О суеверии финно-славян, свидетельствующем об архаичности их мышления
Кому известно талмудическое славянское суеверие, тот знаком с родноверческой «бородатой» байкой о чрезвычайной пользе «бороды и усов», якобы «борода прибавляет ума». В этом, запущенном неоязычниками мифе с новой силой проявляется архаичное азиатское мышление славянской мордвы, и здесь находящее повод, чтобы противостоять ненавистному им Западу. Тот, кто не придает никакого значения подобным «глупостям», серьезно ошибается, так как мифология – самое древнее и верное средство воздействия на умы. Мифология «дедовоевательства» XX века или литературная мифология конца XIX века — прямое тому доказательство (например, романы о «Шерлоке Холмсе» сэра Артура Конана Дойла). Так как лукавство, притворство и отсутствие всякой логики есть неотъемлемые свойства характера «братьев славян», то становится понятным почему этот миф получил такое оживленное распространение в их среде, подкрепляемый различными домыслами и рассказами «собственного розлива». Тем не менее, истории известны мифологические сюжеты подобного плана, самым громким из которых, пожалуй, является миф о Самсоне (ивр.: Шимшон), которого блудница лишила его богатырской силы после того, как остригла его волосы. Развивая тему далее, реминисценцией на этот сюжет может послужить и утрата неандертальцем его густого волосяного покрова на теле (бастардизация, грациализация костной системы), в результате чего он теряет свою природную силу. Разве в подобном, научном ракурсе, данный миф не достоин более пристального и детального изучения? Однако, вернемся к нашим баранам. Подспорьем в развитии этого мифа послужил не только, избегаемый по причине ненависти к христианству вообще, сюжет о потере драгоценного волосяного покрова Самсоном, но и конкретные громкие события в истории самой Московии. Петр I, известный западник, царь просветитель, принялся за внешний вид московитов не только вводя в обиход немецкое платье и обычаи, но и самым радикальным образом решил изменить облик московитов, вводя налог на бороды, и даже, якобы, лишив несколько знатных славяно-угорских бояр их «достоинства» с помощью плотницкого инструмента — топора. По сути, это было настоящим объявлением войны Московии, прежние устои были крепки и глубоко укоренены в сознании. Вещи в известной степени взаимосвязанные. Радикализм царя породил целый сонм возмущений среди архантропного населения, различных подозрений и легенд. Якобы, Петра подменили в Халандиях, и даже обвинения в том, что царь и есть тот самый антихрист, который явится миру в Конце времен. Разумеется, наибольшее недовольство проявляло косное московское духовенство, чья власть среди серых невежественных масс была безграничной и неоспоримой.
Этот эпизод истории не мог просто так пройти мимо наблюдательного глаза неоязыческих патриархов. Ведь здесь заключен самый настоящий бунт против архаики, противостояние Запада и Востока. Бережно приправленный неандертальским мистицизмом миф обязательно даст обильные всходы. Подтекст: «это Запад виноват в растлении славян, план Аллена Даллеса - Гитлера: для славян только водка и табак». Отсюда следует логическое заключение, чтобы лишить слвяно-русичей их могучей силы (лобового) сопротивления, необходимо было лишить их бород, то есть мужеской богатырской силы. Впрочем, подобные заявления выглядели бы куда более разумными и обоснованными, если бы потомки шариковых не переродились в состряпанном в подвалах Лубянки марксистском неоязычестве, а остались верны православию, которое предписывает не остригать бороды и усов. Мы не говорим здесь о том, что борода не имеет своего эстетического очарования и призвана подчеркивать облик мужчины. (В рамках религиозного мышления это часто имеет лишь то значение, что человек не озабочен своей внешностью (не красуется), как некое свидетельство отстранения от мирских забот и его религиозной причастности.) А только о том, что архаичное мышление полуазиатов неизменно создает собственный миф, который проявлен в акте противостояния Западу, прямым или косвенным образом.
Чтобы прояснить ситуацию, обратимся к еще одной паре примеров. Не менее распространенной легендой является миф о приключениях «американцев во Вьетнаме», где было замечено, что статистически, ранения получали чаще те солдаты, которые не носили бороды, чем те, которые ее носили. Очевидно, пули по собственной воле нарушали баллистическую траекторию и запутывались в бороде, или борода дополняла эффект маскировки, или подлые вьетнамцы боялись стрелять в бородатых американцев. И все бы ничего, для невежественного ума здесь нет противоречий, кроме архаичного суеверного трепета перед «загадочными» явлениями природы. Но у тех, кто хоть как-то знаком с историей возникнет целый ряд контрпримеров. А как же быть с ромеями, сиречь римлянами, которые с древности устоялись в традиции остригать бороду и усы? Причем сильной стороной солдат их легионов была именно рукопашная схватка. В рукопашной схватке римские воины не знали себе равных, превосходили практически все армии древнего мира, и бородатых и безбородых – без различия. Бородатые воины греков и финикийцев, имея значительный численный перевес(!), оставались десятками тысяч лежать на полях сражений или разбегались в надежде спасти свою жизнь. И здесь сам собой напрашивается вопрос: может дело все-таки в чем-то другом, нежели в мордовских суевериях? И если народ гнилой, то ничто не спасет его от ужасающих сил хаоса и вырождения, ни наличие бороды, ни ее отсутствие. Ведь следуя логике славяно-мордвы, грекам было необходимо только обриться, чтобы приобрести качества римских легионеров, их мужество, военную выучку, силу и стойкость в бою? Мышление достаточно архаичное по своему происхождению, воинственные племена индейцев, например, считали, что для обретения мужества врага, необходимо съесть его сердце – финиш! Кстати говоря, у индейцев «от природы» вообще не растет борода, никакая, даже жиденькая «самурайская».
Отсюда можно сделать однозначный вывод, что не столько отсутствие элементарной логики у финно-славян, сколько их древнейшие архетипы являются тем отправным пунктом, в рамках которого формировался их восточный этнос, по сей день эти архетипы находят проявление в архаичном племенном мышлении, дополняя мифологию новыми образами, все с тем же вектором направленности против ненавистного им Запада.
