ОСОБЕННОСТИ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ СОЮЗА ОБЪЕДИНЕННЫХ ГОРЦЕВ И ГРУЗИНСКОЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ (1918 – 1919 ГОДОВ)

Современные историки, особенно представители кавказоведения, активно обращаются к истории Союза объединенных горцев Северного Кавказа и Дагестана (1917–1918 годы) и Горской республики (1918–1920 годы). Данный комплекс работ отличает многоаспектность в представлении темы, которая освещается и в рамках истории революции 1917 года, и в контексте событий гражданской войны, и в свете геополитических проблем Северо-Кавказского региона.

Безусловно, важной и интересной является проблема отношений Северного Кавказа с провозглашенными в 1918 г. республиками Южного Кавказа. С данного ракурса у исследователя появляется возможность увидеть Большой Кавказ в его целостности, а также реконструировать складывающиеся в новом постреволюционном и поствоенном контексте внутрирегиональные коммуникации. Термин «Большой Кавказ» с недавнего времени используется в политологических работах, таким образом ученые подчеркивают геополитическое единство макрорегиона, разделенного государственными границами. Период с 1917 года (главным образом, начиная с октября и прихода к власти большевиков) по 1922 год стал временем турбулентности, в течение которого регион отделился и снова вошел в состав России. Под влиянием революции в пределах Большого Кавказа возобладали центробежные силы, которые ускорились после прихода к власти большевиков. В южных пределах предпринимались попытки национального государственного строительства, в северной части велись поиски объединяющего начала для многочисленных народов и также создания независимого от большевистской России государства. При этом северокавказские политики стремились поддерживать связи и не отказывались от любых возможностей согласования действий в процессе получения государственного суверенитета с южнокавказскими соседями. В этой связи мы, обращаясь к проблемам региона в исторической ретроспективе, считаем целесообразным использование термина «Большой Кавказ», который подразумевает единый макрорегион, ставший после ослабления России ареной геополитического соперничества ведущих мировых игроков.

Ситуация на Северном Кавказе непонятна без обращения к положению дел на Южном Кавказе. Эта же взаимосвязь, даже с учетом всех произошедших после революции 1917 года тектонических сдвигов, характерна для изучаемого периода. Обращаясь к истории Союза, трудно уйти от темы взаимоотношений с закавказскими республиками, в том числе с Грузией, особенно в свете того, что Абхазия входила в него. Необходимость взаимодействия осознавалась горским правительством, оно нуждалось в «сочувствии Закавказских республик», без которого «дело обороны Северного Кавказа представлялось немыслимым». В конце февраля 1918 года во Владикавказе была принята резолюция временного правительства Союза горцев Северного Кавказа и Дагестана о мерах по политическому воссоединению Северного и Южного Кавказа. В рамках данной статьи ставиться целью выявление основных трудностей в деле консолидации народов Большого Кавказа в обозначенный период на примере грузинского вектора политики горского правительства.

11 мая 1918 года на Батумской конференции делегаты правительства Союза горцев Кавказа заявили о своем отделении от России и образовании независимого государства – Горской республики. Пределы самопровозглашенной республики были обозначены следующим образом: «Территория нового государства будет иметь своими границами на севере те же самые географические границы, какие имели области и провинции Дагестана, Терека, Ставрополя, Кубани и Черного моря в бывшей Русской Империи, с запада – Черное море, с востока – Каспийское море, на юге – границу, подробности которой будут определены по соглашению с Закавказским правительством».

Из приведенного отрывка следует, что горское правительство осознавало институциональный распад Большого Кавказа, некогда единого в составе наместничества, но также понимало необходимость налаживания диалога относительно границ с закавказскими соседями. Констатация этого факта произошла на фоне растерянности северокавказских элит, которые не имели опыта самостоятельного принятия внутри- и внешнеполитических решений. На конференции в Трапезунде в апреле 1918 года министр иностранных дел Союза горцев Гайдар Бамматов подчеркнул необходимость создания единого Кавказа на экономических и политических основаниях. В ноте же, адресованной правительству РСФСР и переданной через германского посла в Москве графа Мирбаха, горцы с категоричностью заявили о стремлении создать независимое государство. 

В обстановке постреволюционного времени и послевоенного мира взаимодействия горского и грузинского правительств носили характер и конфронтации, и сотрудничества, одновременно. В течение одного месяца, а именно июня 1918 года, четко обозначились эти две тенденции. С одной стороны, взаимные официальные заверения в налаживании позитивного диалога, с другой – возникновение по ряду вопросов конфликтных ситуаций. Горское правительство осознавало необходимость поддержания благоприятных отношений с грузинскими властями в процессе создания собственного государства. Одним из первых вопросов, который вынуждал вести переговоры, стал транзит через Грузию турецкого вооружения и специалистов на территорию Северного Кавказа, для чего требовалось открыть железную дорогу Батум – Тифлис и шоссе Тифлис – Владикавказ. Судя по документам, медиатором в этих переговорах выступили германские представители, с оглядкой на которых приходилось действовать и горскому, и грузинскому правительствам. В личных беседах грузины заверяли Гайдара Бамматова в возможности предоставления транзита, но обещание выполнять не спешили, из-за чего возникли трения. Поэтому на конференции в Батуме он обратился непосредственно к германской делегации и ее председателю фон-Лоссову, который поддерживал идею мирного диалога между Союзом горцев и Грузией, а после направил официальное письмо главе дипломатической миссии правительства Германии на Кавказе графу Шуленбургу. В эти же июньские дни 1918 года председатель правительства Горской республики чеченец Абдул Меджид Чермоев направил письмо, адресованное грузинскому правительству, с заверением в чувствах дружбы и почтения и с призывом как можно скорее заключить политический и экономический союз. Горская республика не могла себе позволить открытой конфронтации с Грузией, поэтому на официальном уровне делала заявления о мирных намерениях и стремилась к заключению соответствующих договоров.

Практически с заявления кавказскими республиками в мае 1918 года о своей независимости началось противостояние Грузии и Союза горцев по абхазскому вопросу. Абхазский народный совет (АНС) с момента распада Закавказской федерации полагал юридические основания для связи с Грузией утраченными и принял на себя всю полноту власти. Однако на территорию Абхазии в конце мая 1918 года были введены немецкие и грузинские войска, что вызвало резко негативную реакцию горского правительства. Гайдар Бамматов писал Шуленбургу: «Я нисколько не сомневаюсь, что незначительный десант немецких войск в Сухуми является исключительно результатом недоразумения, в которое, Ваше Превосходительство, были введены грузинским правительством». Северокавказские представители старались апеллировать именно к авторитету германского правительства, вероятно, опасаясь разрушить хрупкий мир прямыми переговорами с грузинской стороной. Агрессия против Абхазии естественно расценивалась как действие против интересов горского правительства, в которое в 1917 – начале 1918 годов входил абхазский представитель Сергей Ашхацава.

Разлад в грузино-абхазских отношениях в мае–июне 1918 года усугублялся внутренним кризисом в самой Абхазии, где действовал второй Абхазский народный совет, пребывавший в состоянии раскола. С одной стороны, существовала группа Симона Басарии, Александра Шервашидзе и так далее, ориентировавшаяся на горское правительство, с другой, был меньшевик, ставленник Тифлиса, Варлам Шервашидзе. Период 1917 – 1921 абхазский историк Станислав Лакоба называет «одной из основных болевых точек в истории грузино-абхазских отношений». Для Грузии присоединение Абхазии к Союзу горцев было крайне невыгодно и нежелательно хотя бы потому, что оно означало усиление Турции, с которой Северный Кавказ был органически связан через диаспору. 

По воспоминаниям одного из основателей АНС Михаила Тарнавы, грузинские представители, в том числе меньшевик и член Особого Закавказского комитета Акакий Чхенкели, пытались предотвратить объединение Абхазии с Союзом горцев еще в ноябре 1917 года. Они прибыли в Сухум на Съезд абхазского народа с целью перехватить инициативу у представителя Союза горцев чеченца Аслабека Шерипова (в последующем – борца за советскую власть) и отговорить абхазцев от принятия решения в пользу консолидации с северокавказскими горцами. Тем не менее съезд принял «Декларацию съезда Абхазского народа», в ней констатировалось включение Абхазии в состав Союза горцев, Абхазский национальный совет определялся как «орган, объединяющий абхазский народ с Союзом горцев в лице Центрального комитета Союза и проводящий общие политические лозунги и постановления Союза». 

В целом в абхазском вопросе грузинское правительство Горскую республику как оппонента не рассматривало, более обстоятельно оно вело переговоры с Добровольческой армией и британской администрацией. В Тифлисе 23 мая 1919 года состоялось совещание. Английский генерал Джеймс Бриггс обратил внимание на то, что слишком много жалоб поступает от абхазского населения на действия грузинских войск, которые ведут себя «хуже большевиков: отнимают дома, земли, производят социализацию и национализацию имущества». Министр иностранных дел грузинского правительства Евгений Петрович Гегечкори отрицал возможность подобных случаев и подчеркнул, что Абхазия управляется автономно АНС в пределах независимой Грузии. В течение всего совещания Горская республика не был упомянута ни одной из сторон.

В своих воспоминаниях глава грузинского правительства Ной Жордания дал следующую характеристику ситуации вокруг Союза горцев и Абхазии: «Наши соседи все время подсматривали и искали удобного случая, чтобы отнять у нас какой-нибудь кусок земли. Один из наших помещиков в Абхазии, князь Шервашидзе, недовольный нами, бежал на Северный Кавказ и на одном митинге преподнес ему всю Абхазию. Вместо того, чтобы спросить его, по какому праву или по чьему полномочию он говорит, там сразу приняли; этот подарок и предъявили нам претензию: «Абхазия наша, уходите оттуда!» Вот какие соседи были у нас. Одним словом, вокруг Грузии господствовали, главным образом, авантюристические типы, которые никакой политической работы никогда не вели, никогда политикой не занимались — бывшие чиновники, офицеры, потерявшие свою карьеру и тому подобное, и все они впадали из одной крайности в другую». Безусловно, Грузия рассматривала Абхазию как часть собственного государства и не воспринимала всерьёз ее вхождение в состав Союза горцев.

Говоря об отношениях грузин с представителями народов Северного Кавказа, следует отметить одну интересную особенность, а именно ощущение цивилизационного превосходства. Судя по тональности высказывания Ноя Жордании, горское правительство не воспринималась как серьезная политическая сила. В работе грузинского дипломата Зураба Авалова (Авалишвили) «Независимость Грузии в международной политике» обращает внимание на себя следующее высказывание: «Как удивился бы Шамиль, если бы увидел в 1918 году министра иностранных дел горской республики (Баммата), воспитанного по-европейски и говорящего по-французски!». С другой стороны, для грузин была очевидна и безусловна связь Горской республики с Турцией. Тот же Зураб Авалов писал о том, что ни для кого не секрет особое положение горцев в Турции, где у них повсюду родственники. Однако этот фактор он не склонен был переоценивать и не видел основания для надежд горских народов на «практическую помощь» турецкого государства. 

Пребывая в Константинополе в августе 1918 года, Гайдар Бамматов пытался на дипломатическом уровне найти пути разрешения сложившихся в отношениях с Грузией проблем. Он обратился к германскому послу в Турции Бернсдорфу. Разговор шел о предоставлении возможности транзита военной помощи через грузинскую территорию. Бернсдорф отметил, что препятствий для таковой нет, однако ничего более конкретного не предложил и не пообещал. Через северокавказскую диаспору Бамматов пытался урегулировать вопрос об Абхазии. Бернсдорф делегацию принял, но от ответа на вопросы ушел, предложив изложить суть проблемы и пожелания письменно. Турция официально не вмешалась в конфликтную ситуацию, так как прямое вторжение означало бы противостояние с Германией. Однако на уровне диаспоры абхазских мухаджиров был сформирован военный отряд, который десантировался в Кодорском районе. Десант был безрезультатным и потерпел в конечном итоге поражение. К этому военному акту горское правительство напрямую отношения не имело, так как за помощью к Турции обратились Таташ Маршания и Александр Шервашидзе. В имение последнего и прибыл вооруженный корпус мухаджиров.

Вышеописанные перипетии не отменяли необходимости решения текущих вопросов, которые были частью взаимоотношений горского и грузинского правительств. В тот же самый период, пока Гайдар Бамматов в Константинополе безуспешно искал рычаги давления на грузин по абхазскому вопросу и проблеме транзита турецкой военной помощи, Абдул-Межиду Чермоеву приходилось решать вполне будничные дела. Так, в конце июня 1918 года он просил Ноя Жорданию дать распоряжение на выдачу разрешений на ношение оружия (кинжала, шашки, револьвера и ружья) членам правительства Республики Союза горских народов Кавказа. В деловой переписке членов грузинского и горского правительств наблюдается обилие частных вопросов, которые в стабильное время разрешаются на уровнях более низких. Так, 29 июня 1918 года Чермоев обратился к Министру иностранных дел Грузии Ною Рамишвили с просьбой выдать удостоверение для свободного проезда в Батум и обратно в Тифлис для состоящего при горском правительстве Магомета Яндиева. При этом не оговаривались ни задачи, ни целесообразность поездки, которая, вероятнее всего, носила частный характер. Такое положение вещей может быть объяснено как молодостью обеих республик и нехваткой профессиональных кадров для организации делопроизводственной и административной работы, так и отсутствием каких-либо официальных договоренностей между двумя правительствами, которые фиксировали бы принципы взаимодействия и механизмы разрешения проблемных ситуаций. Последующая переписка показывает, что реквизиции оружия у членов горского правительства, пребывающих на территории Грузинской республики, продолжились. Таким же частным вопросом стала проблема реквизированного в апреле 1918 г. для Батумского партизанского отряда автомобиля Абдул-Межида Чермоева, который просил Ноя Рамишвили посодействовать в деле его возвращения. 

В сентябре 1918 года была сформирована комиссия под председательством Ноя Рамишвили для выработки проекта политического и экономического договора между Горской и Грузинской республиками. О том, что первую скрипку в этих отношениях играла именно грузинская сторона, свидетельствует обращение Абдул-Межида Чермоева, в котором он просил уточнить, будут ли приглашены к работе в комиссии северокавказские представители. Как раз в это время в Тифлисе временно пребывали некоторые члены горского правительства. Чермоев призывал воспользоваться моментом и ускорить подготовку соглашения. Пребывание членов горского правительства в Тифлисе могло быть продолжительным и не всегда было связано с делами государственной важности. Так, через несколько дней после вышеуказанного обращения Чермоев вынужден был снова писать грузинским властям.

На сей раз он просил решить вопрос с закреплением квартиры в Тифлисе за членом правительства, ингушским политиком и ученым Васан-Гиреем Джабагиевым и его семьей, объясняя просьбу «болезнью жены, нуждающейся во врачебной помощи в спокойной обстановке». 

Еще одним важным аспектом отношений между грузинской и горской стороной стал режим границы. Достигнутые на уровне личных бесед отдельных представителей договоренности нередко на практике нарушались. Так было с транзитом через Грузию турецкой помощи, так же получилось и с темой использования Военно-Грузинской дороги. В тот момент, когда горское правительство просило разрешение на ношение оружия и проезд по грузинской территории отдельных своих представителей и сторонников, на границе сложилась неопределенная ситуация. Грузинская сторона обошлась без соответствующих запросов для продвижения по территории, которую охватывала Горская республика. В июле 1918 года грузинский отряд, преследуя вооруженные силы большевиков, пересек Дарьяльское ущелье и дошел до селения Ларс, таким образом нарушив границу между Союзом горцев и Грузией. Более того, существовала предварительная договоренность об охране Военно-Грузинской дороги, соединяющей Тифлис и Владикавказ. Военный министр грузинского правительства дал согласие на командировку со стороны горцев полковника Гелоева, который должен был предотвращать любые недоразумения и обеспечивать свободный проезд по дороге, а также обещал предоставить автомобиль. Однако грузинский отряд пересек границу до миссии Гелоева, которому так и не предоставили средство передвижения. Абдул-Межид Чермоев выразил протест против бесцеремонного вторжения и потребовал освободить Ларс. 

С другой стороны, у горского правительства не было ресурса для урегулирования конфликтов в районе обозначенной границы, поэтому просили грузинского вмешательства. К примеру, в сентябре 1918 года Абдул-Межид Чермоев попросил сопроводить охраной делегацию Ингушского Национального Совета, выезжающую на территорию Горской республики. Дело в том, что имели место прецеденты, такие как обыски проезжающих ингушей и угрозы в их адрес со стороны осетин селения Коби, находящегося в районе Военно-Грузинской дороги.

Как известно, независимые кавказские республики добивались признания своей государственности на международном уровне, поэтому среди прочих на Парижской конференции присутствовали горская и грузинская делегации. Здесь произошло еще большее расхождение в интересах, сказались абхазская и южноосетинская проблемы. Горское представительство позиционировало Абхазию как часть своей республики, и делегация представляла все народы в единстве, и именно для Абхазского Национального совета в ее составе выделили одно место. Однако существовали объективные обстоятельства, которые не позволяли Северному Кавказу вступать в открытую конфронтацию. В первую очередь речь идет о противостоянии большевистскому натиску и защита от посягательств Добровольческой армии, с которыми северокавказские лидеры справиться самостоятельно не могли. С занятием Кавказа англичанами ситуация не улучшилась и определенности не наступило, горское правительство не получило необходимой защиты и стало зависимым от британского командования и грузинского правительства: «Главное командование союзными войсками будет в Тифлисе, в таком случае мне придется перебраться туда. Я уже отметил, что во главе армии нашей, в качестве главнокомандующего во время операции против большевиков, будет стоять Председатель Союзного Командования Полковник Великобританской армии – Роуландсон». Архивная копия письма, из которого приведена цитата, не содержит имени автора. Анализируя содержание, мы можем предположить, что, скорее всего, им является осетин Алихан Кантемиров, так как в тексте автором указано, что ему пришлось занять должность дипломатического представителя Горской республики в Азербайджане.

В свете поднимаемой проблемы его личность имеет особое значение. Политическая карьера Алихана Кантемирова определенное время складывалась в Закавказье. В 1917 году он был комиссаром Карской области при правительстве Закавказского комиссариата, в 1917 – 1918 годы успел побывать на должности товарища министра внутренних дел Закавказья, кроме того, был избран членом Учредительного собрания от Закавказского избирательного округа по кандидатскому списку № 12 Мусульманского Социалистического блока. Сменивший Абдул-Меджида Чермоева на посту председателя Совета министров кабардинец Пшемахо Коцев уполномочил именно Алихана Кантемирова вести переговоры в январе 1919 года с правительством Грузинской республики по финансовым вопросам. Судя по уполномочивающему документу, он должен был добиться займа, в то числе на приобретение военного оборудования.

В дальнейшем Алихан Кантемиров представлял правительство горских народов на Кавказской конференции, созванной грузинскими властями в мае-июне 1919 года. Целью общего сбора стала выработка стратегии и принятие декларации по совместной защите кавказских республик от посягательств Добровольческой армии. Дело в том, что 24 мая 1919 года власть в Дагестане перешла в руки генерала Микаила Халилова, которого правителем назначил Деникин. Тот в свою очередь предложил горскому правительству отказаться от власти, расформировать горскую армию, а также собрать часть для вхождения в состав Добровольческой армии. Парламент горцев требование не выполнил и обратился за помощью к Грузии. В многочисленных выступлениях рефреном звучала идея объединения усилий кавказских республик, в том числе на уровне Парижской конференции. Заявление о необходимости консолидации и выражение протеста по поводу действий денинкинской армии перед лицом мирной конференции были декларативны и практически не могли быть воплощены.

Угроза со стороны Добровольческой армии так и не стала консолидирующим фактором. На уровне личной переписки обнаруживается более пессимистический настрой горских лидеров, скептически оценивающих идею общекавказского единения. С Парижской конференции в ноябре 1919 года одним из представителей северокавказской делегации было адресовано письмо с критикой в адрес закавказских соседей. Очевидно, что на уровне мировой политики соседство Южного и Северного Кавказа испытывало большие трудности: «Посылаю тебе письмо Мекера, которое я полагаю, будет тебе интересно. До последнего момента Мекер по-видимому не порывал связи с Закавказскими делегациями, и насколько это общение для него горько, видно из письма. Выходит и дома, и за границей наши друзья с юга дышат одним воздухом. Просто поразительно до какой степени в них сильна боязнь России: только этой боязнью можно объяснить ту настойчивость, с которой они отталкивают нас от себя». Если на уровне внутрирегиональном какое-то согласие достигалось, то при выходе на международный уровень кавказские делегации под воздействием внешних обстоятельств об этом единстве забывали.

Таким образом, в течение рассматриваемого периода со стороны горского правительства предпринимались активные попытки налаживания диалога с южными соседями, в частности с грузинами. Сложившаяся в исторической науке традиция изучения кавказского региона в период революции 1917 года и Гражданской войны практически не связывает события на Южном и Северном Кавказе в единый процесс. Безусловно, политический распад по линии Кавказского хребта был, но его не стоит абсолютизировать и при локализации исследовательской проблематики можно реконструировать отдельные внутрикавказские связи, которые позволяют говорить о Большом Кавказе как едином макрорегионе.