О Гамлете и червяках

Лет в пятнадцать я чуть не лопнула от гордости, осознав, — сама, не комментарии прочитала! — что персонаж, которого в нашем переводе новеллы О. Генри "Как скрывался Чёрный Билл" звали Окороком, цитирует Гамлета в собственной фантазийной редакции:

"Великий Цезарь, — подумалось мне, — спи, захлопнув рот, и ветер внутрь тебя не попадёт. Тобою кто-нибудь замажет щели, чтоб червяки чего-нибудь не съели".

Это же пятое действие, сцена первая, разговор на кладбище: Александр умер, Александра похоронили... повод в очередной раз задуматься о причудливых извивах биографии героев О. Генри.

А потом открываешь оригинал, и выясняется, что Хэм произносит немножко не то:

"'Imperial Caesar,' says I, 'asleep in such a way, might shut his mouth and keep the wind away" — и всё.

То есть, отсылка к "Гамлету" очевидна, просто оформлена иначе и короче. Напомню, сам принц говорит следующее:

Imperious Caesar, dead and turn'd to clay,

Might stop a hole to keep the wind away.

O, that that earth which kept the world in awe

Should patch a wall t' expel the winter's flaw!

Никаких, заметьте, червяков, только стена, заделанная от зимних холодов.

В переводах чего не бывает, я пошла искать, не подпустил ли кто из наших червячка; оказалось, не подпустил.

У Вронченко в 1828 году:

Могущий Цезарь, обратившись в прах,

Наполнил в ветхих скважины стенах,

И тот, кто мир собою устрашал,

От бурь защитой селянину стал.

У Полевого в 1837:

Великий Цезарь ныне прах и тлен

И на поправку он истрачен стен.

Живая глина землю потрясала,

А мёртвая замазкой печи стала!

У Кронеберга в 1844:

Кто поселял в народах страх,

Пред кем дышать едва лишь смели,

Великий цезарь — ныне прах,

И им замазывают щели!

У Загуляева в 1861:

Великий кесарь, обратившись в прах,

Замазкой служит на стенах,

И глина, древле что вселенну украшала,

Теперь защитою от ветра людям стала.

У Маклакова в 1880:

И Цезарь царственный, смешавшись с глиной вязкой,

Быть может, где-нибудь торчит в стене замазкой:

И тот, кто целый мир в своих руках держал, —

От зимних вьюг затычкой стал!

У Соколовского в 1883:

Прах Цезаря, ничтожной ставши глиной,

Для хижины замазкой бедной стал!

Кто в страхе мир держал, увы! своей кончиной

Ничтожество земного доказал!

У Месковского в 1889:

Великий Кесарь обратившись в глину,

от сквозняка нам охраняет спину:

пред кем народы преклонялись — ах!

того замазкою стал ныне прах.

У Гнедича в 1891, в первой редакции:

Великий Цезарь умер, — и истлел,

И прахом Цезаря замазывают щели;

Весь мир ему при жизни был удел, —

Теперь — он беднякам защита от метели.

У Аверкиева в 1894:

И Цезарь царственный, как превратился в прах,

В стене замазал щель, чтоб не несло снаружи;

Земля, что всей земле внушала грозный страх,

Днесь хижину хранит от лютой зимней стужи.

У К.Р., Константина Константиновича нашего, в 1912:

Великий Цезарь пал; он прах земной. Ужели

От ветра им теперь заделывают щели?

О, бренный прах того, пред кем весь мир дрожал,

Для стен замазкою от зимних вихрей стал!

У Лозинского в 1933:

Державный Цезарь, обращенный в тлен,

Пошёл, быть может, на обмазку стен.

Персть, целый мир страшившая вокруг,

Латает щели против зимних вьюг!

У Радловой в 1937:

Великий Цезарь умер, глиной стал.

Той глиной стену кто-то залатал.

И тот, кого боялся целый мир,

От зимних ветров стал затычкой дыр.

У Пастернака в 1941:

Истлевшим Цезарем от стужи

Заделывают дом снаружи.

Пред кем весь мир лежал в пыли,

Торчит затычкою в щели.

На этом можно остановиться, потому что О. Генри Татьяна Алексеевна Озёрская — погуглите, если имя незнакомо — перевела в 1954 году. По мелодике и заходному "великий Цезарь" очень отчётливо видно, что Окорок у неё пытается цитировать Полевого, перевод которого для нескольких поколений и был русским "Гамлетом", выстреливался автоматически.

Но откуда взялись червяки?

А вот тут мы имеем дело с классическим случаем гипертекстового перевода; достаточно ткнуть в ссылку "Гамлет", и он активируется в сознании хорошо знающего шекспировский текст читателя весь, не отдельными фразами. В том, что Озёрская Шекспира знала прекрасно, сомневаться не приходится.

И червяки, которые вдруг обнаруживаются в перевранной, но узнаваемой даже пятнадцатилетней русской балбесиной цитате, именно из этого "всего Гамлета".

О червях принц говорит дважды.

В первый раз — в третьей сцене четвёртого действия, когда Клавдий пытается дознаться, где Полоний, а Гамлет отвечает: "На банкете", — и разражается изрядным рассуждением о том, что черви королей едят, и можно поймать на пообедавшего королём червя рыбу и пообедать ею, так что король проследует по кишкам нищего. Именно в этой речи Гамлет заворачивает головокружительное и совершенно непереводимое "a certain convocation of politic worms are e'en at him; your worm is your only emperor for diet", которое и про червей, и про Вормский сейм Карла V, и про то, что переводчику иногда остаётся только "прим. перев." или застрелиться.

Во второй раз черви появляются там же, где великий Цезарь, в сцене на кладбище, когда Гамлет рассматривает череп, который некогда мог принадлежать придворному — and now my Lady Worm's.

С этой "госпожой червём" переводчики наши не церемонятся, она у всех превращается в "господ червей", только Лозинский один придумал "государыню мою Гниль", но он бог, от него сияние исходит. Проверим себя, посмотрим, что у Полевого; и — бинго: "добыча господина червяка". То есть, даже "червяк", а не "червь" из перевода Полевого и приполз.

Замечу в скобках, что остроты ради я бы, пожалуй, осмелилась обыграть в переводе "даму червей", коль скоро она так ловко по-русски сменяет английскую "королеву сердец".

Here's fine revolution, как сказал бы принц, and we had the trick to see't.