за счет простых случайных граждан. Туда могли попасть коренные москвичи, которые оказались не в том месте и не в то время. Хватали просто на улицах или возле вокзалов...».

Уже потом, при выяснении причин Назинской трагедии, вскрылось множество фактов неправомерной высылки. Вот лишь несколько имен тех, кого отправили зловещим этапом в Сибирь в качестве «деклассированных элементов»:

Иван Гончаров — обладатель ордена Красного Знамени, приехал в Москву за получением персональной пенсии, где и был задержан;

12-летняя татарка Рахаметзянова — девочка, не говорящая по-русски, была схвачена на вокзале в Москве, когда ее мать отлучилась за хлебом, и отправлена одна в Нарым;

Иван Матвеев — рабочий постройки хлебозавода №9, взят с паспортом, на который никто даже смотреть не стал;

Назин — помощник начальника пожарной охраны Большого театра и один из работников пожарной охраны Кремля, задержан и сослан, несмотря на наличие пропуска в Кремль.

При этом, по мнению Сергея Красильникова, милиционеры прекрасно понимали, что отправляют этих людей на смерть. Но выполнение приказа для них было гораздо важнее с точки зрения собственного выживания. 

«Все истории цикла «Антропология террора» — это истории про государственное насилие, — говорит главный редактор ТВ2 Виктор Мучник. — И новый фильм «Остров. История одного людоедства» — это действительно история про остров, на который свезли людей, рандомным образом собранных со всей страны. И бросили там умирать. Причем, сделано это было даже не со зла, а просто потому что так работала государственная машина. Это история про то, как наше государство до сих пор привыкло работать. И сегодня, когда мы наблюдаем бессмысленную мобилизацию для бессмысленной кровавой войны, которую ведет Россия, мы понимаем — это ведь история ровно про то же! Про то, что есть отчетность. Что надо собрать определенное число людей. А что с ними будет, где они там будут — это неважно. Потому что надо выполнить задачу, которую поставило государство. И поэтому, когда мы говорим — «история людоедства», это, по сути, история не только про Назино и не только про 30-е. Это история государственного людоедства, которое существует всегда. Так получается, что наше государство в разных своих видах, прошедшее десятки лет истории, в основной своей функции все равно остается людоедом. Чудищем. И у него такое предназначение — жрать людей». 

«Молчать еще хуже»

Из стенограммы заседания комиссии крайкома партии по расследованию причин назинской трагедии (не позднее 31 октября 1933 года):

Тов. Цепков, комендант Александро-Ваховской комендатуры: «2 мая была первая подвижка льда. 5 мая получил радиограмму, что в комендатуру направляются деклассированные. Я думал, неужели, люди спятили с ума — у нас река еще не очистилась ото льда… Одновременно получаю телеграмму о том, что сюда направляется 3500 человек. Я чуть с ума не сошел, так как у нас ничего еще не было готово. И меня заверяли дважды, что люди прибудут... в конце июня… Начались разговоры, что деклассированные разорят у нас колхозы, всех наших туземцев-остяков уничтожат. Районный комитет забил тревогу, … было вынесено постановление — высадить на острове. … Иначе вся коллективизация пойдет насмарку. Как коммунист я должен был подчиниться».

На остров напротив деревни Назино людей начали высаживать 18 мая. В общей сложности — 6100 человек. В основном, депортированных из Москвы и Ленинграда.

Остров для размещения на нем людей был не подготовлен — ни строений, ни оборудования для варки пищи или выпечки хлеба. Снабжение было скудным. 19 мая пошел снег. Люди замерзали.

Началась борьба за выживание, в которой по беспределу побеждали уголовники-рецидивисты. На острове установилась власть криминала. Мародерство, убийства, каннибализм.

Из письма инструктора Нарымского окружкома ВКПб Василия Величко:

«Только на четвертый или пятый день прибыла на остров ржаная мука, которую и начали раздавать трудпоселенцам по несколько сот грамм. Получив муку, люди бежали к воде, и в шапках, портянках, пиджаках и штанах разводили болтушку и ели. При этом огромная часть просто съедала муку (так, как она была, в порошке), падали и задыхались, умирали от удушья... Даже та мука, которая выделялась трудпоселенцам, попадала не всем. Ее получали так называемые бригадиры, то есть отъявленные преступники. Они получали мешки муки на бригаду и уносили их в лес. А бригада оставалась без пищи...» 

О творившихся на острове ужасах стало известно благодаря инструктору-пропагандисту Нарымского окружкома ВКПб Василию Величко. Коммунист описал происходящее в письме, которое отпечатал в трех экземплярах и отправил по трем адресам по партийной линии. Одно из них — на имя Сталина:

«Я трезво отдаю себе отчет в том, что написать такое письмо — значит, взять на себя большую ответственность. Я допускаю, что ряд моментов изложен неточно… потому что пользовался не официальными источниками. Но я рассуждаю так — еще хуже молчать».  

Письмо до адресата дошло. Хорошие люди довезли конверт до Москвы и опустили в почтовый ящик недалеко от Кремля. Те же люди посоветовали Величко спрятаться в тайге на несколько месяцев — реакция на письмо могла быть непредсказуемой. Но реакция была адекватной.

Письмо спровоцировало проверки в полпредстве ОГПУ по Запсибкраю. Для расследования массовой гибели спецпереселенцев на Назинском острове была создана специальная комиссия. Она в основном подтвердила изложенные в письме Величко факты.

Начались судебные процессы. И над рецидивистами-каннибалами, и над сотрудниками ОГПУ. Масштабные депортации спецконтингента были остановлены. Из запланированных ОГПУ 2 млн в Западную Сибирь и Казахстан успели выслать 200 тысяч человек. 

«Этот фильм — «Остров» — он еще и про сопротивление, — говорит главный редактор ТВ2 Виктор Мучник. — Инструктор Величко вскрыл эту историю. Он, человек системы, попытался рассказать, что действительно произошло на этом острове. Рассказать с чудовищным риском для себя. Он натурально рисковал жизнью, когда писал докладные про Назино. И вот для меня большой вопрос — почему тогда, в 30-е годы, находились внутри системы люди, которые могли в каком-то смысле пойти наперекор этой системе? Почему тогда находилась смелость у людей — время от времени тебе попадаются истории о каком-то прокуроре, который в жутчайшем 1937 году мог вступиться за мальчишку, обреченного на смерть, начать копаться в его деле и пытаться вытащить его из этих шестеренок. И почему сейчас — при других совершенно рисках — все настолько лояльны системе? Почему все пригнулись? Почему практически никто из людей системы не находит в себе сил, чтобы заявить о том, что реально происходит? Сейчас человек все еще рискует только номенклатурным благополучием. Но никто не хочет рисковать. И для меня это пример глубокой нравственной ямы, в которой оказалась страна». 

«Наша задача — не позволить забыть»

Рассказ о прошлом в «Острове» органично рифмуется с кадрами современности. И коллеги Михаила Борисова по запрещенному нынче «Мемориалу» появляются в фильме неслучайно. По мнению главреда ТВ2, работа по реконструкции исторической памяти и работа по защите прав людей в нынешней России закономерно пересекаются. 

«Мы считаем принципиально важным сохранять эту память, — говорит в фильме историк и глава уральского «Мемориала» Алексей Мосин. — Это важно потомкам тех, кто был уничтожен, стерт в лагерную пыль. Государство постаралось, чтобы о них забыли. Наша задача — не позволить забыть то, что происходило в нашей стране. Чтобы это не повторялось». 

В память о сгинувшем на севере Томской области дедушке Михаил Борисов с коллегами установил на Назинском острове поклонный крест.

Прежде чем закрепить портрет с групповой фотографии на стене местной часовенки, прошел с ним по селу. Показывал фото Ивана Данилова местным. 

 «Всегда есть надежда: может, выжил? — говорит Михаил Борисов. — Рассказывали, что некоторые с острова бежали. Но понимали, что, если сохранят свои имя и фамилию, то их поймают и опять посадят. Поэтому брали себе новые имена и старались затесаться среди местных. Если вдруг мой дед выжил, кто-то видел его, и узнает, увидев этот портрет, дайте знать… Может где-то в Сибири живут его потомки, мои родственники из уже новой семьи...»

Впрочем, главное дело своей жизни Михаил Борисов уже выполнил. Его мама, дочь парикмахера Ивана Данилова, всю жизнь не могла простить себе один эпизод. После войны ей выпала возможность поехать на подработку в ГДР. Выезд должны были согласовать на Лубянке. В процессе общения ее спросили — хотела бы она узнать судьбу своего отца. Мать Михаила Борисова испугалась, что это вопрос с подвохом, и ответила — нет, родители разошлись давно, ничего знать не хочу. Потом жалела. И перед смертью очень сильно хотела разыскать отца. Михаил Борисов считает, что просто обязан был это сделать.