ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ ОБ ЭПИСТЕМОЛОГИИ

ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ ОБ ЭПИСТЕМОЛОГИИ

sergey shishkin

НАУКА и ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ (конспект)

Физиологический градиент представляет собой случай памяти в протоплазме, потому что он показывает устойчивость эффектов воздействия среды. Установление градиента в протоплазме мы можем считать процессом обучения.

Чарльз М. Чайлд

Мы много раз подчеркнули принцип ‘организма-как-целого’. Этот принцип носит структурный характер и включает наиболее важные семантические факторы, поэтому нам следует рассмотреть его подробнее. Этому принципу уделяли внимание в одни времена и недооценивали его в другие, но так или иначе, редко применяли.

Учитывая все наши знания о жизни и организмах, мы можем считать этот принцип оправданным.

Аргументы экспериментаторов, которые преуменьшают роль или высказываются против этого принципа, мы можем отнести к одному типу, который лучше всего получится выразить заключениями профессора Г. С. Дженнигса, который в своей доброжелательной статье о книге Риттера Organismal Conception of Life [Организменная Концепция Жизни] называет такую ‘организменную концепцию’ весьма оправданной, но начисто стерильной и бесполезной для работников лабораторий.

Это высказывание мы можем счесть оправданными, учитывая дату, на которую Риттер написал свою книгу, а Дженнигс — свою статью. Этот принцип обычно рассматривают как грубое обобщение из опыта и не анализируют его глубже; на тот момент никто не знал о структурных, эпистемологических, психо-логических и семантических последствиях, из-за чего работники лабораторий не понимали, он приносит много пользы.

Мы уже убедились, что основные семантические проблемы носят структурный характер. Как мы можем применять принцип организма-как-целого, если мы настаиваем на сохранении эл языка и отношения? Если мы не применяем принцип, то естественно, поиски последствий его применения окажутся тщетными. Но если мы этот принцип применим, нам потребуется разработать новый язык, другой структуры, и следовательно, с новыми подоплёками, после чего понадобится провести длинную серию новых экспериментов.

Мы можем резюмировать новую и структурно отличную теорию одним термином, — например, ‘тропизм’ или ‘динамический градиент’, что не просто революционизирует наши знания, но и ведёт к совершенно новым экспериментам и накоплении новых знаний. Эксперименты, как таковые, всегда приносят относительные, структурные данные о том, что при таких-то условиях, произойдут такие-то результаты. Не-эл отношение и язык, в отличие от прежнего элементализма, служит частью более широкой и фундаментальной семантической проблемы схожести структуры между языком и внешним миром. Такая схожесть ведёт к схожести в ‘логических’ отношениях, прогнозируемости, и так далее, и в целом, к пониманию структуры мира и новым с.р.

Существует множество примеров подобных терминов, но пока мы воспользуемся только терминами ‘тропизм’ в обобщённом смысле Лёба, и ‘динамические или физиологические градиенты’ профессора Чайлда. Под термином ‘тропизм’ мы подразумеваем ответ организма-как-целого на особые внешние стимулы. Например, термин ‘гелиотропизм’ мы применяем в случаях когда организм отвечает на влияние света; ‘химиотропизм’ — когда он реагирует на химические стимулы; ‘гальванотропизм’ — когда организм отвечает на гальваническую (электрическую) стимуляцию.

Термин ‘динамический или физиологический градиент’ служит фундаментом не-A биологической системы профессора Чайлда. В силу его важности, я объясню его значение в некоторых подробностях.

Всякая протоплазма эмпирически проявляет структурную характеристику, которую мы можем назвать ‘раздражимостью’, которая выглядит как реакция живой протоплазмы на внешние динамические влияния. Эта ‘раздражимость’, как структурная характеристика, становится очевидной, учитывая, что структурно распавшаяся протоплазма не проявляет коллоидной деятельности и становится ‘мёртвой’. Многие из наиболее важных характеристик живой протоплазмы строго зависят от структурной целостности.

‘Раздражимость’ происходит в структурной полости и передаётся в другие области протоплазмы на разных, но предельных скоростях, а не ‘мгновенно’. Живая клетка неизбежно вступает в отношения со средой и с внешними энергиями через свою ограничивающую поверхность. Разница между ‘внутри’ и ‘вне’ позволяет нам установить организм-как-целое. Взаимодействие между внутри и снаружи происходит структурно и доставляет энергию, которая активирует организм. Формирование мембраны большей частью не зависит от состава какой-либо протоплазмы, а происходит как общая реакция всей протоплазмы на влияния среды.

Наши свидетельства показывают, что во всей протоплазме, в которой мы не находим особых проводящих путей, происходит некоторое ослабление, из чего мы заключаем, что у эффективности передачи имеются ограничения. В примитивной не-адаптированной протоплазме на различных участках наблюдаются разной степени возбудительные изменения. В какой-то момент передача может полностью прекратиться. мы имеем градиент возбуждения-передачи той или иной длины, разные уровни которого указывают на разные степени или интенсивности возбуждения. Основной участок возбуждения подвергается большему физиологическому воздействию, и мы называем его доминирующим по отношению к другим участкам, которым передаётся возбуждение, потому что он оказывает большее влияние на них, нежели они на него. В этих условиях приводится в действие временный структурный организменный паттерн. Участок основного возбуждения становится доминирующим участком, а другие участки становятся зависимыми от него.

Потенциал к возбуждению и передаче структурно присутствовал в протоплазме, но это не могло создать паттерн, который произошёл в результате внешнего возбуждения. Мы видим, что понадобилось действие внешнего фактора, чтобы реализовать чётко определённый физиологический паттерн, потенциалы которого присутствовали в протоплазме. Эти новые паттерны возбуждения-передачи проявляют все характеристики новых структурных паттернов в протоплазмовом теле. Они определяют локализованные отличия на разных участках.

Эти отличия и отношения с доминирующей областью составляют физиологическую ось с ней на одном полюсе. Этот новый паттерн составляет новую структурную интеграцию, которая происходит как явление, в котором участвуют как потенциалы протоплазмы, так и действие среды. Это отношение реализуется функционально, а не просто ‘плюсовым’ образом. Чайлд демонстрирует, что физиологические оси в своей более простой форме, обладают сходствами с такими градиентами возбуждения-передачи, и, возможно даже становятся их результатами.

Для того чтобы организм работал как-целое, требуется какой-то интегрирующий паттерн. Поведение организма-как-целого становится результатом, во-первых, уже присутствующих паттернов, и во-вторых, возможностей дальнейшего развития и интеграции в ответ на определённые внешние факторы. Такие средства приходят от физиологических градиентов.

Развитие нашей нервной системы происходит по вышеописанным принципам, которые открыл и описал Чайлд. У осевых животных и человека гуще всего нервные ткани скапливаются в верхушечной (головной) части, в которой метаболизм на ранних стадиях протекает быстрее. Физиологические градиенты возникают как простые протоплазменные реакции на внешние стимулы, и таким образом нервная система даёт начало поведению протоплазмы. Нервы затем превращаются в просто структурированные и перманентные физиологические градиенты, и поэтому доминируют над всеми другими тканями.

С эпистемологической точки зрения, нам следует отметить, что мы выражаем градиенты прежде всего количественно, и нам не требуются конкретные факторы, чтобы их установить. Любой фактор, который установит более или менее устойчивый количественный перепад в протоплазме, сработает эффективно. Вышеописанную теорию подкрепляет множество экспериментов. Например, мы можем экспериментально избавиться или установить новые градиенты. Организм, в свете этого, представляется как поведение реакция-паттерн, что напоминает нам о старой поговорке о том, что орган строится, основываясь на своей функции. Организм не только следует рассматривать как-целое, но стоит также помнить, что организм не получится отделить от его среды. Между ними образуются функциональные взаимоотношения.

Эта теория, по-видимому, также служит полезной базой для психиатрии и психо-логики, потому что в ней голову мы устанавливаем в качестве доминирующей области на основании доказанного более высокого темпа метаболизма. С точки зрения Чайлда и доктора Уильяма Уайта, главный динамический градиент — центральная нервная ось — даёт нам структурированное свидетельство степени корреляции других органов и степени контроля головной-части этого градиента над телом. Неспособность удерживать связь с этим центром контроля ведёт к распаду индивидуума. Головная-часть, как участок, на оси контроля, более всех поддаётся модификациям — заключение, которое играет значительную роль в психиатрии. Мы знаем, что метаболизм органов можем подвергаться ‘психическим’ стимулам, и это заключение составляет лишь один шаг к тому чтобы понять, — как говорит Уайт — почему мы порой обладаем другими структурированными функциями, такими как структурированными антисоциальными ощущениями, структурированной алчностью, структурированной ненавистью., проявления которых мы можем наблюдать в обыкновенной жизни и в психиатрических больницах. Теория Чайлда объясняет не только то, что нервная система представляется структурированным проводящим градиентом, но также то, как конкретные проводящие ткани могли эволюционировать из не-конкретной живой протоплазмы. Стоит обратить внимание на доминирование основного участка возбуждения над другими в связи с тем, что, учитывая комплексные организации человеческого мозга, мы лучше понимаем, почему так называемым ‘умственным’ и семантическим проблемам, которые мы считаем филогенетически самыми молодыми, следует придавать такую важность.

В нашей повседневной жизни мы имеем дело с разными людьми, некоторые из которых страдают от серьёзных ‘умственных’ заболеваний, и им, при должных условиях, могло бы понадобиться медицинское внимание. Большинству из нас — некоторые специалисты оценивают это большинство в не менее девяноста процентов всего населения — не помешала бы помощь психиатра, хотя бы в форме периодических консультаций.

Из-за старых религиозных предрассудков — часто неосознанных — многие до сих пор верят, что ‘умственно’ больных людей одолевают ‘демоны’, или что они расплачиваются своими страданиями за то, что совершили какое-то ‘зло’,. Большинство даже просвещённых людей испытывают перед ‘умственными’ заболеваниями страх и ужас, не понимая, что в животных условиях, которые на данный день преобладают в наших ‘этических’, социальных, экономических., теориях, предпочтение отдаётся тем, кто больше остальных лишился человеческих качеств, тогда как самые человечные, не в силах терпеть животные условия, обессиливают и ломаются. Я не вижу ничего нового в том, что дебил не может стать ‘безумным’. Дебилу чего-то для этого не хватает; только более одарённые индивидуумы, более человечные (в сравнении с животными) ломаются. Я знаю многих психиатров, которые говорят, что ‘для того чтобы «сойти с ума», требуется «здоровый разум»’.

‘Умственное’ и семантическое возбуждение, которое филогенетически появились недавно, во многих случаях естественно играет доминирующую роль, на что в науке, до недавних пор, не обращали внимания. В настоящей теории мы ясно видим, что, пока практически в каждом из нас реализуются животные теории и не-здравомыслие (недостаток осознанности абстрагирования, спутывание уровней абстракций, которое происходит из-за отождествлений.,), мы продолжим плодить несбалансированную расу.

Я нисколько не сомневаюсь, что систематическое применение не-эл языка в анализе животного поведения побудило нас на новые эксперименты и этим оказало влияние на работников лабораторий. Нам не следует тратить время на вопросы о том, к какой степени ‘правильности’ или ‘ошибочности’ относить эти термины или теории, потому что этими терминами не-эл типа мы выразили полностью структурно новые и далеко идущие теории. Нам потребовались новые серии экспериментов, чтобы проверить эти теории. Даже когда мы организовали новые эксперименты, чтобы проверить старые эксперименты, работники лаборатории извлекли пользу из структурно новых терминов. Эту пользу, однако, они, большей частью, не осознали, из-за чего биологи, в былые дни, могли счесть, что применение таких терминов не принесло им никакой пользы в лаборатории; однако теперь такое мнение совсем не получается считать оправданным.

Учитывая что не-эл принцип представляет собой не только структурно оправданное эмпирическое обобщение, но также в своём применении предполагает структурное преобразование нашего языка и старых теорий, работа с масштабными семантическими проблемами имеет большое практическое значение.

Применение принципа означает отказ от старого элементализма, который приводит к отождествлениям и семантическим нарушениям, которые, в свою очередь, препятствуют ясности и беспристрастной творческой свободе.

Согласно современной теории материалов, как я её привёл в Части X, взаимозависимость, взаимное действие и реакция всего в этом мире на всё остальное представляется структурным фактом и необходимостью, и поэтому мы не можем ожидать, что эл языками придём к удовлетворительным решениям. Нам не стоит удивляться тому, что нам рано или поздно приходится бороться с отождествлением и элементализмом в каждой науке.

Наиболее заметные примеры этой тенденции вне биологии, психиатрии., мы можем найти в современной физике. Со структурной точки зрения, вся теория Эйнштейна представляет собой ничто иное как попытку переформулировать физику на структурно новых не-эл и не-A основах, что идёт параллельно с биологическим принципом организма-как-целого.

Эйнштейн понимал, что эмпирическую структуру ‘пространства’ и ‘времени’, с которыми имеет дело физик и средний человек, не получится эмпирически разделить, а что мы имеем дело с чем-то смешанным, и делим это лишь элементалистически и вербально на вымышленные сущности. Он решил построить вербальную систему, приближенную по структуре к фактам опыта, и, при содействии математика Минковского, он сформулировал систему с новой структурой, в которой мы пользуемся не-эл языком пространства-времени. Как мы знаем из физики и астрономии, этот не-эл язык дал толчок экспериментам, что говорит о пользе от его применения в лаборатории. Однако это влияние оказывается ещё глубже, как мы разберём в настоящей работе, потому что эти структурные продвижения влекут за собой значительные психо-логические, семантические эффекты. Не смотря на то что на данный момент эти полезные влияния происходят неосознанно, они, тем не менее, позволяют преодолеть эл и абсолютистские семантические эффекты отождествления.

Стоит заметить, что теория Эйнштейна, в силу своей структурности, произвела эффект семантического освобождения от старого структурного элементализма на молодое поколение физиков и подготовила семантическую почву для молодых гениев, которые стали появляться в последнее время в области квантовых исследований. Эл ‘абсолютное’ разделение ‘наблюдателя’ и ‘наблюдаемого’ оказалось ложным по фактам, потому что каждое наблюдение в этой области сказывается на наблюдателе. Избавление от такого элементализма в квантовой области привело к наиболее революционному ограниченному ‘принципу неопределённости’ Гейзенберга, к которому, не исключая детерминизм, требуются преобразования двузначной A ‘логики’ в ∞-значную семантику вероятностей. Опять же, эти продвижения в квантовых формулировках дали толчок новым экспериментам.

A-система, которой я дал начало в книге Зрелость Человечности, тоже стала результатом этой структурно не-эл тенденции. В Зрелости Человечности я ввёл не-эл термин ‘время-связывание’, под которым мы подразумеваем все факторы, которые как-целое делают человека человеком и отличают его от животных. В дальнейшем развитии этой теории в настоящей книге, я отказываюсь от структурного эл разделения, которое подразумевается под такими терминами как ‘чувства’ и ‘разум’., и ввожу вместо них, не-эл термины, такие как ‘разные порядки абстракций’., при которых ‘разум’ и ‘чувства’., не разделяются. И даже в такой области этот метод дал толчок экспериментам, а новый язык вновь оказался важным для работы в лаборатории.

Сказанное выше об организме-как-целом, и примеры конкретных случаев позволяют нам говорить об общих характеристиках всех наших способностей к абстрагированию. Мы обычно не обращаем внимание и не оцениваем то, что введение всего одного структурно важного термина может привести к пере-постулированию всей структуры языка в данной области. В науке мы занимаемся поисками структуры, и поэтому любой структурно новый термин приносит пользу, потому что при проверке, мы всегда получаем структурную информацию, положительную или отрицательную. В человеческих делах происходит по-другому. Все наши человеческие институты следуют структуре языка, которым мы пользуемся, но мы никогда об этом не ‘думаем’, и когда бестолковые институты не работают, мы спихиваем вину за это на ‘человеческую природу’, без какого-либо научного обоснования.

Пуанкаре в одном из своих эссе говорит о пагубном эффекте, который термин ‘тепло’ произвёл на физику. Грамматически термин ‘тепло’ мы относим к именам существительным, из-за чего в физике веками проводили исследования в поисках некой ‘сущности’, которая бы согласовывалась с этим именем существительным ‘тепло’. Теперь мы знаем, что такой вещи не существует, и что ‘тепло’ следует рассматривать как проявление ‘энергии’. Если мы хотим пойти дальше с этим анализом, ‘энергию’ нам тоже следует отнести к неудовлетворительным терминам, и заменить его на более базовый, например, ‘действие’.

Имея дело с самими собой и с миром вокруг нас, нам следует учитывать структурный факт строгой взаимосвязи всего со всем остальным, и поэтому нам стоит прилагать усилия, чтобы избавляться от эл терминов, под которыми структурно подразумевается несуществующая изоляция.

Как только мы это осознаем, нам придётся принять не-эл принцип серьёзно. Не-эл подоплёки новых терминов позволяют пролить новый свет на старые проблемы.

На практике, первое время мы испытываем трудности в попытках избежать применения старых терминов. Если мы хотим полностью пропустить через себя новую важную работу, основанную на новых структурных терминах, и развить соответствующие с.р, нам следует учиться пользоваться новыми терминами путём постепенного исключения старых терминов. Если нам приходится пользоваться старыми терминами, но мы хотим оставаться свободными от старых с.р, нам следует приучить себя осознавать их недостаточность и ошибочные структурные подоплёки.

Нам следует пользоваться новыми терминами целенаправленно и ставить себе приблизительно следующую задачу: прежний язык структурно — следовательно, учитывая то, что мы под ним подразумеваем — семантически не ведёт к удовлетворительным результатам; новые термины, по-видимому, лучше согласуются с фактами; стоит проверить эти новые термины. Можем ли мы всегда назвать новые термины структурно удовлетворительными? Вероятно, нет, но в науке мы проверяем прогнозы посредством экспериментов, за счёт чего проясняем новые структурные вопросы и проблемы.

Мы говорим о новых и старых терминах весьма просто, но проблемы таковыми не представляются. Изобретение всего одного структурно нового термина всегда предполагает новые структурные и относительные понятия, которые, опять же, предполагают с.р. Например, если мы станем изучать любое событие, и в этом изучении воспользуемся терминами ‘тропизм’, ‘динамический градиент’, ‘время-связывание’, ‘порядок абстракций’, ‘пространство-время’, ‘волно-пакеты’., нам придётся применить все структурные и семантические подоплёки, включённые в эти термины.

Пользуясь первыми четырьмя терминами, мы вынуждаем себя иметь дело с организмом-как-целым в силу не элементализма терминов. Мы не основываем их на понятии вымышленных ‘изолированных’ элементов и не постулируем их этими терминами. Пользуясь пространство-временем, мы вводим индивидуальность событий, потому что каждая ‘точка пространства’ несёт с собой дату, которая неизбежно делает каждую ‘точку’ в пространство-времени уникальной и индивидуальной. Пользуясь термином ‘волно-пакет’, мы по-новому интерпретируем старый объективированный и, возможно, вымышленный ‘электрон’,.

Систематическое применение таких терминов естественным образом структурно ведёт к новому взгляду-на-мир, новым с.р, более обоснованным нашим научным и повседневным опытом. Главное преимущество заключается в уходе от примитивных структурных понятий и метафизики, вместе с их губительными семантическими нарушениями. В творческой работе, семантические ограничения препятствуют чёткому пониманию и не дают учёным изобретать или формулировать более простые и эффективные теории с другой структурой.

Как только мы получаем ‘знания’, мы ‘знаем’ всё, что только можем знать. По определению непознанное не может существовать. Место для не познанной структуры существует. Непознанное видится весьма обширным, частично потому что наука, как я уже отметил, подвергается гонению.

Так называемое ‘непознаваемое’ [не поддающееся познанию] стало семантическим результатом отождествления, семантического дисбаланса, которое привело к постулату чего-то ‘за гранью знания’. Но, разве такой постулат обладает какими-то значениями вне психопатологии? Конечно, нет, потому что он начинается с само-противоречащего предположения, которое, в силу своей бессмысленности, ведёт к бессмысленным результатам.

Мы так подробно разбираем проблемы структуры терминов, потому что на них в целом не обращают внимания, не смотря на их фундаментальность для семантических целей. С пониманием серьёзности структурных и семантических проблем, читатель сможет извлечь пользу из этой книги и понять современные научные вопросы.

Человек изобретает термины по необходимости, чтобы экономить усилия в области ‘опыта’ и экспериментов. Они позволяют снизить требуемое количество опыта посредством вербального экспериментирования. Человек развивается быстрее, чем животные, большей частью потому что мы можем резюмировать и передавать опыты прошлого молодому поколению гораздо более эффективными способами. Мы также обладаем экстра-невральными средствами для регистрации опытов, которые у животных полностью отсутствуют.

Возможность такого вербального экспериментирования обусловливается тем, что языки обладают структурой, и тем что наши знания о мире формируются структурно. Стоит повторить, что если два отношения обладают схожей структурой, все их ‘логические’ характеристики тоже сходятся; следовательно, как только мы открываем структуру, такой процесс вербального экспериментирования становится крайне эффективным средством культурного ускорения. Применение устаревшего языка в наших человеческих делах, помимо других препятствий, не даёт нам достичь большей разумности в этих делах.

Естественный порядок исследования осуществляется следующим образом: (1) Эмпирический поиск структуры в науках; (2) Как только мы открыли структуру, на каждую дату, мы согласуем с ней структуру нашего языка и обучаемся новым с.р. Исторически мы частично следовали обращённому и, в основе, до-человеческому, и следовательно, патологическому порядку. Без науки, и со скудными и примитивными знаниями о структуре мира, мы создали звуки и языки с примитивной и ошибочной структурой, неизбежно отражающие подоплёки предполагаемой структуры мира. Мы выдумали примитивные догматы, которые по-прежнему доминируют и воплощаются в структуре старого языка. Это также объясняет, почему, помимо технических достижений, мы до сих пор пребываем на таких примитивных уровнях. Понять, почему я придаю такую важность экспериментальной науке и почему теоретические (вербальные) прогнозы следует проверять экспериментально, не представляется сложным. Вышесказанное также служит новым, более глубоким, обоснованием тому, что мы называем ‘прагматизмом’.

Эксперименты заключаются в поиске отношений и структуры в эмпирическом мире. В теориях создаются языки некоторой структуры. Если эти две структуры сходятся, ‘теории работают’; в противном случае, по этим теориям мы можем продолжать поиски и структурные согласования.

Стоит снова упомянуть, что главным эпистемологическим принципом, который привёл к написанию работ настоящего автора, стала отчётливое намерение отказаться от отождествления, в результате которого, мы вводим структурно неудовлетворительный эл язык в общее употребление, и представить не-эл систему, которая структурно сходилась бы с миром вокруг нас, включая нас и наши нервные системы. Эта структурная инновация стала фундаментом, на котором постепенно удалось построить не-A-систему.



Report Page