О протестах в Тбилиси
Всем привет, на связи корреспондент канала moloko daily. Я нахожусь в Тбилиси и пишу посты в этот канал, а также занимаюсь всяким разным на другой работе. В последнее время еще приходится выбираться на протесты. Шутка. Я рад выбираться на них! Однако часов сна катастрофически не хватает, и приходится жаловаться друзьям. Кажется, это называется «копинговый механизм», а может, и нет.
Впервые добрался до митинга в прошлую пятницу. Возможно, вы видели видос «корреспондента moloko daily», на котором протестующие сооружают баррикады. Так вот, его снял мой товарищ Гриша Радченко на свой айфон, а меня на самом деле не существует (фотки к этой серии постов, кстати, тоже его).
На следующее утро я просыпаюсь на матрасе в комнате Гриши в районе Авлабари, здесь еще расположена армянская церковь. Гриша говорит, что чувствует себя «как после тяжелых наркотиков», и я не могу с ним не согласиться. Речь идет о состоянии более известном как «отхода». Моя гипотеза: в деле и вправду замешаны гормоны, ведь я давно не чувствовал себя так, выражаясь в терминах диджея спинозы, «интенсивно», как вчерашней ночью, а с утра — невероятный упадок сил.
Возможно, в этом тексте я не отвечу на каверзные вопросы читателей о том, пора ли Европейскому Союзу снабжать протестующих оружием, но зато я могу рассказать о своем опыте как действующего и претерпевающего тела.
В начале осени я переехал в Грузию из Армении совсем не для того, чтобы участвовать в протестах. Скажу даже больше, у меня сформировался некоторый страх перед их возможностью. Дело не в позиции, а в последнем разговоре с З., моим вскоре погибшим приятелем. В числе прочего З. предостерег меня от переезда в Грузию, хотя тогда я еще ничего такого и не планировал. Он сказал, что в Армении мне, в отличие от Грузии, будет безопасно. И умер через несколько недель в России, в автомобильной катастрофе по нелепой случайности.
Спустя несколько месяцев после разговора с З. пожить в Тбилиси стало казаться хорошей идеей. В первую очередь, из-за реки. Во вторую — из-за большего количества деревьев. В-третьих, из-за модников, модниц, а также модных небинарных персон. «Ты что, субкультурщик?» — как-то раз спросила армянская журналистка. Но и некоторые из вас, в конце концов, покупают мерч журнала, кепки и памятные футболки.
Постепенный геополитический разворот Тбилиси был довольно отчетливо виден из Еревана. Впрочем, из Тбилиси он стал еще более ясным. «Эфемерность» принятого закона об иностранном влиянии, кстати, особенно сильно ощущается, когда слушаешь рассказ знакомой, волонтерки фонда, помогающего конкретным людям в конкретных неприятных обстоятельствах.
Однако, переехав в Грузию, я обнаружил, что далеко не все жители и гости столицы, а также ее окраин в восторге от перспектив евроинтеграции. Грузия — бедная страна. Часть ее населения живет на несколько сотен лари в месяц. Кроме того, Грузия помнит войну 2008, и правящая партия действительно долгие годы обходилась без новой войны. Добавьте сюда раздробленность оппозиции, горький опыт второго срока Саакашвили...
Тем не менее, большинство моих собесед_ниц с такой позицией всё же не одобряло последние наделавшие шума законы, принятые парламентом. Они считали их излишними с политтехнологической точки зрения. Их бы вполне устроило тихое правление Иванишвили. И я испытывал дежавю, после чего принимался ругать себя за kinda троцкизм.
Впрочем, страх некоторых россиян был еще сильнее. Я удивился, когда узнал, что ряд эмигрантов собирается временно эвакуироваться в разнообразную Азию, чтобы пронаблюдать за ситуацией издалека. Мне же казалось, что в силу различных условий ждать от протестов, которые наверняка случатся после октябрьских выборов, многого не стоит.
Так и случилось. Протест возник и тут же погас. Оппозиция выступила с заявлениями. Я никак не мог вырваться со своей окраины (вероятно, всё дело в новостных дайджестах, которые приходится писать в количестве двух штук: про Армению и про sick sad world). Гриша во всяком случае успел после смены в ресторане добраться до шествия студентов. Н., этническая русская, всю жизнь прожившая здесь, вообще улетела в Италию.
На другой работе коллега ругает меня за несмелость, недоумевая, почему я не освещаю протесты, но я знаю, что дело не в этом. Просто мне скучно и грустно.
Речь на постсоветском пространстве довольно часто заходит о серой зоне политтехнологий. И прошедшие парламентские выборы — отличный пример. Похоже, никто не знает, насколько сильно выборы были сфальсифицированы, однако ассамбляж из использования «титушек», каруселей и огромного количества денег для создания откровенно пропагандистской рекламы оставляет довольно неприятное послевкусие. Но, кажется, это недостаточное основание, чтобы стрелять петардами в щиты полицейских.
С неприятным послевкусием можно жить, если ты веришь, что все предыдущие скандальные жесты «Грузинской мечты» — это просто какой-то эксцесс, ошибка. Что укрепление конкретных людей во власти никак не связано с медленным, но верным движением в авторитаризм, который будет ограничивать реальные права и свободы.
Ответ премьер-министра на резолюцию Европарламента в этом смысле стал недостающей искрой. У политтехнологов всё перепутано и не на своих местах. Институты и убедительность их пропаганды не создаются силой чистого воображения, как, похоже, считает автор книг, о которых мне нужно писать в канал moloko daily — они обеспечиваются трудом и кровью людей из прошлого. У евроинтеграции есть реальные ставки. Стоит напомнить, что предвыборная риторика правящей партии включала расклейку флагов Евросоюза по городу. Речь шла об «интеграции на своих условиях», сохраняя экономическую стабильность и то, что в современном мире называют словом «суверенитет».
И всё же заявление премьера некоторые мои знакомые восприняли как неумелый и слишком поспешный ответ на провокацию со стороны ЕС. Я еще не спрашивал, как они объясняют усмешку на лице Кобахидзе, когда он примется говорить о силовом решении вопроса с протестующими неделю спустя. К тому моменту в городе уже прогремят первые «настоящие» протесты, а в отношении как минимум 26 человек будут возбуждены уголовные дела.
Пока что я просто достаточно заинтересован, чтобы написать в чате другой работы, что готов вечером выдвинуться в центр и сделать репортаж.
В этот день людей очень много. Они занимают весь участок проспекта между станциями метро «Руставели» и «Площадь свободы», в большей степени концентрируясь, конечно, напротив здания парламента.
Полицейские периодически предпринимают те или иные действия. Мои репортажные кружочки не загружаются. Мой нос закрывает шарф и медицинская маска.
Вернувшаяся из Италии Н. занимается координацией своих многочисленных грузинских и русских знакомых, на ней большие защитные очки красного цвета. Кажется, она не высыпается третий день, но фонтанирует энергией.
В составе толпы под давлением полицейских я несколько отступаю от здания парламента, но возвращаюсь снова. Потом наступает затишье, которое люди используют для сооружения баррикад из скамеек, дорожных знаков и всего, что так или иначе сгодится для этого. Услышав кричалку на русском языке, я с удовольствием выкрикиваю эти слова во всё горло. Пауза затягивается.
В половину четвертого утра всё же предлагаю Грише ретироваться. Проснувшись на матрасе в Авлабари, я увижу, что мой новый знакомый, узнавший во мне известного в узких кругах поэта, потеряет кроссовок и очки, чтобы чудом избежать попадания в лапы злых ментов, которые в какой-то момент вдруг поползи из всех переулков. Но это случится только после шести утра, когда на улице останется не так уж много протестующих.
Протесты продолжаются все следующие дни, вызывая всеобщее воодушевление. Вернее, наоборот: пока часть коллег пишет про «анархический момент», случившийся в Грузии, люди более осторожные читают «Пустыню» от кооператива «Компост». Ведется обсуждение поста Марии Рахманиновой, который на самом деле никто не читал.
Несколько людей пишут «береги себя», и это становится локальным мемом. Происходят активные дискуссии о депортации русских. Никто ничего толком не понимает, потому что между странами даже не существует официальных дипломатических отношений. Премьер-министр, судя по всему, убежден, что слово «русские» — это горячая картошка.
Я попадаю под мощную струю из водомета и решаю перестать размышлять о будущем, поскольку к концу недели настоящее начинает ускользать из-под ног. В moloko daily я пишу про протесты 11-12 годов в России, поскольку они начались четвертого декабря, и, кажется, это окончательно выбивает из колеи. Начинаю чувствовать себя персонажем затянувшейся кислотной сказки.
Оформляется неофициальный запрет на петарды. Множатся слухи о каком-то расколе среди силовиков. Несколько ночей они не разгоняют протестующих, чему никто не верит. Вместо этого силовики учиняют обыски в офисах оппозиционеров, возбуждают на протестующих первые уголовные дела и, очевидно, меняют тактику.
Одного россиянина депортируют в Армению, и я шучу, что это не самый худший сценарий.
Написал о титушках в контексте выборов, и тут же читаю о титушках, которые принялись избивать горожан.
Об этом пишут и в каналах, которые я еще вчера мог (пост)иронично назвать пропагандистскими, и в чатах моих друзей. Есть видеозаписи.
Сегодня я собирался дописать эту колонку, но она драматически разрасталась, поэтому я решил прекратить ее писать и заняться чем-нибудь еще. Ситуация постоянно меняется, а я лишь пытался показать взгляд на нее от первого лица.
Улицы Тбилиси полны добрых людей. Как и когда-то в России, это во многом городской протест. Здесь присутствуют люди «различных партий и движений». Некоторым из них теперь грозят серьезные сроки.
Отвечая на читательский упрек: я видел людей, которые несут камень, чтобы кинуть его в полицейского, но полицейские всё-таки страшнее. Потому что организованная сила всегда даст пизды неорганизованной.
Соломе Зурабишвили встречается с Трампом. Вероятно, они говорят о погоде и правах человека.