О людях кишлака и евразийской судьбе

В своей статье на «ФедералПресс» он утверждает, что евразийство проиграет «здоровому национализму», потому что оно космополитично и обращается к образу человека традиции.

«Но вот беда: реальный сельский хтонический алконавт из средней полосы ему не близок, и он не воспринимает его как человека традиции, ему подавай индейцев с пейотлем, эскимосов с мухоморами, бедуинов с верблюдами, таджиков с кишлаками», – пишет Беликов.

«Хтонический алконавт из средней полосы» - это в принципе явление вырождения и уничтожения русской деревни, которая, как уже говорилось, священна. Просто свято место пусто не бывает: и деревня, переставшая в советское время жить церковной жизнью, оказалась обречена и в культурном и социальном отношении: во многом алкоголизм её и выкосил.

Да и в целом это передёргивание с пейотлями и мухоморами не красит текст. В большинстве своём евразийцы обращаются сегодня к одной традиции - к православию. К православию, в котором также священен может быть и город по сенью Церкви. Проблема только в том, что город сегодня находится под властью по большей части энергий наживы и развлечений. Но этот град земной может стремится к тому, чтобы приблизить к образу Града Небесного.

Трудно представить в человеческой истории какое-то время, когда город становился единственной формой организации жизни, как сейчас. По сути, деревня вымирает повсеместно. Не только в России. И это вообще-то огромный вызов, потому что в городах в разы хуже с демографией, в них стремительно ослабевает родовое чувство и человек теряет свои корни, с традицией тоже возникают проблемы. Что уж говорить о мегаполисах?

«В действительности человек традиции радикально отличается от традиционалиста системой ориентиров. Для человека традиции он сам и есть единственно возможный человек, а его народ – единственное, что имеет ценность. Все остальные – враждебные и опасные существа, которых человек традиции не считает в полной мере людьми. Сегодня на наших улицах мы видим, как кишлачные люди традиции проявляют именно такие поведенческие модели. И противостоять им стандартные горожане не могут», - пишет Беликов.

Эта насильственная архаизация человека традиции автором не выдерживает критики.

Во-первых, здесь корректней говорить об этносе, который живёт в своей довольно закрытой традиционной системе и который, принимая кого-то в неё, сильно рискует своей цельностью. Так происходило с племенами индейцев, в которых поселялись этнографы, перенимая их обычаи. Изменение образа жизни чаще всего просто разрушало эту систему.

Во-вторых, на улицах городов агрессивные поведенческие модели демонстируют не люди традиции, а ваххабиты – отравленные протестантсткой рафинированной и модернистской версией ислама люди, которые, уехав из кишлака, попали в совсем другую, нетрадиционную среду, прежде всего, среди своих соплеменников. Не секрет, что, приезжая в Россию, они интергируются не в базовое общество, а в сообщество своих соотечественников. Но то, что оно здесь собою представляет, никак не связано с традицией – скорее, с контртрадицией. И в этом огромная опасность.

Пока ты в кишлаке, то твой кишлак и ты священны. Когда ты едешь в город, ты уже не священен. В лучшем случае кишлак твой только в твоей голове, и ничего хорошего от попытки перенести этот кишлак на город не выйдет.

В-третьих, человек традиции может вполне конструктивно взаимодействовать с другими. Это зависит как от самой традиции, так и от общей культуры. Как известно, представители православной традиции вполне нормально могут уживаться с представителями почти любой культуры. Католикам же это было гораздо сложнее: с мусульманами и православными они вели священные войны. Но подвергали геноциду других (например, индейцев) именно протестанты (которых уже нельзя называть людьми традиции). И неудивительно в этом отношении то, что у протестантизма и ваххабизма есть единые структурные сходства, которые исключают их из числа традиций и приближают к идеологиям модерна.

К тому же, народ и этнос – это не синонимы, это разные типы общества. Народ отличается тем, что у него есть историческая цель и миссия, поэтому он способен строить империю, собирая в неё другие этносы. Этнос же живёт в своём круге, не имея своего государства.

Третье понятие, к которому прибегает Беликов, - это нация. Если бытие этноса и народа связаны непосредственно с традицией, то там, где начинается нация, традиция исчезает или уходит на периферию.

Возникает государственный конструкт на основе пакта-договора между жителями, государство торговцев, индивидов, у которых больше нет общей исторической миссии, а есть цель – индивидуально благоденствовать в обществе прочих индивидов. По сути, нацией обусловлено появление человека-потребителя как основы общества.

И эти последние люди, пуча рыбьи глаза, смеются над людьми кишлака, над людьми деревни, как над недочеловеками, копающимися в грязи вместо того, чтобы идти так же, как они, к индивидуальному успеху, автомобилю, блогу с миллионом подписчиков, отдыху на Бали etc.

Что-то нам подсказывает, что православному Беликову, как и многим русским националистам, должен быть всё-таки ближе человек традиции.

В целом же евразийцы поддерживают предложения националистов по ограничению миграции. Разница только в том, что мы понимаем, что география, связывающая нас с различными народами и этносами, не позволит нам просто закрыться от них. Необходима политика их включения в единое имперское государство с удержанием коренного населения на своих исконных территориях.

А есть прекрасные примеры такой политики. Когда в Армянской ССР случился бум рождаемости, советское правительство, озабоченное этим вопросом, построило два крупных завода, обеспечивших армян работой. И никто не поехал. Зачем это нужно, когда есть работа и перспектива развития на твоей земле?

Таким образом и должна строиться евразийская империя, а никак не завозом мигрантов. Сегодня это задача России – вкладываться в страны СНГ, строить там производства, удерживая контрольные пакеты акций, получая в итоге прибыль и влияя на внутреннюю политику. Если мы не будем этого делать, то территории этих стран и их население, которое захочет ехать за лучшей долей, будут использовать против нас.

Классическое евразийство в лице П.Н. Савицкого предложило для понимания этого вопроса прекрасный термин – месторазвитие, который касается кишлака и деревни, города и мегаполиса, России-Евразии и всех стран, с которыми нас связывает общая историческая судьбе. Рационалистические сужения места русских в истории до национального государства опасны своей искусственностью. Мы не можем уйти от нашей сути, связанной с месторазвитием: либо мы империя, которая занимается своими окраинами, либо нас нет.

И любой – здоровый или не очень национализм – уже проиграл, так как национальные государства попросту не отвечают ни вызовам времени, ни нашей географии, обязывающей Россию быть империей. Если националистический проект победит, то может возникнуть только нечто похожее на выглядящие безумными многочисленные карты России после поражения в войне, которые рисуют украинствующие. Логика изоляции приведёт нас именно к этому, не сразу, а через серию конфликтов. Только войной такие территории удержать невозможно.