Обжорка

Даже не знаю с чего начать. Со смерти дедушки все пошло кувырком и перевернулось с ног на голову. Может, я пишу всё это, чтобы разобраться с тем, что произошло несколько дней назад, а может, чтобы предупредить кого бы то ни было о чем-то очень важном.

Похороны деда прошли сытно, даже чересчур. Покойные дедушка с бабушкой бы точно оценили то, каким роскошным столом их провожали, они вообще были любителями вкусно и плотно поесть. Несмотря на то, чтобы оба болели диабетом, они всячески игнорировали любые диеты и рекомендации врачей, когда и если вообще к ним обращались. Бабушка умерла в начале июня, подавившись костью. А дед, который еще несколько лет назад лишился всех конечностей по причине той самой болезни и своего безалаберного образа жизни, естественно, ни коим образом помочь ей не мог. Ему повезло, что уже на следующий день я приехал в их отдаленный от остальной деревни дом в гости с очередным визитом. Так мне и было суждено провести все летние каникулы, ухаживая за больным дедушкой, пока родители не поймут, что с этим делать дальше.

Помимо не самых приятных бытовых особенностей ухода за больным стариком, меня пугало и то, что у деда под конец жизни начала конкретно так отъезжать кукуха. Он то и дело бредил, постоянно просил есть, с пугающей дотошностью рассуждал о том, как бы обезглавил, выщипал, а затем разделал и поджарил пряненькую курочку, но все стало совсем жутко, когда он начинал неестественно бодрым и высоким голосом рассказывать мне о каком-то Обжорке, маленьком и хищном гномике, который, по его словам, и съел руки и ноги деда. А волна мурашек пробежала по спине, когда он сказал, что этот Обжорка и бабушку тоже съел, целиком. Бабушка и Обжорка весело играли, пока он ее подъедал. Конечно, никакого Обжорки для меня не существовало, а детали смерти бабушки я описал выше, но все же такие подробности иногда нагоняли жути.

И вот в одну из ночей дедушке было совсем плохо и он скончался, как заключил потом патологоанатом, от инфаркта вследствие болевого шока. Странно, конечно, это всё было. Да, дедушке было плохо временами, но о каком болевом шоке речь я в итоге не понял. А дедушку похоронили со всеми почестями. Все родственники уехали, а я остался еще на пару дней или, может, недель поскорбеть по покойникам и пожить неспешную, удаленную от цивилизации жизнь.

Все шло нормально, пока в одну ночь я не проснулся от страшной боли в пальце на ноге. Как будто укусили. Невольно я вспомнил про Обжорку и неприятно зажмурился. Да, умел же впечатлить этот дед. Но потом меня охватила волна спокойствия и невесомой радости. Даже не смотря на ногу для пущей бравады, я отправился на кухню попить воды. Пока я шел по коридору мимо дедовой комнаты прошмыгнула маленькая тень. Показалось. Тьфу ты, старый. А как смешно получилось-то.

Полусумрак, который освещала только холодная полная луна, мог бы показаться странным и зловещим, а тени, которые то и дело возникали на периферии зрения внушали бы угрозу, но только не в эту волшебную, обволакивающую нежностью ночь. Вода оказалась какой-то противной на вкус, даже кислой. Испортилась. Ладно, черт с ним, схожу за свежей уже завтра, такая приятная ночь все-таки. Время до рассвета я провел в очень приятных снах, где вся семья была в сборе, мы сидели за большим, плотно накрытым столом, рассказывали истории, ели и смеялись.

Проснулся я с приятным настроением, но меня отрезвила мысль о протухшей воде, я пошел умыться, чтобы сходить за свежей до колодца. Как же я охерел, когда увидел, что на правой ноге нет, мать его, большого пальца. Сука! На его месте не было ни раны, ни крови, будто я потерял его не за ночь, а очень давно. Но еще сильнее в моей голове щелкнуло, когда я вспомнил, какое хорошее настроение было у меня ночью, ну не бывает у меня так. Каждое ночное пробуждение заканчивалось в долгих и неприятных попытках обратно заснуть. Я ломанулся звонить маме, в панике рассказывая, что со мной случилось, на что она обеспокоено спросила, все ли со мной в порядке, не получил ли я солнечный удар, а затем будничным тоном рассказала, что пальца я лишился еще в детстве, когда на меня напала уличная собака. Нет, я конечно слышал о ложных воспоминаниях, но чтобы настолько… После разговора я судорожно начал искать в телефоне фотографии, где были бы видны мои голые стопы. И, черт возьми, пальца не было ни на одной фотке ни недельной, ни годовалой давности. Тут я струхнул. Не может быть такого, что целый палец я себе выдумал. Остается только… Да бред собачий. Не могло быть никакого Обжорки. Вдруг я вспомнил деда, у которого не было ни рук, ни ног. А что если? Нет. Ну не может быть. Я скорее поверю в то, что у меня из-за смерти двух близких людей и правда внутри что-то сломалось, и я начал галлюцинировать. Но не будь я собой, если бы не решил перестраховаться и не взял с собой под подушку нож.

Уснуть долго не получалось, я проворочался полночи перед тем, как провалиться в забытие. Оказалось, что это было ненадолго. Я проснулся от невыносимой боли, еще страшнее, чем тогда, с пальцем. Что-то во мне подсказало, что сейчас лучше замереть. Я едва опустил взгляд к своим ногам, меня парализовало. В районе бедра мою ногу перегрызало маленькое, не больше полутора чашек в высоту, существо без глаз. Точнее, места под глаза были, но за ними виднелась только июльская темнота. Оно было покрыто короткой серой шерстью, и только маленький красный колпак выдавал в нем гнома, или оно хотело казаться гномом. Рот, нашпигованный маленькими треугольными зубами жадно перегрызал мое бедро, как будто между делом напевая детскую песенку. Приятная мелодия успокаивала, а глаза наливались свинцом. Когда я осознал, что происходит, сердце ушло в пятки. Очнись! Тебя жрут. Ну и пусть жрут – хорошо же. Хватит!

Я крепче сжал под подушкой нож, резко дернулся и перерубил тело гнома пополам. Маленькая туша в два такта упала на пол, морок тут же сошел. Я приподнялся, чтобы посмотреть, куда упало тело. В этот момент две половинки срослись, и Обжорка, мелко семеня своими когтистыми лапами, убежал из комнаты. Повисла тишина. Я медленно, стараясь не издавать ни звука, привстал с кровати и осмотрелся по сторонам. Моя комната. Но что-то в ней было не так: обои на стенах будто плавали, пульсировали. Неяркий лунный свет едва прорезал густую темноту, а некоторые уголки так и оставались непроницаемо черными. Я прислушался, стояла гробовая тишина. Надо было что-то делать. Эту тварь просто так не убить, а это значило, что рано или поздно она за мной вернется, и, не дай бог, я снова попаду под этот гипноз. Как только я шелохнулся для того, чтобы выйти из комнаты, из-под кровати вылезла рука и схватила меня за ногу. Я еле сдержал крик, страх волной прокатился по всему телу, и тут, неожиданно даже для самого себя, я с силой вырвал ногу и выбежал из комнаты, закрыв за собой дверь. Нечто покинуло свое логово и почти бесшумно, но как-то ритмично приближалось к двери. Я начал искать в темноте (идиот, зачем я закрыл занавески) гостиной стул, чтобы подпереть дверь. Пол был покрыт какой-то жидкостью, от которой неприятно зудели ноги.

Оно приближалось и уже нащупывало ручку двери, когда я больно споткнулся о валяющийся стул. Черт! Надо было поднять его еще тогда, когда он упал! Со скоростью света я подпер ручку, а существо безуспешно пыталось выбраться. Кто знает, сколько сюрпризов еще ждет меня здесь — надо двигаться аккуратнее и тише. Я пошел по коридору к выходу из дома, взгляд мой упал на дверь. Нет, этой двери никогда не было на этом месте. Что она тут делает? Как вдруг раздался мощный хлопок. Блять! Дверь вылетела из петель, и кто-то галопом мчался ко мне. Не было времени на подумать, я метнулся и спрятался за несуществующей дверью. Сквозь оставленную щелку, я увидел как мимо прошел вприпрыжку мой преследователь, он будто танцевал под только ему известный мотив, но, боже, как приятно. Очнись!

Оно было похоже на паука, но только собранного из сшитых между собой двух рук и двух ног. Конечности изгибались в нескольких местах так, как человеческий сустав не мог изгибаться. От этой неестественной походки кровь стыла в жилах, если не присматриваться к очаровывающему ритму. Я готов поклясться, на одной из рук на долю секунды я увидел дедушкины часы! Стоп. Какие часы? Дедушка последние несколько лет своей жизни провел без конечностей. И тут я вспомнил: как выпрашивал у дедушки эти часы в наследство еще на Новый год, точно. Что тут происходит?

От размышлений меня отвлек протяжный, похожий на китовый, вой. Там, за моей спиной располагался огромный коридор, конец которого не было видно, он подсвечивался, будто мерцал, но куда он ведет не было видно. Вой снова раздался, и в этот момент с другого конца прохода послышались тяжелые шаги, кто-то шел сюда, ко мне оттуда, из бездны. Нужно выбираться. Я медленно открыл дверь, которая как назло противно заскрипела. Я застыл. Вроде тихо. Метнувшись к входной двери, я обнаружил, что на ее месте была стена, отсюда мне не выбраться. Что же делать? Лунный свет! Дом освещен с улицы. Может, я смог бы выбить окно. Как вдруг что-то зубами вцепилось мне в руку. Это была выросшая из стены челюсть с парой золотых зубов, она была до боли мне знакома. Точно, бабушкина вставная челюсть. Сука! Я одернул руку и побежал на кухню, к ближайшему окну.

Но не успел я влететь на кухню, как там, в ночной тьме, меня ждала следующая картина: Обжорка, пританцовывая, стоял на двух табуретках около плиты и возился с большой кастрюлей. Он весело и беззаботно напевал: «Раз, два, три, четыре, пять – время кушать подавать! Пять, шесть, семь, восемь – блюдо ко столу мы просим!» Времени не теряет, сволочь. А самое ужасное, что на все попытки вести себя как можно тише мое тело отвечало отказом. Меня сковал страх, когда я заметил, что мои ноги выплясывают неловкие танцы ровно под ритм песни гнома. Сзади что-то заскребло, меня отпустило, и я обернулся. Тварь из конечностей деда в быстром рывке прыгнула в мою сторону, ее рука прилетела прямо в мое горло и начала душить. Я стремительно терял сознание и последнее, что я увидел было то, как весь дом: обои, стол и стулья танцуют под дудку Обжорки.

Проснувшись, еще несколько секунд я провел в приятной дремоте, в которой ничего не соображал, а ночной кошмар оставался самым приятным и счастливым в мире сном. Ком подкатил к горлу, когда я посмотрел на свое тело. Там не было ноги. Все как и в прошлый раз: ни раны, ни боли, только заживший обрубок и противное, ужасно противное послевкусие радости. Не буду вдаваться в подробности о том, как звонил маме, убедиться, что ноги у меня никогда не было, а потерял я ее, сильно облившись кипящим супом. Времени было мало. Мерзкому гномику я сдаваться не хотел, надо было что-то придумать. На кофе я, может, и протяну пару суток без сна, но потом все равно надо будет засыпать. Сбежать из дома? Вряд ли получилось бы на одной-то ноге, да и где гарантии, что гном не придет за мной в другом месте. Единственное, на что я могу полагаться, это дедушка, который рассказывал мне об Обжорке. Почему я не забыл его бредни, как это вышло с ногами и руками? Инфаркт! Гном не успел его доесть, поэтому я все помню. Гениально, спасибо, дедушка.

Весь оставшийся день, прыгая на одной ноге, я копался в доме в попытках найти хотя бы что-то, сделать это оказалось не очень просто в силу моей инвалидности. И вот, бинго! Я нашел дедушкин дневник. Зачем он вел его? За какой-то излишней сентиментальностью не был замечен. Может, он нарочно хотел оставить хоть какую-то информацию, не знаю.

3 июня

Обжорка сегодня ночью съел мою вторую ногу. Когда я пытался отбиться от него на меня напало нечто в лохмотьях моей Вали. Зато я все вспомнил. Валюша моя всегда была тоненькая как спичка. Какой диабет, это ее мелкий гаденыш сожрал.

Вспомнил, как она бредила перед смертью, всё вспоминала пышки в пудре, суп и Обжорку этого. Очень много было про суп. Сначала то и дело напевала: сварить суп, сварить суп. А перед тем как от ее тела осталась только половина пластинку заело на «не вари суп, не вари суп».

5 июня

Не сплю третьи сутки. Не могу больше, не могу ни есть, ни пить: просто не дотянуться до еды. Съел всю муку и крупу, они лежали в нижней тумбе на кухне. Воду пришлось пить из лужи, благо дождь прошел, до речки не дойду, тьфу-ты, не доползу.

6 июня

Уснул посреди дня, боялся, что проснусь уже без рук. Но нет.

Там, по ту сторону так же темно. Дополз до кухни. Гном возится у плиты, варит что-то, танцует и все в книжку какую-то подглядывает. Из огромной кастрюли торчит Валюшина нога. Рядом с ним Валюша лежит, сопит как будто, как будто ей есть чем. Как вдруг мелкая гадость соскочила со своего стула, пришлось прятаться. Притаился в коридоре, а Обжорка прислушивается к двери напротив, к той, которой дома не было никогда. И как будто боится.

Проснулся, на улице все еще светло, тот же день. Значит, это он по ночам на охоту выходит, а днем месиво свое варит.

После этой записи читать дневник стало почти невозможно — строчки превратились в каракули.

7 июня

Подонок проглотил мою правую руку, придется писать левой. Когда я начал отбиваться, то, что когда-то было Валюшей схватило меня за руки, пока Обжорка отгрызал правую. У меня получилось вырваться, пока обе руки еще были со мной, разрубить Валюшу и убежать. Я спрятался на кухне, залез в нижний шкаф и сидел там всю ночь.

Нашел его поваренную книгу, она все это время в моей тумбочке лежала.

Был там рецепт «Супа из гнома», вот, значится, каким супом Валюша бредила. Вся страница с рецептом была чем-то измазана, текст читался с трудом, что-то с этим супом было не так, он выделялся, казался ужасно унылым и неинтересным, не вызывал той детской беспечности, как остальные. Я не успею даже попробовать его сварить. С двумя руками, может, и получилось бы, а так…

Вспомнил, что Андрюша должен приехать. Ох, лишь бы что-то случилось и ты не приезжал, внучок.

Во всяком случае какие-то зацепки у меня были. Пока у меня есть еще одна нога и обе руки, нужно найти поваренную книгу и сгнобить этого чертового гнома в преисподнюю, или откуда он там пришел. Спасибо, дедушка.

Однако все следующие сутки я не мог решиться заснуть. Еще бы. Хрен уснешь, когда знаешь, во что превратится жизнь, если тебе отгрызут ногу. Но когда усталость все-таки сморила меня, я решил дождаться рассвета, чтобы появиться перед Обжоркой тогда, когда он меньше всего этого ждет. Перед сном я обрыл весь дом, нашел старенький, но крепкий тесак, заточил его как следует и спрятал под подушку.

Очнулся я, услышав свирепый китовый вой. Кроме меня в комнате никого не было, луна светила тускло, тьма все ближе подбиралась ко мне. Допрыгав до кухни, я заглянул за угол. Гном копошился над большой кастрюлей. Надо было как-то его отвлечь. Решение не заставило себя долго ждать. Я подошел к двери в коридоре и что есть силы забарабанил по ней, она отозвалась еще более свирепым воем. Я услышал, как на кухне что-то засуетилось и побежало в сторону коридора, тогда я упрыгал в темный угол, стараясь как можно меньше шуметь. Обжорка обеспокоено заглянул за дверь и быстро вошел в нее. Но как только я собрался дернуться, мимо меня проскакала в ритмичном танце нога, моя, сука, собственная нога. В этот момент тьма, отойдя от стен вместе с обоями обволокла меня, так нежно и приятно, что меня сразу повалило в сон. Не в силах с этим бороться, я чувствовал, как меня наполняет эйфория, будто мама подошла и обняла сзади. Как вдруг мою кисть пронзила боль. Челюсть впилась мне прямо под кожу, обои встали на место и я проснулся на кровати, а в руке нашел записку: «Не вари. Баба Валя». Не знаю, что все это значило, но было уже слишком поздно. За окном все еще светило солнце, но я должен был вернуться обратно. Веки опустились.

Я пришел в себя в темной прихожей и, не теряя времени, метнулся на кухню, заглянул под тумбочку, сердце истошно колотилось, времени было мало. Книга. Вот она! Я быстро перелистал страницы: «Румянай кодык», «Форшировынные супруги», «Сабачька с хазяинам, рогу», все не то. «Симейный рулет, абизательна гатовица вмести с дитьми», «Биреминный жевот с плодом в собствиннам саку», как вкусно! Вот бы попробовать. Сука, мерзость! Кажется, вот, потрепанная и плохо читаемая страница – «Супчек ис Абжорки». Красной краской, нет, кровью подписано: «Не довать нипроваринному мясу». Непроваренное мясо это я? В рецепте не было ни строчки про самого гнома, рецепт супа состоял из нескольких ингредиентов: «ручька паследнега друга Абжорки, ношка паследнега друга Абжорки, лаврушька, нипровариннае мясо». Блядь, таких друзей надо в музей… Вода уже кипела. Я повернулся и увидел, как на меня замахивается то самое существо, только вместо четырех конечностей у него их было три. Руку сварил уже, падла прожорливая. Накаченный адреналином, я рванулся к существу быстрее, чем оно посмело дернуться в мою сторону, схватил рукой одну ногу и отрубил ее с такой силой, которой у меня никогда в жизни не было. Со стороны коридора послышался скрип.

Я не удержался и повалился на пол. Половина паука пыталась начать меня душить. С яростным криком я замахнул тесак и отрубил твари последнюю руку. Кое-как встал, поднял с пола отрезанные конечности и закинул их в кипящий котел, кастрюлей теперь это не повернется язык назвать. Из коридора послышалось торопливое топанье. Я с грохотом открыл шкафчик и высыпал в котел всю пачку лаврового листа. Как тут мою ногу пронзила боль. Обжорка начал подъедать меня прямо снизу, сука! И все же что за непроваренное мясо? Времени думать не было, я молниеносно проматывал в голове варианты: сырая свинина, курица? Да откуда они тут?! Я начал замечать, что становлюсь ниже — еще чуть-чуть и перестану доставать до верхушки кастрюли. Тут мою голову прознает идея. Я схватил нож и что было сил ударил себя по пальцам: мизинец и безымянный упали в варево, а на среднем осталась рана. Я стремительно уменьшаюсь и уже не достаю руками до краев котла. Чувствую, что теряю сознание от боли. В последний момент я схватился обеими руками за дно кастрюли, кисти болезненно обожгло, а посудина полетела вниз. Жадно, как будто глотая воздух в приступе асфиксии, я попытался поймать ртом бульон, который обжигал рот. У меня получилось даже зацепиться зубами за мясо. Я упал на пол от бессилия и повернул голову в сторону. Гном, будто в агонии, растворялся, нет, переваривался. Так этой суке и надо. Из коридора послышался протяжный вой. В последние секунды перед тем, как я потерял сознание, Обжорка жалобно и боязливо прошептал: «проголодалась». Я повернул голову к потолку, побелка на нем покраснела и зашевелилась. «Желудок», — подумал я и отключился.

Я проснулся у себя в комнате, на улице было утро, мой взгляд упал на тело – все было на месте! Я цел и невредим! Тут в мою комнату зашел дед: «Доброе утро!», — радостно проговорил он. У меня получилось. Я победил. Все живы. «А где бабушка?», — спросил я. — «А она это…», — будто забывшись сказал он, – «ее Лакомка съела». Раздался грохот, земля затряслась, прозвучал оглушительный вой. – «А вот и она», – прощебетал в эйфории дед, – «и за нами пришла!» Я выглянул в окно, солнце затмил огромный силуэт, и только большой красный колпак выдавал в этом существе гнома. Мне стало безудержно весело, я понял, почему дед так рад ее видеть! Это же она, моя лучшая подруга, – Лакомка. Выходит, Обжорка кормил своими яствами что-то очень огромное, и пока она ела, можно было не волноваться о том, что она проснется. А бесконечный коридор, который прятался за несуществующей дверью - очень длинная глотка. Вот же дурачок этот Обжорка! Зачем он прятал от нас такую замечательную девочку?

Может, я пишу всё это, чтобы разобраться с тем, что произошло несколько дней назад, а может, чтобы предупредить кого бы то ни было о чем-то очень важном. Ведь скоро и вы узнаете, как же весело играть с Лакомкой!