Одеть и надеть

Одеть и надеть

Есения Павлоцки

Слушайте, за слова “одеть” и “надеть” просто обидно! Ребята, пока мы там гундим, что шапку не одевают, а надевают, мимо нас проходит настоящий остросюжетный лексический замес.

Казалось бы, всё понятно с употреблением этих слов: надеваем мы, натягивая что-то на себя или на предмет, а одеваем, облекая кого-то во что-то; знаем, что слово “одеть” сочетается с одушевленными существительными, а “надеть” с неодушевленными –  что надеваем мы одежду, а одеваем Надежду. Про системные отношения тоже помним: антонимические пары “надеть — снять” и “одеть — раздеть”

Ну, изи же?

Мда, всё это изи было бы просто лавли, если бы не одно но. Вот скажите мне, почему многие из нас и наших недурно образованных знакомых все равно иногда случайно употребляют “одеть” вместо “надеть” и в панике скорее поправляют себя же, попутно обливаясь святой водой?

Ладно, почему поправляют себя – понятно. Все так запугали друг друга подменой этих слов, что “одел шапку” и, как Тургенев, «тут же, почти не одеваясь, уехал в Баден-Баден». В одной шапке.

Но как же так получается, что даже грамотные люди иногда сбиваются, прекрасно зная “одёжное” правило?

Как по мне, это куда интереснее Надежды со всем её гардеробом.

Итак, выясняем.

Я не удивлю вас, если скажу, что слово “одеть” вместо “надеть” – это социолингвистический маркёр, как, например, “зво́нит”. Если человек сказал “одеть пальто” и не понимает, почему на него косо смотрят, – плохо дело. Ему сразу присваивается статус “одержимый” – отныне от него ждут слов “покласть”, “ихний” и “выйграть”.

Разумеется, никому не хочется, чтобы о нём так подумали. Стоит грамотному человеку сказать “одеть пальто”, он тут же в холодном поту такой: «Ой, ой, надеть! Конечно же, надеть! *нервный смех* Одеть… надо же было такое сказать, хаха. Ребята, постойте, не закапывайте! Я нормальный – просто бес попутал!».

Это закон языковой традиции в действии. (Про все законы будет отдельный пост.) Это закономерность, которую в двух словах можно описать так: язык, стремящийся к отражению действительности и постоянно меняющийся, старается сделать то же, что и мы – на секундочку угомониться и похвалить себя за накопленные богачества. «Ух, как хорошо я поработал, как много у меня результатов и ресурсов! – а потом, как всегда, несётся дальше. – Вот это мне больше не надо, а вот этот свежак я возьму».

И тут появляются они – силы, не имеющие отношения к собственно языку. Специальные учреждения, имеющие правовой статус. Они фиксируют накопленное языком в качестве официальных предписаний (наши любимые словари и справочники), чем искусственно – подчеркиваю – искусственно задерживают естественные процессы. Как пишет Нина Сергеевна Валгина: «Происходит сохранение традиции вопреки объективному положению вещей».

(Да, никогда не упускаю возможности прикрыться известными учёными, чтобы вы не заподозрили меня в лингвистическом либертинизме. Впрочем, если заподозрите, тоже будете правы, хаха.)

А язык тем временем рвётся вперед и как бы говорит: «Слушайте, ну хватит, ребят. Мне вот туда надо, уже очень сильно надо!». Что, собственно, и происходит с нашими одеть – надеть.

А что, собственно, происходит? Ууу, это самое интересное.

Мы выяснили, что языку свойственно челночное движение – он накапливает, а потом очищается от лишнего, снова накапливает и снова очищается. Берет нужные ресурсы, сортирует их и избавляется от того, что не прижилось, не пригодилось или износилось. Так сохраняется системность, и в то же время происходит постоянное обновление.

Сформировались два слова – “одеть” и “надеть”. Они обозначают схожие явления, но имеют определенные различия. Для такой огромной системы эти различия в какой-то момент стали слишком дробными, избыточными. Слов в язык поступает много, скорость речи увеличивается, темп жизни – сами знаете. Угадайте, что происходит? Да, языковая система начинает экономить ресурсы.

Некогда там тупить уже, надеваешь ты шапку или всё-таки одеваешь. Надо уже что-то сделать и бежать по делам! И тут начинают происходить эти самые активные процессы – слово “одеть” начинает метастазировать всё семантическое поле (всё, что обозначают слова “одеть”, “надеть” и “обуть”). Разве что слово “обуться” будет держать оборону.

В первую очередь в подобных случаях происходит поглощение. “Одеть” претендует на то, чтобы занять место самого близкого по значению слова, и постоянно «подсовывает» нам себя вместо привычного “надеть”. Это рождает тот самый сбой, когда мы хотели сказать правильно, а получилось… как получилось. Но мы этот сбой пока отслеживаем и пытаемся блокировать.

Следующий этап – генерализация. В момент, когда “одеть” поглотит другие слова, произойдет переход от частного к общему, а вместе с ним – архаизация слов “обуть” и “надеть”. Через n лет наши потомки будут закатывать глаза и говорить «вообще-то не “надеть”, а “одеть”». А после эти слова начнут звучать так же странно, как “понеже” в 2018 году.

В результате произойдет ещё один активный процесс – переосмысление значения. То есть у слова “одеть” будет не одно, а сразу три лексических значения – и натянуть, и облечь кого-то во что-то, и обуть. Все эти действия будут называться одним словом.

Это один из наиболее вероятных вариантов развития событий. Вполне возможно, что нас просто захватят гептаподы и все пойдёт вообще по другому сценарию.

Хорошие новости для моих дорогих граммар-наци – случится это нескоро. К этому моменту мы все благополучно отойдём в мир иной. Обещаю! Скажу больше – это обязательное условие для трансформации системы, чтобы мы канули в Лету вместе со своим сдерживанием естественных процессов.

Плохие новости – нам повезло жить посреди этого большого процесса, поэтому вас будет частенько передёргивать от этих “одетых польт”. Тут ничего не поделаешь. Если вас это утешит, на долю каждого носителя языка в будущем будут приходиться такие раздражители, а то, что бесило нас – будет нормой.

Вот такая эпидерсия, господа.

Report Page