Остров

— Селине удалось уйти. Я видел, как она нырнула в воду. Если её подберет какое-нибудь судно, возможно, скоро здесь будет помощь. Надо только потерпеть.

— А что будет с госпожой Мартой? — осмелилась спросить я.

Охранник немного замедлил шаг и посмотрел на меня.

— Я ей не завидую, — грустно сказал он, — Если её будет допрашивать эта стерва, долго девушка не выдержит.

— Она сильная, — возразила я.

— Будем надеяться, — парень чуть заметно улыбнулся.

Мы подошли к небольшой бетонной коробке с тяжелой железной дверью. Охранник нажал кнопку звонка, и через несколько секунд дверь со скрипом отъехала в сторону.

Мы спустились по каменным ...

ступенькам в узкий коридор, тускло освещенный маленькими засаленными лампочками. С одной стороны этот коридор был глухим. Зато с другой даже при таком скудном освещении я сумела разглядеть несколько тяжелых дверей, висевших на полозьях.

Пройдя в самый конец, мы оказались в небольшой грязной комнатке. За обычным конторским столом сидел человек с очень мрачным лицом и сосредоточенно ковырял у себя в носу. Одет он был в клетчатую рубаху, которая забыла, когда в последний раз была в стирке, и широкие парусиновые штаны, от которых несло смесью пота и мочи. Ноги были обуты в тяжелые ботинки на шнурках.

— И что дальше? — посмотрев на меня с явным безразличием, спросил человек, — Номер?

— Какой у тебя номер? — спросил охранник, заметив моё замешательство.

— Я не знаю, — честно ответила я, — Мне не сказали.

— А кто распорядился? — пробубнил человек, доставая из стола толстую конторскую книгу.

— Госпожа Эльза, — коротко ответил охранник.

— Тогда понятно, — вонючий человек засунул книгу обратно в стол, — Тогда в седьмую.

— А получше нет? — вдруг спросил охранник.

— Здесь — не дом отдыха, — человек в грязной рубашке широко зевнул, — Пошли, поможешь.

— Не могу я смотреть на это, — поморщился охранник, — сам справишься.

Он передал человеку в рубашке поводок и быстро вышел.

— Чистоплюй! — брезгливо бросил ему вдогонку человек, — Искал бы тогда другое занятие.

С этими словами он дернул меня за ошейник и, больше не говоря ни слова, потащил обратно по коридору.

Строгая камера

Дверь со скрежетом откатилась в сторону, и мы вошли внутрь. Я стала оглядываться. И чем больше я смотрела на эти мрачные стены, тем меньше у меня оставалось оптимизма.

Это была самая настоящая тюремная камера. Стены были выложены тяжелыми каменными блоками, только на них я не заметила плесени, и воздух был чистый, хотя и холодный. Освещался этот каземат маленькой замасленной лампочкой, убранной в толстую решетку, и расположенной под потолком.

В противоположную от двери стену на уровне шеи было ввинчено большое железное кольцо, с которого свисала тяжелая цепь. На конце этой цепи болтался широкий металлический обруч, скорее всего к ней приваренный. Я поняла, что его наденут на мою шею.

У меня неприятно засосало под ложечкой. Человек в рубашке толкнул меня в спину, развязал руки и прогнусавил:

— Раздевайся.

Я начала стаскивать с себя трико, но этот мужик явно не страдал излишним терпением. Подойдя ко мне, он одним движением разорвал мою майку. Такая же участь постигла и штаны.

— Обувь снимай, — приказал он.

— Пол холодный, — возразила я, — Я же простужусь.

— Снимай, — устало произнес он, — Простудишься — твоё счастье! Скорее загнешься.

От этих слов я содрогнулась. Неужели отсюда никто не выходил живым?! Я стащила кеды. Теперь я была совершенно голая и босая. Человек достал из кармана какой-то инструмент и отомкнул мой ошейник.

— Стой смирно, девка, и молчи, — посоветовал он.

Порывшись в карманах своих вонючих штанов, он извлек два широких железных кольца, соединенных между собой толстой заклепкой. Я протянула ему руки, но мужик, криво усмехнувшись, повернул меня и завел руки за спину. Он надел их на запястья и сжал почти до предела. Потом тем же механизмом, которым отмыкал ошейник, он заклепал кольца. Я попробовала пошевелить руками. Кольца сидели прочно и не давали рукам даже малейшей свободы.

Следом настала очередь ног. Мужик отошел в угол камеры и вернулся, держа в своих ручищах тяжелые ножные кандалы, соединенные короткой цепью. Встав передо мной на колени, он приладил их на мои лодыжки и подергал за цепь.

Потом он подвел меня к стене и поставил лицом к себе. Ошейник туго обхватил моё горло. Я почувствовала всю тяжесть этого аксессуара и, в который раз, содрогнулась. Мужик внимательно осмотрел меня и тяжело вздохнул.

Поняв полную безысходность своего положения, я вдруг осмелела.

— И долго мне здесь сидеть? — самым наглым тоном спросила я.

Мужик крякнул и достал из кармана шаровидный кляп. Наскоро обтерев своей немытой пятерней, он затолкал этот шар мне в рот и затянул ремешок.

Еще раз крякнув, он отошел на пару шагов.

— Значит так! — сделав важное лицо, сказал он, — Запомни, дура, что я тебе скажу. Дура, потому что сюда попала. Кормежка — два раза в день. Меню — сухой хлеб и вода. Не волнуйся, не окочуришься. Раз в неделю — баня, если не провинишься. В туалет будешь ходить сюда.

Я проследила направление его пальца и увидела маленькое сливное отверстие. Я сделала шаг к нему, и кандалы тутже впились мне в ноги.

Мужик криво усмехнулся и поучительно сказал:

— Делай короткие шаги, дура! Цепь короткая.

Прислушавшись к его совету, я засеменила к отверстию и убедилась, что длины шейной цепи с трудом, но хватает, чтобы только подойти. О том, чтобы присесть, не могло быть и речи.

Увидев это, мужик ухмыльнулся и сказал:

— Вот так, дура! Захочешь опорожниться — вывернешься. Будешь безобразничать — себе же хуже сделаешь. Поняла?

Я нагло уставилась на него, пытаясь улыбнуться.

— А ты — молодец, — вдруг тихо сказал мужик, — Мне такие нравятся.

Подойдя ко мне почти вплотную, он делая вид, что проверяет цепи, тихо сказал мне на ухо:

— И помни, девка. Пока ты здесь, я для тебя самый главный, а ты — в моих руках. Что захочу, то с тобой и сделаю. И никакие Эльзы не помогут. Поняла?

С этими словами он прищемил мне сосок своими немытыми пальцами и усмехнулся.

— Поняла, я спрашиваю?

Мне в ответ оставалось лишь кивнуть, что я и сделала.

«Вонючка» опять отошел на пару шагов, еще раз осмотрел меня с ног до головы и вышел из камеры. Тяжелая дверь опять заскрипела и закрылась. Вскоре погас и свет. Моё узилище погрузилось в кромешную темень, полностью подтверждая своё название.

И тут вся моя смелость испарилась в один миг. Мне стало страшно. И чем больше я стояла, прикованная к стене, тем больше этот страх меня жег. Я вдруг ясно ощутила весь трагизм своего положения, всю беспомощность. Слезы сами собой заволокли глаза, но я даже плакать по-человечески не могла из-за этого проклятого кляпа, забитого в мой рот. Вместо рыданий из меня вырывалось мерзкое мычание. Я развернулась лицом к стене и, уткнувшись в неё лбом, стала скулить.

Сколько я так простояла, не имею понятия. Окон в этой камере не было, что происходило снаружи, я не слышала. Ноги закоченели так, что я их уже не чувствовала, руки затекли от тяжелых браслетов, шея нестерпимо ныла от тяжеленной цепи и тесного ошейника, давившего на плечи.

— Ну и пусть, — думала я, — Пусть я умру. Только кому от этого будет легче? Нет, легче будет этой сволочи в эсэсовской форме.

Я присела на корточки, потом осторожно опустилась на холодный пол, облокотившись о каменную стену. Вскоре от тепла моего тела камень немного нагрелся. Или мне это только показалось?! Я никогда не увлекалась бой-скаутскими походами, но слышала от опытных в таких делах людей, что именно камень вытягивает из человека всё тепло.

С трудом развернув ладони, я прижала их к каменным блокам. Странно, но закоченевшие пальцы вдруг согрелись. Вскоре я почувствовала, что и спине не холодно, и попка не мерзнет. Что за черт? У них здесь что, индивидуальный подогрев?

Но это тепло оказалось иллюзией. Через несколько минут я почувствовала сильную ломоту в спине «Вот и радикулит пожаловал», — горько подумала я и снова зарыдала. Только рыдать всё равно было бесполезно, поэтому, я попробовала лечь. Шейная цепь натянулась, но ошейник не врезался в шею. Я закрыла глаза и вскоре уже спала.

***

— Эй, девка! — услышала я сквозь сон, — Ты жива?

Я с трудом разлепила глаза и увидела, что передо мной стоит мой вчерашний тюремщик. Только вид у него был совсем другой. Вместо грязного и вонючего тряпья сейчас он был одет аккуратно и даже приятно ...

пах дорогим одеколоном.

— Может, мне это снится? — подумала я, но этот тип нагнулся ко мне и тронул за плечо.

— Вставай, красотка, — слащаво улыбаясь, сказал он, помогая мне подняться, — Я тебе завтрак принес.