Опасность внешнего делания без внутреннего

Такова история отца Евдокима, почитаемого на Валааме духовника, с которым советовался сам игумен Дамаскин Валаамский и который прежде того, как достиг зрелости, едва сумел избежать погибели. Проводил он тогда монашескую жизнь без руководства, «уповая достигнуть духовного преуспеяния одними внешними подвигами и совершенным послушанием своему настоятелю, игумену Иннокентию». Однако «ни послушание, изъявляемое готовностью умереть во исполнение заповеди настоятеля, ни прочие внешние подвиги его не приносили существенных плодов монашеской жизни». Не замечалось в подвижнике ни кротости,  ни смирения, ни слез молитвенных, ни проявлений любви. «Напротив, сухость, жестокость души, зазрение всех и другие, хотя и скрываемые, страсти томили его. Он не находил себе покоя, хотя исполнял все, по его мнению, должное». В конце концов отец Евдоким пал до такого отчаяния, что «лукавые помыслы склоняли его к самоубийству, советуя броситься со скалы в залив». Дошло бы до беды, но помутненный его разум сумел все же распознать внушение свыше, что и спасло несчастного. Он пошел за советом к старцам. Личности духоносные, пустынники Феодор и Леонид[i] «очень скоро помогли ему, открыв на основании святых отцов, что одно внешнее делание и телесные подвиги не могут вести к преуспеянию», а если им сопутствует тщеславие и гордость, то приводят «к осуждению, ожесточению и отчаянию». Исцелиться же от этих страстей невозможно без совершенного смирения и внутреннего делания молитвы. «Старцы показали ему истинный ключ к отверзению сердца, и отец Евдоким, монах внешний, но искренний и готовый ради спасения на смерть, понял смиренную науку отцов». Так началось его возрождение и последующее духовное преуспеяние».

Схимонаха оптинского скита Вассиана, отличавшегося простотой, «нельзя было иначе обрисовать в отношении жизни духовной, как назвав, по монастырскому выражению, монахом внешним. В скиту схимник проводил самую суровую жизнь. В пищу употреблял пареную траву снить, которая, простояв несколько дней в горшке, протухала, обратившись в совершенный навоз. Ежегодно первую и последнюю седмицы Великого поста проводил совсем без пищи. Дважды в жизни поревновал провести без пищи по сорок дней. Спал, где придется, иногда на голой земле». Так, «полагая дело спасения более во внешности», отец Вассиан не имел заботы о внутреннем делании очищения сердца от страстей. То время, середина 1830-х годов, было расцветом старческого служения в Оптиной отца Леонида, будущего прп. Льва. Отец Леонид не одобрял путь внешнего подвига, понимая, куда он ведет, и предостерегал в письмах своих духовных чад: «Об о. Вассиане пусть думают, как кому угодно, и ублажают его высокое жительство; но мы к оному веры не имамы и не желаем, дабы кто следовал таковой его высоте, не приносящей плода... А плод духовный есть любовь, радость, мир, долготерпение, вера, кротость... Сожалея об нем, желаем ему прийти в познание истины».

Кончилось такое подвижничество тем, что, снедаемый злобой и завистью, схимник оказался во главе партии гонителей оптинского старчества. Он начал писать на старца Леонида клеветнические доносы и анонимки местному епископу, а затем в московскую тайную полицию, оболгав заодно и настоятеля прп. Моисея. Старческий подвиг отца Леонида помраченный обзывал «лянидовшиной», принимая его  за действие нечистой силы. В сильном расстройстве духа он жаловался: «А меня-то и знать никто не хочет, а у него-то ишь сколько народу-то! Да вишь, это колдовство... Я эту лянидовшину разгоню!..» Дело приняло серьезный оборот, и в 1836 году отец Леонид по доносам был  выдворен из скита приказом епископа, лишен права носить схимническое облачение, принимать и окормлять народ. Ему уже готовилась ссылка на Соловки, но спасло заступничество свт. Филарета Киевского.

Возможно, худшим из преткновений оказывается то, когда человек, посвятивший себя целиком только внешнему деланию, уверен, что занят деланием внутренним, когда, ограничившись внешним подвигом, полагает, что в этом суть Христова пути. История древних и современных христианских подвижников дает нам возможность видеть: люди, убежденные, что их спасение зависит от каких-либо внешних подвигов, например неопустительного участия в богослужении, усердного молитвословия, нищеты и постничества или самовольного странничества и юродства, оказывались в прелести «и в заключение гибли»[ii]. Так, некий подвижник признавался старцу Силуану Афонскому: «Я непременно должен быть помилован, потому что кладу столько поклонов каждый день», однако «когда пришла смерть его, то он порвал на себе рубашку»[iii]. Горький самообман. Разве не ясно, что и аскеза, и нравственный образ жизни  в благочестии и доброделании не чужд бывает и инославным, и язычникам. Нестяжание, строгое послушание, суровый пост и крайнее самоотвержение практикуются и у буддийских монахов, у суфийских дервишей, у адептов мистических культов от Тибета до Кордильер. «Ведь и язычники, ожидая награды, могут делать добрые дела, совершают даже такие подвиги, перед которыми нельзя не остановиться в изумлении»[iv]. «Пост, воздержание и милостыня — есть золото, но и сыны эллинов и все еретики также гордятся этими добродетелями»[v]. «Чтобы быть христианином, необходимо прежде всего очищение сердца: больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизнию. Одна общественная этика не может сделать человека христианином, ее могут придерживаться люди самых разных мировоззрений»[vi]. Очевидно, что никакое усердие ни в благочестии, ни в аскезе не может заменить внутреннего делания, в его святоотеческом, православном понимании, подвига,  без которого недоступно бесстрастие души. А стало быть, недосягаема в полноте высшая заповедь о всецелой любви к Богу, без чего сомнительна сама возможность стяжания наследия в Царстве Христа.

Надо признать, что вообще «запас аскетических форм крайне ограничен. Для подавления своей чувственной природы трудно придумать что-либо, кроме воздержания от брака, кроме поста, бдения и физического труда. Поэтому внешняя сторона аскетизма служит общим достоянием не только всех религий, но и многих философских систем. Аскетизм индийских браминов... пифагорейцев, платоников и христиан облекался приблизительно в одни и те же внешние формы». Но что разнится до противоположности, так это мотив, само «обоснование аскетизма»[vii]. В самом деле, ни перед кем в поднебесном мире, кроме православных, не стоит сверхъестественная задача стяжания нетварной энергии Святого Духа с целью обожения своей личности.  «Внехристианская антропология не знает ничего об этом и не включает в свою схему человека категории богоподобия», поэтому понятие об образе Божием, составляющем часть человеческой природы, «является основанием особого, только христианству свойственного мировоззрения»[viii]. «Наше видение человека, наша антропология не только неведома психологам» и ученым иных культур и цивилизаций, «но им и не позволено иметь таковую».  Только «мы знаем, что есть человек, каковым он должен быть и может стать в своем последнем осуществлении по дару Божию»[ix]. Но мало того, необычайна не только цель, не только учение христиан. То, чего нет и быть не может вне нашей Церкви, — это великая тайна Божественной евхаристии. И наконец, что не менее важно, уникален наш никому не доступный метод, не практикуемый ни одной другой религией мира. Разговор о том будет позже, но сразу отметим: никто, кроме православных подвижников умного делания, не владеет методом священного безмолвия, методом стяжания исихии, посредством коего ум, отъединясь от рассудка, соединяется с сердцем и созидает в нем обитель Святого Духа.

[i] Ф еодор М олдавский, Свирский (Перехватов; 1756—1822), схимонах. Постриженник и ученик прп. Паисия Молдавского, наставник прп. Льва Оптинского. Пустынножитель и подвижник умного делания, один из столпов русского старчества. Л ев Оптинский (Наголкин; 1768—1841), преподобный. В мон-ве Леонид, в схиме Лев. После Паисия (Величковского)  и Феодора Молдавского стал третьим звеном в златой цепи возродителей русского старчества.

[ii]  Феодор (Поздеевский), архиеп. Смысл христианского подвига // Жизнеописание. Избранные труды. ТСЛ, 2000. С. 156.

[iii] Силуан Афонский, прп. / /  Софроний, иеромон. Старец Силуан. Paris, 1952. С. 182.

[iv] Труды Св. Патриарха Сергия. H .Новгород, 2007. С. 71.

[v]  Синклитикия Александрийская, прп. / /  У истоков культуры святости. М., 2002. С. 378.

[vi]  Рафаил (Карелин), архим. Церковь и интеллигенция. Саратов, 2009. С. 263.

[vii] Попов И.В. Труды по патрологии. ТСЛ, 2004. Т. 1. С. 118.

[viii] Киприан (Керн), архим. Антропология св. Григория Паламы. М ., 1996. С. 353, 355.

[ix]  Софроний (Сахаров), архим. Таинство христианской ж изни. Essex; ТСЛ, 2009. С. 249.