О господстве рассудка
Автор этого памфлета крайне благосклонен в отношении лиц, полагающих, что всякий гражданин своим умом должен верно служить некоторой абстракции, законсервированной в голове властителя, запершегося в башне из красного кирпича. Автор в такой высокой степени милостив, что желает этим лицам скорейшего разочарования в «собственных» воззрениях, а Его Превосходительству – крепчайшей дружбы с известным узлом и фонарным столбом.
Избавим читателя от необходимости штудировать высокопарное философствование или же унылое журналистское обозрение.
Рассудок здесь понимается как некий субстрат абстракции. Субъектом же называется форма существования, определяемая рассудочным содержанием. Иначе говоря: то, что рассудительно, – субъектно.
Государство должно сознаваться как субъектная всеобщность, то есть целокупное выражение субъектности всякого, единично составляющего государство.
И несказанно непоследовательны люди, утверждающие, что управленцы государства имеют полнейшее, независимое от юридичечкого воплощения право на идею, которую должны разделять все без исключения граждане. Они совершенно не сознают, что усматривают естественным отчуждение субъектности.
В их мировоззрении рассудок любого человека становится подчиненным рассудку внеположенному, – рассудку, будто свыше диктующему государственное устройство. Именно поэтому некоторая публика действительно убеждена, что с ними бог, – убеждена, что по велению государя, одаренного божественным гением, имеет право на всякое преступление: на убийство, ограбление и разорение всякого, несогласного с «государственной идеей».
Логика этой публики проста: субъектность теряет человеческий персонализм, полагается вне человека, вне природы, устанавливает господство над субъектом действительным, над самой действительностью, над государством, обретая персонализм ложный – в боге и государственной идее. Государственная идея, по этой логике, – атрибут бога, поскольку абстракция вообще есть атрибут рассудка. По содержанию, это религиозная логика: рассудок полагается прежде всего сущего, отчуждается, а сущее «рихтуется» согласно отчужденному рассудку.
Потому государство у приверженцев этой логики приобретает вид проявления, дефиниции государственной идеи, выступающей атрибутом бога. Отсюда и нелепости о «богоизбранности» и «миссии народной». Эта логика восторжествовала у Гегеля, утверждавшего, что государство есть высшее проявление нравственной идеи, – моральной абстракции, свалившейся с небес.
И государство, властители которого по логической ошибке отчуждают рассудок, отчуждает рассудок и действительно: государственные механизмы сообразно логике таких властителей, направляются на одурачивание каждого гражданина этой несчастной «государственной идеей»: уничтожается настоящая журналистика, критически относящаяся к действительному положению дел, идеологизируется образование, телевидение заполоняется мессианским и государственническим бредом. Логика этих властителей, основательная лишь ошибочностью, как бы осуществляет свое движение в обществе. Это движение, генезис логической ошибки.
По праву можно утверждать, что государство – это царство рассудка. Это царство лишь принимает лишь разные дефиниции.
Здравое государственное устройство предполагает полноценное развитие субъектности каждого гражданина: рассудок становится высшей ценностью, поскольку естественнонаучное понимание становится в авангард: приветствуется критицизм, наука обеспечивает благосостояние, а не военное выражение государственной идеи, спиритуализм не находит себе места в мышлении граждан, господство церкви становится невозможным, метафизики и богословы разных сортов и видов осмеиваются, образование становится нацеленным на то, чтобы развить мышление, а не подчинить его теологической, государственнической химере.
Представители государства, дефиниция которого иная, предполагающая отчуждение субъектности, – такие представители устремлены подчинить ум каждого гражданина химерической абстракции: они, используя философов, отличающихся медным звоном метафизического лба, и журналистов, смакующих действительное уродство государственной идеи, заставляют верить, что глава государства в силу служения божественности, в соответствии с ней может распоряжаться жизнью каждого гражданина. На деле же ум такого главы не ниспослан неким высшим рассудком, а сам себе внушает идею о высшем рассудке, – и по этому же внушению глава идет на любые преступления, ведь в его мировоззрении они соответствуют богу.
Это, бесспорно, государственная патология: сам головной мозг государства устраивает такие нервные отправления, которые понуждают государственный организм губить самого себя. Эта патология – идеология: на теле государства появляются язвы деспотии, пациент, не забывая расчесывать язвы, плюется кровью национального превосходства, всё тело его источает мерзотнейший запах тоталитаризма, кости большей частью переломаны, суставы вывихнуты за неудачными попытками покуситься на окружающих, а пищевые рефлексы удовлетворяются только поглощением человеческой плоти.
Государство же полноценное подобно организму, здоровому во всех отношениях: его гражданские ткани и органы, полные здоровья, приводятся в движение не затем, чтобы обслужить болезнь, а для того, чтобы в сообществе между собой успешно существовать, а здоровье рассудка, не внушающего себе «высшую идею», позволяет с окружающими людьми держаться в плодотворном союзе.
Идеология есть болезнь государства, поскольку идея, абстракция, ставится прежде жизни, прежде потребностей; поскольку устремляются к тому, чего нет, устремляются к тому, что вне материи, вне существующего, устремляются к несуществующей и не могущей существовать идеальности. Идеология – движение в никуда.
Лечение – процесс весьма болезненный. Попытки «инфицировать» рассудок каждого гражданина неизбежно вступают с собой в противоречие. Безобразие идеологии, которое сеется вокруг, рано или поздно начинает затрагивать само устройство жизни каждого гражданина – и сладость теории устраняется горечью практики. Рвение заболевшего обозначить величие своей болезни обеспечивает ему разрыв контакта с людьми здоровыми.
Это лечение есть движение от отчужденной субъектности к субъектности подлинной. Это отчуждение отчужденного, являющееся возвращением к подлинности. Гражданский рассудок возвращает самого себе себя через отрицание отчужденности. Это сама революционная необходимость: обманутые неизбежно сознают, что обмануты, и ликвидируют то, что обманывает.
Обман отчуждения сам себя обводит вокруг пальца, так как государственническая мифологема рано или поздно создает такие условия, при которых становится невозможным удовлетворение жизненных потребностей: химера идеальности окончательно расходится с действительностью жизни и действительность выносит приговор химере – человеческий рассудок возвращается к себе, оставляя на обочине истории внушения о богах и якобы обладающих arete царях.
А.К.