Олег Васютин: необходимо продолжать искать и создавать настоящую новую калининградскую архитектуру

— Каковы, на ваш взгляд, основные тенденции в архитектурном развитии Калининграда? Вы видите картину целиком своим профессиональным взглядом, как бы вы её охарактеризовали?

 — В термине «архитектура», как известно, существуют, два аспекта: градостроительство и, собственно, архитектура.

 — Да, давайте разделим их, рассмотрим поочерёдно.

 — В градостроительстве ситуация, на мой взгляд, просто катастрофическая. По сути, этим никто не занимается. Чиновники, присвоившие себе полномочия решать градостроительные вопросы, совершают ошибку за ошибкой, и развития нет. Хотя отрицать то, что был важный положительный опыт, что никто за последнее время ничего не сделал в этом направлении, нельзя. Были профессиональные этапы развития градостроительной мысли в Калининграде, начиная с международного симпозиума 2005 года, затем воркшопа 2008 года. В их работе приняли участие проектные бюро, урбанисты, специалисты, непосредственно связанные с развитием исторических городов. Деятельность градостроительного бюро «Сердце города», Международные конкурсы на центр города 2013–2014 годов, и посвящённые Королевской горе… Всё это развивалось стремительно, нас заметили в России и на Западе, мы двигались вперёд, предлагая новаторские подходы и профессиональные сценарии развития города. Это был важнейший аспект градостроительной деятельности.

Развитие продолжалось до очередной смены губернатора. Новой команде почему-то это показалось ненужным. Они отмахнулись от прогнозов и сценариев, решив, что достаточно латать дороги и крыши — и всё будет в порядке.

 — То есть вы считаете, что Калининград живёт без градостроительного будущего, власти не просчитывают решения на несколько шагов вперёд?

 — Да. Нет стратегии развития. Это, кстати, недавно подчеркнули члены жюри конкурса по планировочным решениям строительства нового круглогодичного курорта «Белая дюна» у нас… Если всё случится и пойдёт, как запланировано, то появится город на пятьдесят тысяч человек, практически новый, с нуля. Это градостроительное событие.

С этим проектом мы вошли в федеральную программу развития туристической инфраструктуры «5 морей и озеро Байкал» как новые курорты России. И у нас в жюри была довольно представительная команда московских градостроителей, которые действительно обозначили проблему. Эта проблема не только калининградская, это общероссийская беда — то, что с градостроительством творится что-то непонятное.

Некорректно было бы утверждать, что сообщество экспертов, профессиональных архитекторов ничего не делает, чтобы эту ситуацию исправить. Возьмём, к примеру, наше письмо губернатору по поводу эстакадного моста. Нельзя просто отремонтировать его и оставить как есть. Это чуждая, изжившая себя транспортная концепция. На это обращали внимание все эксперты на симпозиумах, воркшопах; все участники конкурсов по «Королевской горе» отмечали, что центр города должен освобождаться от транзита и выходить к реке.

При том, что в ближайшем будущем мы должны замкнуть кольцо вокруг Калининграда через залив. Скорее всего, это произойдёт, понимание этой необходимости уже созрело. Это тенденция дублёров и транспортных альтернатив, которые развиваются дальше, которые позволяют нам не то что задуматься, а вообще сделать ещё один стратегический шаг: сказать, что нам не нужна эстакада Ленинского проспекта, а нужно превратить её в два моста и таким образом опустить пешеходов на уровень острова Кнайпхоф (о. Канта). 

 — Сценарий развития этой части города будет совсем другим?

 — Конечно, да. Это совершенно по-другому пойдёт развитие исторической части города.

— Вернёмся к архитектуре… Александр Николаевич обозначил острые периоды: 50-е, 60-е, 70-е, 80-е, потом 2000-е. Какие веяния пришли в наш город за последнее время, именно в архитектуре?

 — Продолжается тенденция, начатая еще в 90-е и 2000-е: обращение к региональной специфике, поиски «региональной архитектуры», поначалу неумелые: игра с фахверком, черепичными крышами, башенками… Вроде бы наигрались, и приходит понимание, что не надо бесконечно цитировать, имитировать прошлое. Давайте лучше переосмыслять его.

Появляются любопытные проекты, объединяющие традиционную и современную архитектуру, учитывается исторический контекст. Начиная от понятия «ганза» — это красный кирпич и здания, которые, как правило, строятся возле воды. И вот постоянно культивируются пробы в поисках региональности. Это очень хорошо, потому что той самой региональности просто не было. Она была чужим художественно-строительным аспектом.

При этом необходимо формулировать региональный стандарт. Советский стандарт не говорит о региональности: он распространялся на всю территорию Советского Союза и России. Были приёмы уникальных архитектурных сооружений — в Ташкенте, Алматы, в некоторых городах пытались включать национальные мотивы в понимание советской архитектуры. И, в конце концов, эта идея начала понемногу культивироваться. Подталкивали к этому не только размышления калининградских архитекторов. Появился спрос на такие сооружения. А где есть спрос, там появляется и предложение.

Сюда приезжают, чтобы увидеть не советскую архитектуру, которая есть везде, а что-то особенное, изюминку. А изюминка — это региональность. Турист появляется там, где есть то, чего нет там, где он живёт.

 У нас это отличие выражается в том, что есть плотность среды, в отличие от российской, которая размашистая, большая, широкая. Здесь — плотность, это ценность. Человек, попадающий в Светлогорск из средней части России, обнаруживает эту плотность, очень человечную, комфортную, где есть место и зданиям, и деревьям, и площадкам, и архитектурным формам. На одном квадратном метре — множество средовых элементов.

 В целом эта вещь сейчас оформляется, и хотелось бы, чтобы она проявлялась и развивалась. Это и есть путь к региональности. Что касается современной архитектуры, особых достижений у нас нет. Просто нет и всё. То есть идёт просто копирование образцов, которые где-то там строятся, начиная от Москвы и далее по всей России.

 — То есть вы видите сверху эту историю: не то, что у нас какие-то новые решения появляются, а на самом деле это такая типизация, что есть в Москве, в Петербурге, в Казани? 

— Эти проектные решения кочуют из одного места в другое.

 — Да-да-да, всё правильно, то есть в принципе — это реплики тех проектов, не сегодняшнего дня, а, допустим, уже десяти-двадцатилетней давности. Это обидно: у нас нет проб и поисков своего.

Для решения этой задачи в своём архитектурном бюро мы занимаемся поиском современной архитектуры, которая могла бы сказать о какой-то своей специфичности, региональности. И первый проект, который мы сделали и который уже прошёл Градсовет, — это апарт-отель на променаде возле канатной дороги в Светлогорске.

То есть были поиски, каким образом и какими художественными приёмами можно пользоваться при становлении и развитии современной архитектуры. На что опереться, чтобы дать возможность проявиться какой-то архитектурной тенденции.

Допустим, речь о Светлогорске: все пытаются сделать какую-то региональность, но в то же время она получается тяжёлой, массивной, не совсем жизнерадостной. Применяя, допустим, красный кирпич, тяжёлые черепичные крыши, у нас получается не Светлогорск.

— Светлогорск — это «светлый город». Раньше был Раушен, название, переводится как «шелест листвы». А сейчас — «светлый город». Так давайте развивать бренд «Светлый город». И вот я применил художественный приём конструирования формы на основе эстетики оригами. Это любопытно: бумага сама по себе не конструктивна, но когда мы начинаем складывать — конструкция все больше и больше набирает прочность.

Мало того, появляется образ, фигура — нечто напоминающее существо или персонажа, а конструктивно он приобретает характерные для архитектуры конструктивные основы. Этим проектом я хочу сказать: не нужно копировать, давайте попробуем сделать нечто своё, что продвинет нас дальше, и нас заметят. При этом не только архитектурой кёнигсбергской или архитектурой советского периода, но и чем-то новым — российской, местной концепцией и поиском собственного стиля, потому что ни советского, ни балтийского, ни прусского, ни своего нового калининградского стиля пока нет.

— Олег Иванович, ещё про кадры спрошу: у нас наконец-то в БФУ появилось направление «архитектура», они там первый-второй год набирают людей. Кстати, сотрудничали ли вы с ними, участвовали ли в разработке программы, или она появилась вне калининградского архитектурного сообщества?

  — Честно говоря, точно не знаю, чем они занимались, я в этом не участвовал. В свое время, еще при губернаторе Георгии Боосе я продвигал идею восстановления Академии художеств, где были бы кафедры живописи и скульптуры, архитектуры и дизайна.

Раз БФУ занялся обучением архитекторов, я думаю, это очень хорошо, потому что проблема отсутствия высшей архитектурной школы — серьезная проблема. Человек заканчивает Калининградский колледж строительства, едет в Питер или в Москву, заканчивает высшее учебное заведение и там остаётся. Это типичная история. Поэтому при появлении в БФУ кафедры архитектуры это здорово. Вопрос — кто преподаёт. Как донести до студента, что уровень и качество преподавания очень важно?

— Вы говорите о тенденции к поиску своей региональной архитектуры и своего стиля. При этом всё равно здания продолжают появляться как реплики или как какие-то типовые решения. Среди того, что появилось за последние 5–7 лет, что радует ваш глаз как архитектора?

 — Честно говоря, не могу назвать много примеров. Но, допустим, это здание ТЦ «Акрополь» по проекту литовской компании UAB «DVIEJŲ GRUPĖ». Это очень классное решение, и, по моему мнению, оно не устареет и ещё долго будет актуальным. В отличие от многих других построек, которые довольно быстро «стареют».

О ревитализации и джентрификации по-калининградски

 — При подготовке к интервью я увидел вашу статью о реновации квартала «Понарт», который последние полтора года живёт активной туристической жизнью. Как вы оцениваете этот проект, его реализацию?

 — Я принимал непосредственное участие на всех этапах реализации проекта. До него на этой площадке был «тихий ужас». Хорошо, что появился московский инвестор, с компанией консалтинга, технического и маркетингового сопровождения «Костра Плюс», которая решилась всё это восстановить. Но не просто так восстановить, а с учётом норм, рекомендаций, положений федерального закона №73 об охране памятников и с применением восстановительных технологий и необходимых материалов. Само восстановление — это не объектное мероприятие, а целый средовой комплекс. В итоге получилось создать уникальную среду. И теперь это якорный объект: все туда идут. Интерес к проекту сохраняется, рядом будет развиваться гостиничный блок. Арендаторам и зрителям это интересно; туристам — тем более. Это точка притяжения, вокруг земля дорожает и происходит капитализация городской территории. В целом — «Понарт» по масштабу и размаху успешен. Работа над проектом шла около трёх лет.

— В принципе, как вы относитесь к идее ревитализации старых фортификационных и исторических зданий, к тому буму, который охватил Калининград и регион?

 — С одной стороны, это хорошо — интерес к истории налицо. Но я подозреваю, что есть ещё один механизм: не получается быстро или выгодно построить что-то новое, поэтому обращают внимание на старые постройки. По всей стране идёт приспособление промышленных, гражданских и фортификационных объектов к современному использованию. Тем более работают экономические механизмы частно-государственного партнёрства: инвесторы ищут там, где выгодно. С архитектурной точки зрения такие пространства и интерьеры не нужно специально придумывать и проектировать. А они уже есть — очень любопытные, интересные и неожиданные для современного зрителя.

О сотрудничестве и «экспансии» московских архитектурных бюро

 — В регионе много разговоров про конкуренцию и сотрудничество Москвы и Калининграда с учётом московских денег и возможностей. Например, сотрудничество со «Стрелкой» — не очень удачная история. Насколько, по-вашему, Калининград открыт к такому сотрудничеству или пытается изолироваться?

 — Калининград открыт. Здесь есть прослойка архитекторов, которые негативно воспринимают «экспансию», но свежие силы необходимы. Калининград — замкнутый анклав: мало ресурсов, мало амбиций, мало экономики, мало административной воли. Поэтому приход внешних сил и экономической, и административной поддержки даёт результат. Вспомним губернатора Георгия Бооса: если бы его не было, не знаю, что было бы с Приморским кольцом и развитием всей нашей туристической истории.

— За последнее время пример такой «экспансии» — остров Октябрьский: филиал Третьяковской галереи, «Ростех-арена», филиал Большого театра — все эти объекты 2020-х годов создавались не калининградскими архитекторами. На ваш взгляд, у калининградских архитекторов было бы достаточно идей и масштаба, чтобы реализовать подобные проекты?

 — Нет, я уверен, что не получилось бы. Калининградские архитекторы не смогли бы это сделать. Нам очень повезло с норвежским бюро Snøhetta — это уникальный объект. Бывали и неудачные экспансии: первое предложение по театру от москвичей — проект Юрия Григоряна (архитектурное бюро «Меганом») — было разгромлено на Градосовете и Совете по культуре.

— То есть существует фильтр, который может остановить и адаптировать проекты, даже если они пришли «из Москвы»?

 — Да, конечно. Мы настояли на пересмотре проекта Григоряна, и Москва прислушалась и выбрала другой проект — норвежского бюро. Нужно понимать, что если есть хорошие решения по знаковым культурным объектам, по центральному ядру острова, то концепции застройки всей территории часто не реализуются: жильё, инфраструктура, дороги — страдают. Были концептуальные решения по острову, всё склонялось к малоэтажной застройке и квартальной структуре, и даже были генплан и предпланировки под эту концепцию. Но при строительстве зачастую получается не квартальная застройка, а «плашки» двух-трёхэтажных участков с встраиваемыми высокими зданиями. То есть кварталов нет.

Я снова возвращаюсь к теме градостроительного проектирования: у нас этому нигде не учат системно, тем более управлению градостроительными процессами. Тема не акцентируется при принятии решений; везде главный — застройщик и его частный интерес.

О Королевской горе

 — Обратим внимание на «Королевскую гору». Вы неоднократно высказывались по проекту «Сердце города», Дому советов. Когда сейчас проезжаете или ходите мимо и видите «пустоту» площади, какие испытываете эмоции, что думаете?

 — Думаю, что «Королевская гора» сопротивляется. Она оказалась непреступной — и это хорошо. Там есть аура стойкости к ничтожеству современных проектных решений. Хорошо, что она остаётся горой. Мы как будто вернулись на восемь веков назад, когда там было небольшое поселение Тувангсте с деревянными домиками.

— То есть вы считаете, что от этой территории нужно сейчас отстать, пока не появятся большие идеи?

 — Да. Во всяком случае, сейчас мы просто не в состоянии освоить: не концептуально, не философски, не политически, не технологически, не градостроительно. У нас не получится — будет очередной скандал, которых и так уже было много.

Я объясню, почему не получится: до тех пор, пока будет пересечение двух городских диаметров — Московского и Ленинского проспектов — их невозможно соединить с набережными. Невозможно встроить логичные пешеходные пути и маршруты и невозможно создать комфортную городскую среду центра города.

Хотя мысли о том, как осваивать эту территорию, были ещё с рыцарских времён. Орден по всем законам градостроительного искусства искал лучшее место для строительства главного своего здания и нашел его. Со временем построили Замок; до этого был Дом конвента. Это место силы и власти, проверенное веками.

Под горой был партер, зелёный партер. На горе не может быть парк, здесь нет логики; он может быть только под горой. Гора сухая, на ней стоит здание, а вода стекает вниз и подпитывает деревья внизу – так это работает. На горе нужна власть. Нельзя ограничиться каким-то парком с деревьями и кустиками — это неубедительно. 

Я понимаю губернаторов: с одной стороны это бессилие и непонимание, с другой — желание зарезервировать территорию, чтобы не допустить шального инвестора с сумасшедшими предложениями. То, что есть сейчас, — это как минимум попытка обезопасить место от необдуманных проектов.

О стратегии нового губернатора и градостроительном совете

 — Новый губернатор Алексей Беспрозванных уже год у власти. Вы как участник Градостроительного совета при главе региона — разобрались ли в видении его и его команды по градостроительной стратегии областной столицы, в их архитектурных вкусах? Совпадает ли это с вашим?

 — Насколько я понял, единственное, за что он плотно взялся, — это проект нового города «Белая дюна». Он понимает: если это произойдёт, то это плюс ему как руководителю — появится новый русский город на пятьдесят тысяч человек в европейской среде. Русский не в смысле «кокошники и хохлома», а по сути. Он эту идею хорошо понял на заседаниях по конкурсным проектам: принял участие в обсуждении и увидел, что это сильный ход, который нужно держать как козырную карту.

— Вы состоите в Градостроительном совете Калининградской области уже много лет. На ваш взгляд, его роль за последнее время усилилась или, наоборот, ослабла? Довольны ли вы тем, как он работает?

— Меня не устраивает многое. Само название «Градостроительный совет» — не то же, что «Архитектурный совет». По факту он никакой не градостроительный: рассматривает лишь фасадные решения, посадку отдельных объектов. Кто-то приносит проект — совет смотрит и отвечает, что здесь плохой заезд, здесь радиус поворота машин недостаточен, давайте расширим окошки. Такие незначительные поправки.

Хотя он должен давать рекомендации по стратегическому развитию малых городов области. В администрациях муниципалитетов практически нет архитекторов — они не понимают элементарных вещей, которые влияют на развитие города и его архитектурный облик. Это и должно быть непосредственным содержанием деятельности совета. Сейчас я в нём уже не состою, потому что принято положение о ротации: год в совете — и следующий год ты уже не можешь участвовать. Но у нас мало архитекторов, ещё меньше сильных архитекторов, а настоящих градостроителей почти нет. Поэтому Градсовет — не очень влиятельный, да ещё и рекомендательного статуса. Хотя в правовом поле появляются изменения: уже наметилась норма, что нужно обратиться в Градсовет и получить положительное заключение.

О Калининграде и Кёнигсберге

 — Вы родились в Калининграде, учились, потом получили образование и вернулись. Вы смотрите на Калининград больше как житель или как архитектор? Как у вас обычно срабатывает «оптика»?

 — И так, и так. Калининград — моя родина. Я объездил страну, Европу учился в Питере и Москве, накопил опыт и знания, которые стараюсь применять в профессии. Для меня город и его архитектура — предмет исследования. Я изучаю морфологию исторической городской среды, пытаюсь понять, по каким законам и принципам построены те или иные улицы, здания, исторические комплексы. Ищу технологические, интеллектуальные, эстетические и художественные основы их решений.

 В результате таких исследований приходит понимание эстетики планировочных композиций, которые немецкие специалисты использовали в своё время. А мы их не знаем. Поэтому у нас не получается соединение Калининграда с Кёнигсбергом: Калининград мешает Кёнигсбергу, Кёнигсберг мешает Калининграду.

 — Можно ли их объединить и сделать что-то цельное и комфортное?

 — Конечно. Для этого нужно знать исторический город очень хорошо, чувствовать его и понимать принципы, по которым он был построен. Если это изучить, понять и принять можно взять эту профессиональную эстафетную палочку и продвигать развитие дальше — тогда современный город и его история будут жить вместе и радовать людей.

— Интересно. Кому сегодня передать эти знания, есть ли люди, готовые принимать их и продолжать исследования и воплощение в практике? Видите ли вы коллег-молодёжь, единомышленников?

 — Могу судить по своей мастерской: я обучаю молодёжь этим принципам, пониманию морфологии городской среды, математическим композициям планировок, которые культивировались в немецкое время. Был опыт публичной лекции в Центре современного искусства, посвящённой «городской математике». На ней присутствовали математики, преподаватели БФУ, были молодые архитекторы — они впервые узнали об этом и очень этому удивились. Интерес есть, нужно доносить, рассказывать и учить умению расшифровывать историческую среду, художественные и композиционные принципы и на их основе строить модели развития Калининграда.

— Стоит ли ожидать книгу, где вы обобщите свои знания и опыт, связанные с градостроительством и калининградской архитектурой?

 — Думаю, да. Пока всё существует в разрозненной форме, но материалы накопились — результат будет.

На этой ноте мы завершаем интервью с Олегом Васютиным. Разговор показал: будущее Калининграда невозможно строить вслепую — оно требует знаний истории, внимательного отношения к среде и смелости в поиске собственного архитектурного языка.