ОНО

— Почему? Ну я ведь принял лекарство… — Эдди посмотрел на мистера Кина точно так же, как смотрел на миссис Кейси в школе, когда не был полностью уверен в своем ответе.
— Но ведь ты не принимал никаких лекарств. Ты принял
плацебо

. Плацебо, Эдди, это такая штука, которая похожа на лекарство по вкусу и цвету, но не является лекарством. Плацебо — не лекарство, потому что в нем нет активных ингредиентов. Или если считать его лекарством, то это лекарство совершенно особого рода, лекарство для головы, — мистер Кин улыбнулся. — Понимаешь это, Эдди? Лекарство для головы.
Эдди все прекрасно понимал: мистер Кин только что назвал его сумасшедшим. Но вслух он прошептал:
— Нет, я не совсем понимаю.

— Позволь рассказать тебе одну небольшую историю, — начал аптекарь. — В 1954 году в Депольском университете был проведен ряд экспериментов на больных, у которых была язва желудка. Сотня пациентов получила таблетки. Всем им сказали, что это таблетки от язвы, но половине из них на самом деле дали плацебо… совершенно безобидное вещество в одинаковой розовой оболочке, — мистер Кин захихикал, как человек, который рассказывает не об эксперименте, а о каком-то забавном происшествии. — Из этих ста пациентов девяносто три сказали, что чувствуют себя гораздо лучше, а состояние восьмидесяти одного и в самом деле улучшилось. Что ты теперь скажешь? К какому выводу приводит этот эксперимент?

— Не знаю, — слабо ответил Эдди.
Мистер Кин торжественно указал на свою голову.

— Большая часть болезней начинается здесь, вот что я скажу. Я занимаюсь лекарствами много лет, и я узнал об эффекте плацебо задолго до исследования этих врачей из Депольского университета. Обычно плацебо приходится давать пожилым людям. Такой старик или старуха приходит к доктору, не сомневаясь в том, что у него или у нее сердечная болезнь, рак, диабет или еще какая-нибудь чертовщина. Но в большинстве случаев ничего этого нет и в помине. Они плохо чувствуют себя из-за старости, вот и все. Но что остается делать доктору? Сказать им, что они похожи на часы с севшими пружинами? Хм! Да ничего подобного! Доктора не упускают случая получить гонорар, — на лице мистера Кина играла насмешливая улыбка.

Эдди просто сидел и ждал, пока все это наконец закончится.
Ты не принимал никаких лекарств —
эти слова жгли его память.
— Доктора ничего не рассказывают им, и я тоже. К чему это? Когда-нибудь старики будут приходить ко мне с рецептом, на котором так и будет написано: «Плацебо», или: «Двадцать пять гран Голубого Неба», как обычно писал старый доктор Пирсон.
Мистер Кин захихикал и приложился к соломинке в бокале с кофейным коктейлем.

— Ну и что же в этом плохого? — спросил он у Эдди и ответил на свой вопрос сам:
— Да ничего! Абсолютно ничего! По крайней мере, в большинстве случаев… Плацебо — это просто спасение для пожилых людей. Есть и другие случаи — рак, запущенная болезнь сердца, другие заболевания, о которых мы пока не можем сказать ничего определенного, а иногда это детские болезни, как у тебя. Если в таких случаях плацебо помогает больному, то что в этом плохого? Ты видишь в этом что-нибудь плохое, Эдди?

— Нет, сэр, — Эдди посмотрел на пол, на пролитый коктейль, остатки мороженого и осколки бокала. Поверх всего этого лежала вишенка, похожая на каплю крови, свидетельствующую об убийстве. Напряжение в груди мальчика снова стало расти.

— Ну тогда мы просто как Майк и Айк! Мы мыслим одинаково. Пять лет тому назад, когда у Вернона Мэйтленда обнаружили рак пищевода — надо сказать, это редкая разновидность рака и очень тяжелая, — доктора поняли, что не могут ему ничем помочь. Тогда я зашел в его палату с упаковкой таблеток сахарина. Верной всегда был моим другом, и я сказал ему: «Берн, это особое экспериментальное болеутоляющее лекарство. Доктор не знает, что я дал его тебе, и пусть он не узнает об этом никогда. Может быть, оно не поможет тебе, но я в него верю. Принимай не больше одной таблетки в день, и только тогда, когда боль становится невыносимой». На его глазах были слезы благодарности. Слезы… И они помогли ему! Да! Таблетки сахарина избавили его от мучений! Потому что все мучения происходят из-за этого.

Мистер Кин снова торжественно похлопал себя по лбу.
— Мое лекарство действует, — сказал Эдди.
— Я знаю, — аптекарь улыбнулся, и в его улыбке было сознание превосходства взрослого над ребенком. — Оно действует на легкие, потому что действует на голову. Гидрокс, Эдди, — это вода, в которую добавлена камфара, чтобы она была похожа на лекарство по вкусу.

— Нет, — сказал Эдди. В горле у него снова начало хрипеть. Мистер Кин отпил немного коктейля, отправил в рот ложечку мороженого и тщательно вытер подбородок носовым платком. Эдди сидел, засунув в горло ингалятор.
— Отпустите меня.
— Пожалуйста, разреши мне закончить.
— Нет, я хочу уйти. Вы получили свои деньги, не держите меня!
— Разреши мне закончить, — голос аптекаря прозвучал так категорично, что Эдди уселся назад. Господи, как ужасны порой эти взрослые!

— Твоя проблема частично заключается в том, что твой врач Расс Хэндор безвольный человек, а твоя мама уверена в том, что ты болен. Ты, Эдди, попал между двух огней.
— Я не сумасшедший, — прошептал мальчик еле слышно. Стул под мистером Кином заскрипел, как огромный сверчок.
— Что?
— Я говорю, я не сумасшедший! — закричал Эдди, и кровь бросилась ему в лицо.
Улыбку на лице аптекаря можно было понять так: «Думай, как
ты
хочешь, а я буду думать, как
я
хочу!»

— Все, что я хочу сказать, Эдди, это, что ты здоров физически. Астмой больны не твои
легкие,
а твое
сознание.
— Вы думаете, что я сумасшедший!
Мистер Кин наклонился и пристально посмотрел на мальчика.
— Я так не думаю, — тихо сказал он. — А ты?
— Вес это ложь! — Эдди даже удивился, что может так громко кричать. Он пытался представить, как бы повел себя Билл на его месте. Билл бы знал, что ответить, не важно, заикаясь или нет. Билл повел бы себя, как мужчина. — Все это глупая ложь. У меня

есть
астма,
есть!
— Ну конечно, — сухая усмешка на губах аптекаря стала похожа на оскал черепа. — Но откуда она у тебя?
В голове у Эдди бушевал настоящий ураган. О, ему было плохо, так плохо…

— Четыре года назад, в 1954 году, — в тот самый год, когда в Депольском университете поставили эксперимент, — странное совпадение, правда? — доктор Хэндор начал прописывать тебе гидрокс, то есть смесь водорода и кислорода, воду, Эдди! До сих пор я молчал, но теперь настало время сказать правду. Лекарство от астмы воздействует на твою голову, а не на легкие. Твоя астма вызвана тем, что твоя диафрагма подвергается нервному напряжению по воле твоего сознания… или по воле твоей матери. Ты не болен.

Наступила гнетущая тишина.
Эдди сидел на своем стуле, борясь с потоком мыслей, вызванных словами аптекаря. На одно мгновение он допустил, что тот лжет, и ужаснулся тем выводам, которые вытекали из рассуждений Кина. Но зачем же ему лгать, тем более по такому серьезному поводу?
Мистер Кин улыбался — словно кусочки слюды блестели в лучах солнца.

У меня есть астма, есть. В тот день, когда Генри Бауэрc разбил мне нос, когда мы с Биллом пробовали строить плотину в Барренсе, я чудом остался жив. Неужели все это — плод моего воображения? Но зачем же ему лгать?
(Прошло много лет, прежде чем Эдди задал себе еще более ужасный вопрос:
Зачем же ему нужно было говорить мне правду?
) До него, словно во сне, доносились реплики мистера Кина:

— Я присматривался к тебе, Эдди. Я рассказал тебе все это только потому, что подумал — ты уже достаточно взрослый. Впрочем, не только и даже не столько поэтому. Гораздо важнее то, что у тебя есть друзья и, по-моему, на них можно положиться, да?
— Да.
Мистер Кин откинулся на спинку стула, который при этом снова заскрипел, как сверчок, и прикрыл один глаз. Возможно, он хотел подмигнуть Эдди.
— И держу пари, что твоей маме это не по душе.

— Да нет, они ей очень даже по душе. — Эдди вспомнил те гадости, которые его мама говорила о Ричи Тозиере
(У этого мальчишки всегда скверно пахнет изо рта… По-моему он курит.)
, ее брезгливое предостережение никогда не одалживать денег Стэну Урису, потому что он еврей, ее неприязнь к Биллу Денбро и к «этому толстяку».
— Они ей довольно-таки по душе, — повторил Эдди.

— Правда? — мистер Кин продолжал улыбаться. — Ну правда это или нет, но по крайней мере у тебя есть друзья. Может, тебе стоит поделиться с ними этими своими проблемами? Рассказать им об этом… расстройстве сознания. Выслушать их мнение.
Эдди не отвечал. Так он чувствовал себя в большей безопасности. Кроме того, мальчик был уверен в том, что если мистер Кин не отпустит его через одну-две минуты, он не выдержит и расплачется.

— Ну хорошо! — мистер Кин поднялся. — Я думаю, что сказал все, что собирался. Если я расстроил тебя, прости меня, Эдди. Я всего лишь выполнял свой долг. Я…
Тут Эдди схватил свой ингалятор и белый пакет с лекарствами и бросился бежать. Одной ногой он наступил в лужу коктейля, поскользнулся и чуть не упал. Потом он помчался изо всех сил от этого ужасного места, этой аптеки на Центральной, не обращая внимания на хрип и свист в горле. Руби, разинув рот от изумления, смотрела ему вслед.

Мальчик чувствовал, что мистер Кин наблюдает за его позорным бегством, стоя у двери своего заведения, задумчиво улыбаясь. Улыбаясь той самой улыбкой, похожей на блеск осколков слюды.
Мальчик перевел дух на перекрестке трех улиц — Канзас, Мейн и Центральной. Присев на невысокий уступ каменной стены рядом с автобусной остановкой, он еще раз воспользовался ингалятором. На этот раз вкус лекарства был неприятным и вяжущим
(просто вода и несколько капель камфары)

и Эдди показалось, что если он снова сунет наконечник ингалятора в рот, его вырвет.

3

Выйдя двадцать пять минут спустя из магазина на Костелло-авеню со стаканом пепси в одной руке и двумя конфетами «Пэйди» в другой, Эдди был неприятно удивлен, увидев слева от себя Генри Бауэрса, Виктора Крисса, Лося Садлера и Патрика Хокстеттера, стоящих на коленях на площадке, усыпанной гравием. Сначала мальчик решил, что они играют в кости, но потом увидел, что ребята складывают деньги на расстеленную на земле футболку Виктора. Невдалеке в беспорядке валялись их учебники для летней школы.

В любой другой день Эдди просто зашел бы тихонько назад в магазин и попросил бы у мистера Джедро разрешения выйти через заднюю дверь. Но вместо этого мальчик замер на месте, одной рукой еще сжимая ручку двери, на которой красовалась реклама сигарет:
«УИНСТОН» ИМЕЕТ ЛУЧШИЙ ВКУС, ЭТО ЛУЧШИЕ ИЗ СИГАРЕТ. ДВАДЦАТЬ РАЗ ИСПЫТАТЬ НИ С ЧЕМ НЕ СРАВНИМОЕ НАСЛАЖДЕНИЕ», и мальчик-посыльный, возвещающий: «ТРЕБУЙТЕ «ФИЛИП МОРИС», а в другой держа коричневую хозяйственную сумку и белый пакет с лекарствами.

Виктор Крисс заметил его и толкнул локтем Генри. Генри поднял голову, то же самое сделал Патрик Хокстеттер. Хуже соображающий Лось продолжал считать свои пенни еще несколько секунд, после чего до него дошло, что все почему-то молчат, и он тоже посмотрел на Эдди.
Генри встал и стряхнул с колен кусочки гравия. Его нос был закрыт повязкой, отчего голос звучал немного гнусаво.
— Будь я проклят, — сказал он. — Один из тех, кто швырялся в нас камнями. Где твои дружки, козел? Там, внутри?

Эдди безмолвно кивнул, прежде чем успел понять, что этого не следовало делать.
На лице Генри засияла улыбка.
— Что ж, я не против разделаться с вами по очереди. Иди-ка сюда, козел, — сказал он.
Виктор подошел к Генри и встал рядом с ним, Патрик неторопливо направился туда же, на его лице застыло знакомое отсутствующее выражение — улыбка идиота. Лось все еще стоял на коленях.
— Ну иди же сюда, дерьмо, — сказал Генри. — Обсудим вопрос о швырянии камнями. Ты не против?

Только теперь Эдди понял, что ему нужно было сразу же спрятаться в магазине, где его мог защитить взрослый. Он сделал шаг назад, но Генри бросился к нему, дернул за руку, и улыбка на его лице сменилась жестоким, хищным выражением. Эдди выпустил ручку двери и повалился со ступенек вниз. Он обязательно упал бы лицом в гравий, но Виктор схватил его подмышки и сильно толкнул. Эдди с трудом удалось удержаться на ногах. Теперь он оказался в центре круга, и от каждого противника его отделяло не больше десяти футов. Ближе всех, улыбаясь, стоял Генри. Его волосы были зачесаны назад.

Сзади слева от Генри стоял Хокстеттер. Эдди никогда не видел этого более чем странного парня в чьем-нибудь обществе вплоть до сегодняшнего дня. У Патрика было небольшое брюшко, нависавшее над пряжкой его ремня «Красный всадник». Его лицо имело форму идеального круга и цветом напоминало кефир. Теперь его нос слегка загорел, и поэтому кожа на нем шелушилась; от него на обе щеки, словно крылья, расходились пятна более слабого загара. В школе его любимым занятием было убивать мух при помощи линейки «Скул-тайм», складывать их в пенал, а потом на переменке демонстрировать свою коллекцию одноклассникам. При этом он хранил полное молчание, на пухлых губах кривилась усмешка, серо-зеленые глаза оставались серьезными и задумчивыми. Именно такое выражение было на его лице и теперь.

— Как дела, каменщик? — Генри начал медленно приближаться. — Сегодня забыл прихватить с собой свои камни?
— Не трогай меня, — дрожащим голосом отозвался Эдди.
— Не трогай меня, — передразнил его Генри, в притворном ужасе заламывая руки. Виктор засмеялся.
— А если трону, что ты сделаешь? А, каменщик? — он с неожиданной быстротой выбросил руку вперед и с оглушительным грохотом заехал Эдди по скуле. Голова Эдди запрокинулась назад, из левого глаза начали течь слезы.

— Там внутри мои друзья, — сказал Эдди.
— Там внутри мои друзья, — завопил Хокстеттер. — Ой! Ой! Держите меня!
И он стал заходить справа.
Эдди повернулся к нему и почувствовал, как от второго удара Бауэрса вспыхнула его другая щека.
Не плачь, —
подумал он, —
они ждут этого, но терпи, Эдди. Билл не сделал бы этого. Билл не стал бы плакать, и ты тоже не…

Виктор сделал шаг вперед и толкнул Эдди в грудь. Тот попытался отступить, но споткнулся о присевшего сзади Патрика и упал, поранив обе ладони об острый гравий. Воздух вышел из его легких с громким шумом.
Минуту спустя Бауэрc уже восседал на груди Эдди, попирая его своей задницей и прижимая к земле руки жертвы своими коленями.

— Есть с собой камни, каменщик? — взгляд глаз Генри был совершенно безумным, и это испугало Эдди больше, чем боль в руках и невозможность дышать. Генри просто чокнулся. Где-то поблизости копошился Патрик.
— Хочешь покидаться камнями? А? Так я тебе помогу! Вот тебе камни, вот!
Генри набрал полную пригоршню гравия, обрушил ее на лицо Эдди и стал тереть гравием по его лицу. Острые камешки врезались в щеки, веки, губы мальчика. Он закричал.

— Хочешь камней? Ты их получишь! Вот они, каменщик. Хочешь камней? Хорошо, на, получай!
Гравий посыпался в открытый рот Эдди. Он почувствовал, как камешки скрежещут о его зубы, закричал опять и выплюнул гравий.
— Хочешь еще камней? Да? Еще немного? Еще…
— Прекрати! Эй, ты! Прекрати. Ты, мальчик! Отстань от него! Немедленно! Ты меня слышишь? Отпусти его!

Своими наполовину прикрытыми заплаканными глазами Эдди увидел, как большая рука протянулась к Генри и сгребла его за воротник рубашки и правую лямку брюк. Потом рука рванула его, и Бауэрc наконец слетел с Эдди. Он упал на гравий и тут же вскочил на ноги. Эдди поднялся на ноги с трудом. Сначала его усилия не увенчались успехом. Он остановился передохнуть и выплюнул изо рта окровавленные кусочки гравия.

Его спасителем оказался мистер Джедро, одетый в свой длинный белый фартук. На лице хозяина магазинчика не было страха, хотя Генри был на три дюйма выше и, наверное, на пятьдесят фунтов тяжелее его. Он не боялся Генри, потому что был взрослым, а Генри был ребенком.
На этот раз, —
подумал Эдди, —
это может не иметь никакого значения.
Но мистер Джедро еще не понимал в чем дело. Он не понимал, что Бауэрc чокнулся.

— Убирайся отсюда, — сказал мистер Джедро, наступая на высокого мальчика со злобным лицом. — Убирайся, и чтобы я никогда тебя больше не видел. Терпеть не могу драчунов, тем более таких, которые вчетвером нападают на одного. Что сказали бы ваши матери?

Он обвел всех тяжелым взглядом. Лось и Виктор, потупившись, разглядывали свои шнурки. Только Патрик смотрел на Джедро своими серо-зелеными глазами. Хозяин магазинчика снова взглянул на Бауэрса, но не успел он произнести: «А теперь берите свои велосипеды и…» — как тот сильно толкнул его в грудь.

Мистер Джедро покачнулся и упал, ударившись о ступеньки, ведущие к двери магазина, из под его ног полетел гравий, на лице застыло выражение неподдельного удивления, которое могло бы показаться комичным в любой другой ситуации. Мистер Джедро сел, потирая ушибленную спину.
— Как ты… — начал он. Тень Генри нависла над ним.
— Иди в свой магазин.

— Ты… — сказал мистер Джедро, но на этот раз замолчал сам. Эдди понял, что до него наконец-то дошло, что Генри способен на все. Мистер Джедро поднялся и, поддерживая руками мешавший ему фартук, со всех ног бросился к двери магазина, но споткнулся об одну из ступенек и неловко упал на колено. Правда, он тут же поднялся, но это падение заставило его почувствовать себя беззащитным, хотя он и был взрослым.
Стоя на верхней ступеньке, мистер Джедро обернулся и крикнул:
— Я вызываю полицию!

Генри сделал вид, что сейчас бросится за ним, и Джедро тут же исчез за дверью. Эдди понял, что это конец и ему неоткуда больше ждать помощи. Нужно было уносить ноги.
Мальчик вскочил на ноги и побежал, пользуясь тем, что Генри все еще стоит у нижней ступеньки, не сводя глаз с захлопнувшейся двери, и что все остальные тоже замерли на мгновение, пораженные этим посрамлением чести взрослого (спокойным и равнодушным оставался один лишь Патрик).

Он успел пробежать половину квартала, когда Генри обернулся и горящими глазами посмотрел ему вслед.
— Все за ним!
Был он астматиком или нет, но в этот день Эдди устроил своим преследователям хорошую гонку. Временами ему даже казалось, что подошвы его «флайеров» не касаются земли, и он пролетает за один шаг не меньше пятидесяти футов. Ему даже пришла в голову невероятная мысль о том, что им не догнать его.

Но в тот самый момент, когда до спасительной Канзас-стрит оставалось рукой подать, на дорогу из-за угла здания неожиданно выкатил какой-то малыш на трехколесном велосипеде. Эдди попытался свернуть в сторону, но одной ногой зацепился за заднюю подножку велосипеда. Малыш даже не покачнулся на своем велосипеде, но Эдди в головокружительном кульбите начал падать. Его падение было долгим — сначала мальчик упал на плечо, оттолкнулся, упал снова и проехался на животе около десяти футов, сдирая кожу на коленях и локтях. Когда Эдди только попытался подняться, Бауэрc налетел сзади и сшиб его с ног сокрушительным ударом. В ушах мальчика словно прогремел выстрел базуки, и он упал лицом на бетонное покрытие тротуара. Из носа у него пошла кровь. Генри ловко перекатился через один бок, как парашютист-десантник, и вскочил на ноги, схватив свою жертву за ворот куртки и правое запястье. Эдди почувствовал на затылке жаркое и влажное дыхание своего пыхтящего мучителя.

— Хочешь камней, каменщик? Ну конечно! Дерьмо! — Он вывернул Эдди руку и завел ее за спину. Тот закричал.
— Камни — каменщикам, правильно? — Генри еще сильнее вывернул руку Эдди. Боковым зрением Эдди различал, как сзади на него надвигаются остальные враги. Малыш на велосипеде начал громко реветь.
Присоединяйся к обществу, парнишка, —
подумал Эдди, и это вызвало у него громкий смех, похожий на истерический хохот. Он смеялся, несмотря на мучительную боль, от которой в глазах стояли слезы.

— Тебе это кажется смешным? — Казалось, что Генри не столько разъярен, сколько поражен этим. — Тебе это кажется смешным?
А не был ли Генри не только удивлен, но и напуган? Много лет спустя Эдди понял: пожалуй, был, да, Бауэрc был напуган.

Эдди попытался освободить свою руку. Ему чуть было не удалось это сделать, потому что его рука стала скользкой от пота. Может быть, именно поэтому на этот раз Генри еще сильнее заломил руку ему за спину. Раздался треск ломающейся кости, похожий на треск сучьев, ломающихся под тяжелым слоем снега. Огромное серое облако боли выплыло из сломанной руки Эдди. Он пронзительно вскрикнул, но его собственный голос показался ему далеким и тихим. Мир вокруг стал терять свои цвета, и, когда Генри выпустил и оттолкнул Эдди, мальчику показалось, что он не падает, а медленно опускается на тротуар. Ему понадобилось много времени для того, чтобы опуститься на землю, и он успел рассмотреть каждую трещинку на поверхности старого, давно не подновлявшегося тротуара. У него было время полюбоваться солнечными лучами, отражающимися от крупинок слюды, забившихся в промежутки между плитами, рассмотреть нарисованное розовым мелком поле для «классов». На какое-то мгновение ему показалось, что розовые полустершиеся линии — это панцирь черепахи.

Все материалы, размещенные в боте и канале, получены из открытых источников сети Интернет, либо присланы пользователями  бота. 
Все права на тексты книг принадлежат их авторам и владельцам. Тексты книг предоставлены исключительно для ознакомления. Администрация бота не несет ответственности за материалы, расположенные здесь