Одинокая дама у желтой стены
👉🏻👉🏻👉🏻 ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
Одинокая дама у желтой стены
Возможно, сайт временно недоступен или перегружен запросами. Подождите некоторое время и попробуйте снова.
Если вы не можете загрузить ни одну страницу – проверьте настройки соединения с Интернетом.
Если ваш компьютер или сеть защищены межсетевым экраном или прокси-сервером – убедитесь, что Firefox разрешён выход в Интернет.
Время ожидания ответа от сервера ru.freepik.com истекло.
Отправка сообщений о подобных ошибках поможет Mozilla обнаружить и заблокировать вредоносные сайты
Сообщить
Попробовать снова
Отправка сообщения
Сообщение отправлено
использует защитную технологию, которая является устаревшей и уязвимой для атаки. Злоумышленник может легко выявить информацию, которая, как вы думали, находится в безопасности.
Актриса Дудкина, известная как Ду-Ду, вела уединенную жизнь, особенно после того, как в театре, где она служила, случился пожар и всех актеров отправили в бессрочный отпуск. Два раза в неделю, в среду и в субботу, она обедала в кафе на бульваре. По средам для того, чтобы почувствовать жизнь города, в которой она теперь, увы, почти не участвовала. По субботам до города ей не было никакого дела, и она ходила в кафе просто так, по привычке.
Октябрь, погода сухая и солнечная
Была как раз суббота. В полдень Ду-Ду шла на бульвар своим обычным путем, мимо кинотеатра «Художественный». Вдруг прямо перед ней возникло ее собственное лицо. Сначала она так перепугалась, что на какие-то пару секунд исчез весь мир. Потом из небытия медленно выплыли слова: «Ох, чтоб меня, красота-то какая!»
Актриса глубоко вздохнула, и все вернулось на свои места. На афише кинотеатра была изображена красивая молодая женщина. Это был портрет в три четверти, лицо приподнято, но глаза смотрели точно на зрителя. Вернее было бы сказать, что глазами женщины смотрела печаль, но не пресыщенная печаль нынешнего, двадцать первого века, а наивная печаль прошлого, двадцатого. Неудивительно, что портрет притягивал и завораживал. А женщина на афише действительно была актриса Дудкина.
Ду-Ду сняла солнцезащитные очки и, прищурившись, неуверенно шевеля губами, прочитала: «Сегодня в программе фестиваля «Современное искусство прошлого» фильм «Мечты». Производство «СССР-Швеция», 1989 год. В главной роли Авдотья Дудкина».
«Это сон», - такой была первая мысль Ду-Ду. Она действительно снялась в этом фильме, но вот уже лет десять-пятнадцать его нигде, совершенно нигде не показывали. Разве что в клубах кинолюбителей. О нем забыли. И это было несправедливо, ведь в свое время фильм получил награду на международном кинофестивале и угодил в культовые. Несправедливо, ведь это был единственный фильм, в котором Ду-Ду сыграла главную роль. Хотя к чему жаловаться? После этого фильма ее любили многие, пусть и недолго, и неизвестно, взаправду ли…
Ду-Ду зашла в кассу кинотеатра. До начала сеанса, как будто кто-то подгадал, оставалось пятнадцать минут. Она едва успела купить билет - была только пара мест в предпоследнем ряду. А пока стояла в очереди, зевнула и подумала, что осталась без обеда.
Фильм показывали в малом зале. Он был очень узкий и вытянутый и больше напоминал старый междугородний автобус, чем зал кинотеатра. Жесткие кресла тряслись и покачивались взад-вперед, как будто хотели сбросить седоков.
И все же зал был полон. Мало того, в нем была атмосфера то ли закрытого показа, то ли премьеры. Присутствующие как будто чувствовали, что вот-вот соприкоснутся с чем-то, что случается, ну может, раз в десять лет. А большинству обывателей вообще неведомо!
Увидев полный зал, Ду-Ду забыла про голод. Скромно пригнув голову, она протиснулась на свое место. Ее не оставляло ощущение, что она проникла сюда нелегально. Имела ли она право находиться здесь инкогнито, в совершенно неясном качестве? В качестве простого зрителя? Так недолго и самой забыть, кто ты. Свет погас, и вот из зрительного зала она как по волшебству переместилась на светящийся экран. В один момент преодолев чуть больше двадцати метров и чуть больше двадцати лет.
Каково ей было? Может быть, она изо всех сил пыталась понять, где оно, это ушедшее время, но не могла его ощутить? Она смотрела на экранную себя и снова была молодой Ду-Ду, с той лишь разницей, что знала теперь ее будущее, знала, что ее ждет… Но стоит ли фантазировать, да и вряд ли у нее было достаточно тишины для таких-то мыслей. У зрителей возникали насущнейшие вопросы. То и дело Ду-Ду слышала трескучий шепот:
- Что это за актриса? Где я мог ее видеть?
- Может в «Ералаше»?
- Глупости! Она уже сто лет не снимается. И прославилась только благодаря этому фильму, а потом пропала…
- Вы разве не в курсе? Она вышла замуж и уехала, кажется, в Пакистан…
- Ерунда! Она вышла за шведского режиссера, который снял этот самый фильм…
- Ничего удивительного. Такая красотка! В бикини…
- Да она сейчас уже старая! Я слышала, она в какой-то секте. Живет в Сибири, питается кореньями… И воздухом!
- Ты ее с кем-то путаешь. Она спилась в девяностые... Сама посуди, после славы и в небытие…
- Есть у нее в глазах что-то такое… Ненормальное. Я не удивлюсь, если она в психушку попала…
- Хватит уже, дайте фильм посмотреть!
Трудно понять, что было на душе у актрисы Дудкиной. И незадолго до того, как фильм закончился и раздались скупые задумчивые аплодисменты, она опустила вуаль на шляпке и поспешила к выходу, досадуя на то, что, пробираясь в темноте по ряду, приходится цепляться за чужие коленки.
Вездесущность
Хотя насчет субботы - это все же лукавство. В субботу посетителей кафе обслуживал старейший официант заведения Василий, которого называли на французский манер - Базиль. Он часто приходил на работу подвыпивши, и тогда необъяснимым образом забывал включать в счет некоторые блюда, а у актрисы Дудкиной появлялась возможность без ущерба для кошелька полакомиться на десерт, к примеру, грушей в красном вине. За это ей приходилось всего лишь выкурить крепкую мужскую сигарету, которой официант галантно, но настойчиво угощал актрису – хоть она и не курила, отказываться было неловко, да и после такого прекрасного обеда откуда ей было знать, курит она или не курит?
Иногда Базиль засыпал прямо в углу зала, полулежа на венском стуле, сложив ногу на ногу и уронив голову на грудь. Другие официанты, ворча, обслуживали его столики, как-никак он был символом заведения. Но сегодня он бодрствовал и бодрился.
- Дорогая, я видел вашу афишу. Вы божественны! Надеюсь, вы заглянули в кинотеатр?
Ду-Ду захотелось уйти от ответа.
- Я видела фильм много раз, Базиль. К тому же в любой момент могу посмотреть его дома, у меня есть этот, как его, – диск!
- Но ведь тут совсем другое! Мне кажется, это особое удовольствие для актера находиться среди зрителей, которые видят его на экране. Это такой пикантный момент. Вы - везде! На экране - вы, в зале - вы, отражаетесь в глазах – тоже вы, в мыслях - тоже вы! И, может быть, даже в мечтах! Как тут не почувствовать себя вездесущей!
- Вы романтик, Базиль. На самом деле, все гораздо проще. Но раз уж вы заговорили о вездесущности, знаете, о чем я думаю?
- О чем же?
- Однажды я заметила, что все мои соседи в один день и час, будто сговорившись, начинают ссориться. За стенкой муж кричит на жену, а она только плачет и стучит пятками, будто убегает от него. Внизу женщина кричит на мужа и малолетнюю дочь. Муж в ответ огрызается, а дочь, вы не поверите, смеется! Она у них эдакий дьяволенок. А наверху живет женщина, которая ругается с пустотой. Да-да!.. Сначала я думала, что она кричит на кого-то по телефону. Потом решила, что она репетирует скандал перед зеркалом. Чтобы высказать какому-то мужчине все, что у нее в душе накопилось… А потом я услышала, как она ругает все подряд, все, что попадается на глаза, даже саму себя. У меня, кстати, в такие моменты даже телевизор начинает барахлить. Вот уж где вездесущность...
- Скорее, это обычная синхронность, Ду-Ду. И заметьте, вы сами в такие моменты ни с кем не ссоритесь, - парировал Базиль.
- Вы как будто мои мысли читаете! Однажды я задумалась, почему же раньше я ничего подобного не замечала. И вдруг поняла. Когда я была замужем, скорее всего я и сама в такие дни ругалась с мужем! А сейчас, вы правы, не ругаюсь. И все слышу. Я от всех как будто отделилась…
- Ну что вы, Ду-Ду… Позвольте заметить, что ваши рассуждения немного дамские, что ли. Преувеличенные.
- Вы правы, Базиль. Мои рассуждения неверные.
- А вот здесь я не согласен. Мне ваши рассуждения симпатичны. И пусть с доказательствами туго. Доказательства для того и существуют, чтобы разрушать самые чудные догадки. И чтобы создавать воображаемый порядок из подлинного сермяжного хаоса. Сигарету, мадам?
Предпочтения
Ду-Ду любила задернутые шторы и тусклые светильники, любила сумерки и ночь, любила свою шляпку с вуалью. Она любила дождь за то, что во время дождя можно укрыться под зонтом. Любила солнце за то, что можно носить темные очки. Она и звезды любила за то, что они такие крошечные. Она разговаривала с ними, потому что нигде ближе не могла найти для себя неравнодушного собеседника. Ну, кроме, пожалуй, Базиля.
Щедрость
В юности Дуня Дудкина думала, что ее имя необычное и принесет ей успех. Но потом поняла, что ее имя просто дурацкое. Ну в самом деле, дурацкое, даже собачье. Ну правда, Ду-Ду! И даже это самое Ду-Ду - так прозвал ее первый муж и так с его легкой руки ее звали в театре - гораздо элегантнее и благозвучнее, чем Дуня Дудкина. «Авдотья», - с придыханием произносила она, протягивая руку при знакомстве. На фотокарточках она подписывалась красивым ровным почерком – Авдотья Д.
В начале девяностых, когда в стране приветствовались разные новшества, а Ду-Ду было немного за двадцать, ей посчастливилось блеснуть в кинематографе. Для съемок фильма был приглашен режиссер из Швеции. Критика была превосходной. Ду-Ду называли таинственной, непредсказуемой, да что уж там, великолепной!
Чуть ли не каждый день ей присылали цветы в театр, поклонники ждали ее после спектакля, особенно настойчивые предлагали подвезти домой на личном авто или приглашали в ресторан. Тогда, поняв, что она должна стать чуть менее доступной, Ду-Ду начала носить маленькие аккуратные шляпки с вуалью. Раздавая автографы, она опускала голову, чуть улыбалась глазами и выводила ровным почерком: «С любовью, Авдотья Д.»
Очень скоро ее дом наполнился посторонними людьми. С самого утра приходили небольшой группой улыбчивые женщины в мягких сандалиях, они прибирали на кухне, варили суп, куриную лапшу или грибной, предварительно посоветовавшись с ней. Потом доставали из шкафа ее одежду, перебирали платья и блузки. Позже кто-то из них отправлялся в химчистку или на рынок, а кто-то вынимал из шкатулки с хохломской росписью серебряные украшения и принимался чистить их пахучим раствором аммиака.
Ду-Ду старалась им не мешать, только иногда тихонько выходила из спальни в длинном пеньюаре и была похожа на испуганное, встревоженное привидение. Иногда одной из улыбчивых женщин удавалось ее поймать, и тогда счастливица усаживала Ду-Ду в мягкое кресло, брала ее за руку, доставала из кармана острую алмазную пилочку и принималась подправлять маникюр. Бывало, заводила с ней многозначительный разговор.
- Как вы думаете, Ду-Ду, нужно ли готовиться к смерти? Или умирать как есть, живыми?
В те вечера, когда в театре не было спектакля, в дом приходило еще больше людей, и знакомых и совершенно чужых. И уже был накрыт стол, хотя Ду-Ду давным-давно не ходила по магазинам и ничего не готовила. Свежие салаты и рыбное ассорти вкусно пахли, шампанское в бокалах вскипало, а гости говорили наперебой и смеялись, и кто-то уже пританцовывал между столом и приоткрытой балконной дверью. Мужу Ду-Ду, тому самому, который придумал ее прозвище, эти собрания очень нравились, как и присутствие в доме заботливых женщин. Больше муж Ду-Ду ничем не был примечателен, разве еще тем, что успех жены его почему-то совершенно не раздражал.
В разгар веселья Ду-Ду устраивалась в своем любимом кресле. Кресло было, в общем, самое обычное, с деревянными подлокотниками, накрытое зеленым пледом. Рядом стоял торшер с красным абажуром. Итак, Ду-Ду сидела в кресле, захмелевшая, беззаботная, с бокалом шампанского, а у ее ног мостился очередной поклонник.
- Ду-Ду, вы колдунья! Как? Чем вы меня приворожили?
Ду-Ду смеется.
- Я не смогу без вас жить, Ду-Ду!
Ду-Ду поднимает руку, шампанское выплескивается на ковер, бокал скользит и падает, его тонкая ножка бесшумно ломается.
- Ну что же поделать, милый вы мой?! – спрашивает она.
- Я должен иметь хоть частичку вас у себя, в моем сердце, в моих воспоминаниях! – обреченно стонет поклонник.
А Ду-Ду вдруг замечает, что какая-то женщина тянется к упавшему бокалу, подбирает его обе части и прячет в сумочку. Женщина выглядит по тем временам очень модно. На ней красные брюки-бананы, остроносые туфли, белая блузка с рукавом летучая мышь, а в ушах круглые красные клипсы. Ее челка высоко поднята и начесана, а ее глаза стараются охватить все происходящее в комнате сразу и от этого немного косят.
Ду-Ду вспоминает о поклоннике.
- Так возьмите себе вот хоть эту статуэтку, мою любимую! И помните, помните, помните меня! Вечно!
Поклонник с достоинством и грустью целует ей руку и уходит, гордо неся перед собой фарфоровую балерину, знак их особой связи.
Так все и началось. Ду-Ду дарила поклонникам и поклонницам свои любимые настольные лампы, книги, журналы, старые открытки, календари... Свои портреты, подсвечники, бронзовые фигурки, диванные подушечки, шкатулки с хохломской росписью, стеклянных лебедей, веера, кружевные салфетки, колокольчики, висевшие на входной двери.
Потом настала очередь венских стульев, цветов в горшках, клетчатых шерстяных пледов, декоративных столиков и этажерок, дорожек и ковров, а также духов, дамских сумочек, комодов, чайника со свистком и старого самовара. Там, где это было возможно, Ду-Ду писала: «Вся ваша, Авдотья Д.». Когда мелочи и небольшие предметы мебели кончились, пришлось отдать обеденный и письменный столы, книжный шкаф, сундук и банкетку из прихожей. Одна из самых верных и стойких поклонниц унесла шкатулку с серебряными украшениями. Другая увела с собой мужа Ду-Ду.
Правда, остался в квартире один мужчина. Он был могуч, и Ду-Ду вспомнила, что он частенько помогал поклонникам выносить тяжелую мебель. Ду-Ду удивилась:
- Вам что, ничего не нравится из того, что осталось? Совсем нечего забрать с собой?
Но мужчина ответил, что ему ничего не нужно, только сама Ду-Ду. И остался у нее. Так она поняла, что это ее второй муж.
Сначала Ду-Ду хотела обновить обстановку в доме, но сколько ни ходила по мебельным и антикварным салонам, по блошиным рынкам, не могла найти ничего подходящего ни среди старого, ни среди нового. Все вещи были уродливыми и чужими. Они как будто уже принадлежали кому-то другому. И она оставила эту затею.
Ду-Ду по-прежнему работала в театре, а киношные поклонники ее постепенно забыли. Второй муж Ду-Ду был примечателен своей широкоплечестью, пиджаки и рубашки у него подмышками вечно трещали по швам. Вскоре он стал жаловаться, что чувствует себя нелюбимым и ненужным, и объявил, что уходит. Как и все, он хотел забрать с собой что-нибудь на память о Ду-Ду.
Оглядев скудную обстановку, он покачал головой и сказал: «Я не могу оставить тебя без самого необходимого». Подошел к окну в гостиной и почти без труда вырвал из проема старую рассохшуюся раму. Затем нашел в кладовке пару досок и аккуратно заколотил окно и даже натянул на доски полиэтилен, а сверху какую-то серебристую ткань. Взял раму и, потрескивая подмышками, ушел.
А Ду-Ду пришлось привыкать к постоянному сквозняку в квартире, из-за которого у нее выработалась привычка к беспричинному беспокойству.
Вопросы к Ду-Ду
Когда Ду-Ду открыла тяжелую дверь библиотеки, ей в нос ударил запах книжной пыли, сырости и еще чего-то очень неприятного. Путь ей преградила гардеробщица, женщина с желтыми волосами, в серой шали на плечах. Одна бровь у нее была изогнута вверх, как и положено, а другая – вниз, и напоминала нарисованную жирным черным карандашом галочку.
- Куда это ты собралась? - спросила она голосом, от которого тоже несло сыростью.
- Вообще-то, я актриса, Авдотья Дудкина, - сказала Ду-Ду, смущенно поправляя шляпку и приподнимая вуаль. – Пришла на встречу… с самой собой.
- Ясно. Так бы сразу и сказала, - немного подобрела сырая желтоволосая женщина. – А то знаешь, к нам в основном старики ходят, у которых дома нелады. Дети выгнали их за порог, вот они у нас и ошиваются… Время, значит, коротают, которое вовсе и не им принадлежит.
Ду-Ду выпрямилась, как струна, ее ноздри задрожали. Она вперилась прямо в бровь-галочку желтоволосой гардеробщицы:
- А вы не думаете, уважаемая, что эти люди просто любят хорошее кино? Поэтому и приходят сюда!
- Да что тут думать? – громко возразила бровь. – Из дому их гонят, вот они и прут к нам! У нас канализацию уж неделю как прорвало, кто ж сюда придет по доброй воле?
Ду-Ду вскинула голову:
- А у вас, уважаемая, волосы ржавеют от сырости, - сказала она и поспешила в зал.
Показ фильма «Мечты» уже закончился. Ведущий вечера что-то увлеченно рассказывал публике. Увидев Ду-Ду, он восторженно представил ее и захлопал в ладоши. Ду-Ду сразу узнала его, это был известный кинокритик Комков. В свое время, признаваясь ей в любви на вечеринке в ее квартире, он плакал, и забрал с собой розовую полиэтиленовую шторку из ванной комнаты.
Публика встретила Ду-Ду сухими хлопками. «И правда, почти все – старики», - подумала она, оглядев зал. Было еще несколько студентов и одиноких дам средних лет с тусклыми глазами. Она стояла перед ними в своем лучшем платье, пусть старом, но строгом и элегантном, в шляпке с вуалью и кружевных перчатках, прямая и гордая, а многие из них были даже не в состоянии удерживать на ней свой блуждающий, рассеянный взгляд.
Они должны понять, что она совсем не изменилась, что она осталась прежней. Той, что была в фильме. Ду-Ду и сама уже верила, что явилась в зал не из вонючего коридора, охраняемого проржавевшей гардеробщицей, а сошла с экрана, материализовалась в его сиянии не иначе как чудесным образом. Ей хотелось, чтобы зрители в зале поняли, нет, точнее, вспомнили, что молодость вечна, и жизнь вечна, и даже если это не так, то в эту самую секунду нет и не может быть никаких доказательств обратного…
В первом ряду прямо перед Ду-Ду сидел маленький сухой старичок. Глаз у него почти не было, их словно бы съели его собственные глазницы, а прозрачные веки опускались все ниже и ниже, как будто готовились закрыться навсегда. Застиранные бесцветные брюки старика были очень коротки, из грязных морщинистых ботинок торчали костлявые щиколотки – одна в носке, другая – голая, совсем прозрачная. Весь его вид можно было назвать благоговейным, казалось, он даже улыбался, хотя, скорее, его рот просто был немилосердно растянут обвисшими щеками.
Ду-Ду отвела взгляд от старика и увидела во втором ряду пухлую женщину с красными пятнами на лице. Ду-Ду заметила, что вязаная жилетка горчичного цвета на женщине надета задом наперед и подпоясана красным клетчатым шарфом. На соседнем стуле лежал целлофановый пакет, а на нем – раскрошившиеся куски батона, надкусанное яблоко и какая-то мутная жидкость в пластиковой бутылке. Второй подбородок у женщины вдруг дернулся, что-то заклокотало внутри нее. Она задвигала челюстями и похлопала себя по груди, глотая застрявшую в горле еду.
Актриса осмотрела дальние ряды и увидела симпатичную молодую парочку. Молодой человек был одет в ядовито-зеленую куртку с замочком и белой полоской на рукаве, его волосы были аккуратно уложены гелем. У девушки была белая кожа, коричневые губы, на плече висела длинная русая коса. Парочка даже н
Шикарная бабенка не снимая одежду в бассейне
Скромная девица любит все виды секса | порно и секс фото с молоденькими
Голые мамки дома (60 фото)