Окончание
Может ли быть такое, что авторы определения ВС просто не подумали об отсутствии у банкротного суда компетенции на рассмотрение деликтного иска компании к детям директора? Или же их мысль состояла именно в том, что этот иск, даже если он основан на самостоятельном деликте, для целей банкротного процесса следует переквалифицировать в привлечение детей к субсидиарной ответственности и рассматривать по соответствующим правилам?
Так или иначе, практически нет сомнений, что нижестоящие суды не будут особо вникать в цивилистические нюансы. Вряд ли банкротный судья откажется рассматривать требование к детям со ссылкой на то, что с деликтным иском надо идти в СОЮ. Разумеется, он воспримет позицию Коллегию как руководство к действию. Суды отказались привлечь детей к субсидиарной ответственности; ВС сказал, что суды ошиблись; ergo, надо привлекать детей к субсидиарной ответственности. (Слава богу, только с 14 лет и в размере подаренного родителями имущества, но зато со всеми вытекающими последствиями вроде пожизненного характера долга.)
При любом прочтении позиция Коллегии в части детей чрезвычайно инновационна, чтобы не сказать – революционна. Как привлечение к субсидиарной ответственности в банкротстве таких лиц, которые не доводили компанию до банкротства (первое прочтение), так и рассмотрение в банкротном процессе деликтного иска к лицу, не контролирующему компанию (второе прочтение) – это новое слово в банкротном праве.
При втором варианте прочтения обращает на себя такое новшество, как разрешение суду по собственной инициативе переквалифицировать заявление ФНС о привлечении к субсидиарной ответственности в деликтный иск от имени компании. Не говоря уже о такой радикальной новелле, как смена подсудности в отношении деликтного иска и, как следствие, лишение детей тех процессуальных гарантий, что им предоставляет ГПК.[7]
***
Как уже говорилось, похоже, скоро ничего не будет, кроме банкротства. А в банкротстве, наверное, не будет ничего, кроме субсидиарной ответственности. Ведь в современном банкротном процессе контролирующее должника лицо (КДЛ) – это «сверхсуперответчик».
На практике зачастую получается, что именно бывшие руководители отвечают по всем долгам компании-банкрота. Причем вне связи с доходами, которые они сами получали, будь то законные или незаконные доходы.
Субсидиарная ответственность подразумевает вину руководителя, но вина не обязательно означает, что он украл деньги у компании. Вполне возможно, что он просто был неосторожен и в результате совершил неразумную сделку (одобрил покупку каких-нибудь ценных бумаг, которые впоследствии обесценились и т.п.). Если так, то и сам он на этом отнюдь не обогатился.
Порой руководители, скажем, банка-банкрота, неосмотрительно одобрившие неудачную для банка сделку, привлекаются к субсидиарной ответственности в объемах, на несколько порядков превышающих сумму их заработков за всю жизнь!
Стоит напомнить, что даже собственное банкротство не спасет неудачливого руководителя от долга по субсидиарной ответственности: при банкротстве физического лица от этих обязательств банкрот не освобождается.[8] Долг на невообразимую сумму может остаться за бывшим руководителем на всю оставшуюся жизнь.
Это вполне может означать едва ли не «гражданскую смерть» несчастного экс-руководителя. Он практически лишен возможности иметь в собственности имущество (на него может быть тут же обращено взыскание), выезжать за границу (приставы запретят из-за долгов), ему ни один банк не даст денег в кредит и т.п.
А теперь вспомним, что в рассмотренном нами деле к ответственности в банкротстве компании Коллегия разрешила привлечь в том числе и несовершеннолетнего ребенка директора. Как обсуждалось выше, есть все основания предполагать, что банкротный суд привлечет детей директора именно к субсидиарной ответственности, что бы ни думали об этом чистые цивилисты.
Так что же, все сказанное выше про «гражданскую смерть» - это и про детей руководителя тоже? Ребенок тоже всю жизнь не отмоется от долгов родителей?
Кажется, по мысли Коллегии – в определении это сказано как-то между делом – размер ответственности ребенка ограничен стоимостью подарка от родителей-КДЛ. Но и это не обязательно спасает ребенка от пожизненного долга за грехи родителей. Подарок папы мог быть впоследствии отчужден (например, опять же по указанию папы), а долг-то остался! Или, скажем, конкурсный управляющий компании мог продать изъятый у ребенка актив за полцены (остаток долга, можно предположить, остается за ребенком).
Поскольку речь о деликтной ответственности, а не о признании недействительной сделки дарения, выплата долга может производиться за счет любого имущества ребенка. Например, если подарка папы уже в собственности нет, можно продать с торгов квартиру, ранее подаренную ребенку дедушкой.
Можно предположить, принимая свое определение, судьи Коллегии не задумывались обо всех этих последствиях. Они решали конкретную задачу – с кого взыскать в бюджет недоплаченные обществом налоги. Что ж, задача решена, но что при этом стало с концепцией субсидиарной ответственности? О влиянии этого прецедента на последующие дела судьи, похоже, не очень-то и задумывались.
Вообще зачастую складывается впечатление, что ВС выносит решения, предполагая, что мотивировку никто читать не будет. Спорные конструкции громоздятся одна на другую, политико-правовые мотивы не разъясняются, термины не определяются. Главное – резолютивная часть, а правовые позиции – дело десятое!
Так, в данном деле Коллегия сформулировала правило, относящееся к приобретению имущества «родственниками» КДЛ и об имуществе, «хотя и сменившем собственника, но оставленном в семье». При этом понятия «родственников» и «семьи» не определяются.
Вряд ли Коллегия имела в виду ввести новый субъект субсидиарной ответственности – «семью» КДЛ. Но не поймут ли нижестоящие суды послание Коллегии именно так? В том смысле, что концепция субсидиарной ответственности позволяет забрать в конкурсную массу все имущество «семьи»? С учетом неопределенности формулировок определения эти опасения не выглядят такими уж надуманными.
***
Резюмируя сказанное выше, можно сказать следующее.
Теоретическим основанием выводов Коллегии служит, по-видимому, деликтная теория ответственности директора в банкротстве компании и взгляд на родственников директора как на сопричинителей вреда. В случае жены речь идет о соучастии в выводе активов из имущественной массы компании, а в случае детей – о соучастии в выводе активов из имущественной массы родителей.
Такое «сопричинение» вреда может выражаться в активных действиях, таких как деятельное участие в махинациях директора (случай жены). Но оно может выражаться и в простом получение подарка от директора, в том числе из законно заработанного последним имущества, если директор тем самым пытается скрыть это имущество от кредиторов своей компании, а получатель имущества об этом знает (случай детей).
Тем самым пассивное знание о юридическом дефекте (субъективная недобросовестность), по сути, приравнивается к умышленному деликту, предусматривающему соответствующие меры ответственности.
Как следствие этого подхода, в соответствии с общими правилами о деликтной ответственности, к ответственности в банкротстве могут привлекаться в том числе и несовершеннолетние дети директора в возрасте от 14 лет (если ребенок знал, что папа подарил ему квартиру, чтобы ее кредиторы не отобрали).
Другим логическим следствием является то, что у грудничка подарок родителей отобрать по этим основаниям невозможно, даже если родители сделали этот подарок исключительно с целью укрытия средств от кредиторов. Этот результат может показаться парадоксальным, но, видимо, из деликтной теории иного результата получить невозможно.
(Вместе с тем, подарок в принципе можно отобрать и у грудничка, признав договор дарения недействительным по тем или иным основаниям, в том числе ввиду мнимости или как совершенного во вред кредиторам. Но тут возникают свои проблемы, например, допускается ли реституция по такой сделке у лица, которое не подозревало о пороке сделки. Впрочем, если исходить из аналогии с виндикацией, то при безвозмездном приобретении, видимо, можно. Еще один неочевидный вопрос – может ли ФНС в процессе о банкротстве компании оспорить сделку между директором компании и третьим лицом.)
Несомненно, все упомянутые выше инновации происходят от желания Коллегии срезать некоторые неудобные юридические углы.
Таким образом, поскольку Коллегия основывает ответственность детей, по всей видимости, на деликтной теории, пассивное знание пятнадцатилетнего ребенка о неблаговидном характере целей папы, сделавшего ему подарок, Коллегия готова признать виновным причинением ребенком вреда обществу-банкроту, влекущим ответственность ребенка в банкротстве компании, очень близкую по смыслу к субсидиарной..
Эта идея не бесспорна даже в отношении взрослых. Так, например, по правилам о виндикации (откуда родом вся теория субъективной недобросовестности) знание о правовом дефекте влечет возможность лишения актива, но не деликтную ответственность недобросовестного приобретателя, то есть не взыскание с него убытков истца.
Думается, что для привлечения именно к деликтной ответственности все же нужно нечто большее, чем пассивное знание: некоторая степень активного соучастия жулику. (В одной из статей ГК для обозначения такого активного соучастия, отличного от простой субъективной недобросовестности, используется термин «сговор».[9])
Что касается несовершеннолетних, идея привлечения их к деликтной ответственности на столь шатких основаниях еще более спорная.
Очевидно, что в подавляющем большинстве случаев ребенок не в курсе темных делишек родителей. Это справедливо отмечает и сама Коллегия, но парирует этот аргумент тем, что родители могут использовать детей «в качестве инструмента для сокрытия принадлежащего родителям имущества». (Неужели Коллегия хочет сказать, что инструмент, при помощи которого совершен деликт, подлежит привлечению к деликтной ответственности?)
Деликтная теория подразумевает установление вины ответчика (в данном случае ребенка). Согласно позиции Коллегии, суд обязан проверить, «преследовали ли они [дети, включая несовершеннолетнего], получая имущество в дар, наряду с приобретением права собственности другую цель - освободить данное имущество от обращения взыскания со стороны кредиторов их родителей по деликтным обязательствам». Не совсем понятно, каким именно образом арбитражному суду, не особенно разбирающемуся в детской психологии, это делать?
Даже если ребенок что-то слышал о банкротстве компании и возникающих в связи с ним рисках для папиного имущества, вряд ли он достаточно осознает смысл ситуации, чтобы признать его самого виновным в правонарушении лишь за то, что папа подарил ему что-то, а он не отказался. Если так, то степень активного участия ребенка в деликте, как представляется, недостаточна для привлечения ребенка к ответственности.
Уж как минимум на истца стоило бы возложить бремя доказывания вины ребенка по какому-то повышенному стандарту доказывания.
А лучше всего вообще отказаться от этой странной идеи!
***
Но не создаст ли отказ от теории деликтной ответственности членов семьи директора канал для сокрытия имущества жулика-директора путем переоформления этого имущества на членов семьи? Вовсе нет. В праве есть все необходимые инструменты для перекрытия этого канала.
Очевидный прямой путь (то есть наиболее соответствующий букве закона) – привлечение директора к субсидиарной ответственности; если он не заплатит, инициирование его банкротства; реализация доступной части общей совместной собственности супругов в ходе банкротства директора; оспаривание договоров дарения детям в ходе банкротства директора. Плюс к этому – предъявление «обычного» деликтного иска жене-бухгалтеру; если она не заплатит, инициирование ее банкротства; обращение взыскания на доступную часть общей совместной собственности супругов в ходе банкротства жены; оспаривание договоров дарения детям в ходе банкротства жены.
Путь прямой, но очень долгий и требующий недюжинных усилий от заинтересованных лиц. Чтобы облегчить жизнь кредитора, Коллегия предоставляет ему «процессуально-экономный» способ решения практически тех же самых задач в рамках одного заявления о привлечении к субсидиарной ответственности.
Любопытно, как часто подобные радикальные правовые инновации рождаются в делах, в которых заинтересованной стороной является государственный орган…
Можно несколько упростить задачу, оспаривая сделки, совершенные во вред кредиторам, вне рамок банкротной процедуры по признанной судебной практикой формуле «статья 10 плюс статья 168». Либо, как справедливо отмечает Коллегия, сделку можно признать недействительной по мотивам мнимости. Но в любом случае речь должна идти об оспаривании конкретной сделки дарения, а не об абсурдном привлечении несовершеннолетнего ребенка к ответственности в банкротстве папиной компании.
Вариант с ничтожностью сделки, помимо прочего, освобождает арбитражный суд от несвойственных ему экзерсисов в области детской психологии.
Правда, в случае мнимости сделки для признания ее недействительной, по-видимому, по общему правилу необходима субъективная недобросовестность получателя имущества (Пленум ВС сформулировал этот тезис только для притворных сделок[10], но, можно предположить, то же верно и для мнимых.) Предположительно, то же верно и для признания сделок недействительными по формуле «10+168».[11] Однако логично предположить, что для безвозмездных сделок это правило действовать не должно, то есть дарение, совершенное для вывода активов из досягаемости кредиторов, можно признавать недействительным независимо от субъективной добросовестности одаряемого, в том числе ребенка.
Если так, то в случае оспаривания дарения намерения ребенка особого значения не имеют, важно лишь, что папа подарил ему имущество, чтобы надуть своих кредиторов. Кстати говоря, этот прямой подход дает кредиторам доступ к имуществу, подаренному и детям до 14 лет (включая грудничков). Для деликтных же исков такое имущество, по-видимому, недоступно.
Почему же ФНС не пошла по этому напрашивающемуся пути, а вместо этого заявила о субсидиарной ответственности членов семьи директора?
Мы этого не знаем. Может быть, путь показался слишком сложным, может, их юристы не слышали о формуле «10+168», может, срок давности пропустили, может, еще что-то. А вернее всего, ФНС догадалась, что по закону с оспариванием сделки директора с его ребенком (так же, как и с деликтным иском к ребенку) нужно идти не в процесс банкротства папиной компании, а совсем в другой суд, куда ей идти не хотелось. Так или иначе, изменить предмет иска и присудить вместо требуемых денег реституцию подаренного в натуре по своей инициативе суд не может.
Однако Коллегия, судя по всему, решила во что бы то ни стало помочь налоговому органу. Для чего изобрела совершенно новую теорию ответственности членов семьи директора, в том числе несовершеннолетних, в банкротстве его компании.
С точки зрения нижестоящего суда, куда было возвращено дело, это означает, что при выявлении определенных Коллегией элементов (что ребенок преследовал цель сокрытия имущества, принимая его в дар) ребенка следует привлекать к субсидиарной ответственности вопреки букве закона. Кроме того, упоминание возможной мнимости сделки может быть воспринято как намек на то, что сделку можно признать недействительной, несмотря на то, что такое требование не заявлялось.
Как представляется, Коллегия дала судам и участникам оборота ошибочный сигнал, причем выраженный довольно неконкретно. Она допустила смешение в рамках заявления о субсидиарной ответственности различных типов исков: исков о деликтных убытках, исков о признании сделок недействительными.
В действительности Коллегии, думается, следовало бы не отправлять дело в части детей на новый круг, а просто отказать в привлечении детей к ответственности. (Уж во всяком случае, несовершеннолетнего. Деликтный иск к 20-летнему, может быть, и оправдан, но нужно ли его рассматривать именно в банкротном процессе – большой вопрос.) Можно даже было для ясности добавить, что заинтересованное лицо не лишено возможности предъявить иск на надлежащем основании, таком как оспаривание сделки дарения.
Ведь задачей высшего суда является все же не спасение ФНС от ошибок ее юристов, а внесение ясности в вопросы права…
***
Кому то может показаться, что авторы хотят защитить недобросовестных лиц от справедливой ответственности и возмездия, но это, мягко говоря, не так. Мы лишь выступаем за то, чтобы интересы казны и прочие соображения эфемерной целесообразности и призрачной справедливости не ломали «через колено» правовые институты и механизмы, которые доказывали свою эффективность и целесообразность многие века и даже тысячелетия. Зачем столько креатива и полета творческой мысли, когда есть отработанные, простые, пусть и более трудоемкие и времязатратные для ФНС механизмы?!
ФНС имеет все возможности защитить свои права путем признания недействительными сделок в банкротстве «Альянса» или в банкротстве родителей, как физических лиц, а также иными законными способами, которые не требуют такого деформирования правовой материи в угоду удобства для ФНС.
Ибо сказано в Писании: «Кто сеет ветер, тот пожнет бурю».
[1] Определение СКЭС ВС РФ от 16.12.2019 № 303-ЭС19-15056.
[2] П. 1 ст. 1175 ГК РФ.
[3] П.п. 1, 10 ст. 61.11 Закона о банкротстве.
[4] П. 4 ст. 166 ГК РФ.
[5] П. 1 ст 61.10 Закона о банкротсве.
[6] См.: п. 3 постановления Пленума ВС РФ N 10, Пленума ВАС РФ N 22 от 29.04.2010; п. 9 постановления Пленума ВС РФ от 23.06.2015 N 25.
[7] См., например: ст. 179 ГПК РФ (допрос несовершеннолетнего свидетеля).
[8] П. 5 ст. 213.28 Закона о банкротстве.
[9] П. 2 ст. 174 ГК РФ.
[10] П. 87 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 N 25.
[11] См., например: Определение Верховного Суда РФ от 26.11.2019 года № 42-КГ19-4, 2-540/2018. См. также: Карапетов А. Правовые позиции Верховного Суда РФ по сделкам, договорам и обязательствам за сентябрь – декабрь 2019 года: обзор и комментарий // Zakon.ru. 20.01.2020. URL: https://zakon.ru/blog/2020/01/20/pravovye_pozicii_verhovnogo_suda_rf_po_sdelkam_dogovoram_i_obyazatelstvam_za_sentyabr_-_dekabr_2019_. (См. комментарий к указанному определению.)