"Обратный путь - только в СИЗО": как работает "Вывожук"

"Вывожук" - это кибер-партизанская инициатива, которая помогает с выездом людям, преследуемым из-за политических взглядов. Их задача - изучить, как работают системы розыска, и использовать эти знания для того, чтобы помогать тем, кто уже находится под следствием в России, выехать за рубеж. "Активатика" побеседовала с представителем проекта об их работе, трудностях и о том, как обеспечивают безопасность подопечных.

Как вам пришла идея создать организацию?

Каждый из нас в какой-то мере занимался этим после начала войны, когда приходилось помогать своим товарищам и коллегам, попавшим под уголовное преследование. После того, как мы поняли, что мы делаем одну работу разрозненно, мы решили, что было бы очень логично объединиться в одну инициативу и делать это организованно.

У нас очень разные специалисты. В целом, это активисты и активистки из разных антивоенных сообществ. У всех есть опыт столкновений со спецслужбами, полицией. У всех есть опыт эвакуации. Постепенно нарабатываем новые навыки, новое знание уже в составе команды.

Мы все знакомы. Я знаю, что есть отдельные сообщества антивоенные, где люди друг друга не знают. Любые факапы в коммуникации грозят нам арестами подопечных. К сожалению, мы не можем позволить себе быть полностью анонимными.

Наших подопечных мы намеренно не аффилируем с нами. Во-первых, это позволяет нам сохранить анонимность сети коммуникаций внутри России. Это очень много людей, которые нам помогают. Во-вторых, это безопасность подопечных. Они дают интервью разным изданиям, но мы просим не говорить о том, кто помогал и какой был маршрут выезда.

На момент начала войны вы, сотрудники организации, находились по большей части в России или за рубежом?

Насколько я могу судить, на момент начала войны бОльшая часть команды находилась в России. Сейчас вся команда уже находится за пределами страны. К сожалению, из-за рисков и постоянного внимания со стороны разного рода спецслужб, мы не можем работать с людьми, которые находятся в России.

У нас нет грантов, потому что нужно понимать, что гранты - это отчетность, а мы не совсем подотчетны в некоторых кейсах. Нас поддерживают частные пожертвования, но мы всегда нуждаемся в дополнительных ресурсах. Большинство из нас работают параллельно на нескольких работах.

Скольких людей уже удалось вывезти из России?

Мы помогли 50 людям - это именно число людей, а не кейсов, потому что часто люди выезжают семьёй. Мы всегда стараемся сразу брать всех, чтобы "зачищать" возможность угроз семье.

Люди, которым мы помогаем, находятся под домашним арестом, под запретом определенных действий. Очень много подписок о невыезде, реже - насилие со стороны полиции. В этих случаях мы помогаем, но не так часто они до нас доходят. Еще реже - просто обыски, когда следственные действия ещё не начаты.

Чаще вы выходите на людей или они на вас?

К людям в сложных ситуациях мы выходим сами, например, домашний арест. В таком случае мы связываемся с ними и предлагаем помощь. Можно просто отправить нам заявку.

В последнее время очень часто начали выходить на нас. В конце года нас искали по всем чатам с просьбой о консультации. Для таких случаев мы запустили "горячую линию", где постоянно есть кто-то на связи.

Разные люди занимаются обработкой заявок и непосредственно поиском новых уголовных дел. У нас есть множество связей с организациями, помогающими политзаключенным в России и за границей. Мы с ними на связи, они нам скидывают кейсы, а мы им - кейсы, которые нам не подходят.

Какие кейсы вам не подходят?

Людей, которые находятся в СИЗО, и у них нет шансов выйти из СИЗО даже спустя полгода.

Пока не было случаев, когда человека задерживали за границей?

(Примечание: интервью было записано до ареста в Казахстане анархиста Дениса Козака. Ряд СМИ тогда сообщили, что Козак был задержан из-за того, что в шелтере "Вывожука" жил агент ФСБ. Денис действительно жил в квартире, в которой находились и подопечные "Вывожука", но информацию об "агенте" в организации опровергают. Подробнее о кейсе - здесь.)

Нужно понимать, что ситуация очень динамичная. Мы работаем с местными правозащитниками и политдеятелями. Мы не можем гарантировать, что через полгода не начнут выдавать, но пока что не выдают. Пока не депортировали ни одного человека, кроме бывшего фсбшника, который сам перешёл границу (речь о майоре ФСО Михаиле Жилине, который просил убежища в Казахстане, но был депортирован в Россию - прим.).

До нас долетают сообщения о попытках депортации, потому что люди пишут во все помогающие организациям. Мы стараемся отслеживать ситуацию с тем, в какой стране это происходит.

Как вы проверяете заявки и отделяете просьбы о помощи от эшников?

Мы уже несколько раз апгрейдили систему верификации. Чем дальше, тем больше думаем о том, что к нам будут присылать завербованных или подментованных людей. Когда человек находится под следствием, его достаточно просто сломать и с помощью угроз и насилия заставить работать на службы. Поэтому каждый запрос мы воспринимаем так, как если бы человек работал на спецслужбы. Когда ты исходишь из такого контекста, верификация проходит более четко.

Мы в несколько этапов проверяем историю человека: пресс-релизы, публикации в СМИ, связываемся с адвокатом. Мы запрашиваем все процессуальные документы. Если их нет, то запрашиваем через адвоката. Как правило, материалы следствия на руках у тех, кого преследуют, либо их может запросить адвокат.

Если подопечный сопротивляется этому процессу, если он не присылает документы, но утверждает, что дело есть, возникают сомнения, насколько это реально. Здесь спасибо большое СМИ, которые распространяют информацию о задержанных. Когда кейс совсем непубличный - работать намного сложнее.

Сколько кейсов вы не приняли?

На самом деле очень много: 50% кейсов сразу же уходят на другие организации, потому что они никак не связаны с нами. Иногда к нам приходят со статьями, которые не являются политическими, например, за мелкое хулиганство. Или хитрые люди, которые хотят выехать из России за наш счет, но не имеют на то оснований: когда мы просим документы и имя адвоката, они отпадают. Плюс фейки, тролли и эшники: когда история выдуманная, она сразу уходит в утиль. Еще очень много кейсов мобилизации. Их мы направляем в "Идите лесом", исключая случаи, когда мобилизация является политической местью.

Как вы отсеиваете политическую месть в рамках мобилизации?

Если человек занимался активизмом, то чаще всего он получает политические статьи, вроде дискредитации. Очень редко бывает такое, что люди к нам приходят без явных "политических" статей, а если да, то мы восстанавливаем хронологию: когда и как человек занимался активизмом, когда и как началось уголовное преследование, чтобы выявить связь. Но такие кейсы появляются у нас очень редко.

Вы полностью обеспечиваете выезд?

Да, мы берем на себя оплату новой техники, всего транспорта, еды - всего, что пригодится до выезда в относительно безопасное место. Если это критическая ситуация, то мы помогаем и с арендой, расходами на быт и еду. Но чаще мы переводим людей на сопровождение к другим организациям, которые занимаются оформлением документов и предоставлением убежища. Здесь нужно понимать, что люди, находящиеся под следствием, часто теряют работу и лишаются всех сбережений.

Вывозите ли вы людей без паспорта?

Да, такое бывает. Это кейсы, когда человек оказывается в другой стране, не переходя границу.

Какие случаи самые сложные?

Самое сложное - вывозить людей из крайних точек России. Потому что время очень важно: мы стараемся вывозить людей за сутки-двое, чтобы это было быстро и максимально незаметно, потому что, когда мы доберемся на место, скорее всего, будем уже в федеральном розыске. Это всегда очень большая физическая и эмоциональная нагрузка. Все достаточно сложно и затратно. Такие случаи сложнее всего.

Не было такого, что ваши подопечные хотели всё бросить на полпути?

Мы иногда встречаемся с теми, кому мы помогали, и они часами рассказывают о том, как это было. Там есть и переживания, и неуверенность, и недоверие, и чувство, что всё пропало - это очень большой стресс. Но мы изначально договариваемся, что если мы начали выезд, то обратный путь - только в СИЗО. И еще ни разу не было, чтобы мы остановили выезд из-за того, что человек отказался от него.

Как вы обговариваете условия безопасности?

У нас есть отдельные протоколы с кучей файлов: до, во время и после выезда. Это тонны текста, которые мы просим читать. Как работать с телефоном? А как с техникой внутри дома? Как не быть заметными? Как теряться в городском пространстве?

Чаще всего люди добросовестно относятся, потому что это их безопасность.

Какой у вашей организации горизонт планирования?

Как и большая часть антивоенных инициатив, наша образовалась ситуативно. В первые месяцы мы совсем не думали о том, что будет дальше, потому что было очень много судебных решений. Сейчас мы достаточно мощно вкладываемся в то, чтобы мы могли обрабатывать большее количество заявок. Это стало работой, которую я планирую в долгосрок. Даже если Путина убьют или он сам умрет, или "умрёт" режим - политзаключённые никуда не денутся. Пока дойдет до оправдательных приговоров, до снятия обвинений - это очень долгий процесс. Это процесс, который требует очень много времени и политической воли. Нужно пересмотреть тысячи дел и отделить политически мотивированные преследования. Это очень долгая и сложная задача. И оптимизма в этом смысле пока нет.