О «ДУХОВНОМ НАСЛЕДИИ» СЕРГИЯ СТРАГОРОДСКОГО

Тут патриарх Кирилл с ректором Российского православного университета Александром Щипковым призывают Сергия Страгородского канонизировать.

Я тоже «за». Очень верное и своевременное решение.

Сомнений в том, на каком фундаменте стоит политика нынешнего патриарха, конечно, и так ни у кого нет. Но это, можно сказать, последний и необходимый штрих к портрету Московской патриархии. Вишенка на торте.

После этого даже не знаю, что ещё можно было бы сделать. Ну, разве что, наконец, мундир открыто надеть вместо саккоса.

1.

Что мы узнаем о Сергии Страгородском из выступления патриарха 15 мая на Литургии в Богоявленском кафедральном соборе в Елохове г. Москвы по случаю 80-летия со дня его смерти (http://www.patriarchia.ru/db/text/6128621.html)?

«Святейший» потрудился для сохранения церкви. Безбожной власти, захватившей страну, нужны были души людей. Но тут Господь призвал к служению Святейшего и «опираясь на абсолютное признание и поддержку со стороны духовенства и народа, Святейший в то тяжелое время сумел провести корабль нашей Церкви»: сохранить единство, «призвать к служению» епископов, находившихся в заключении, договориться, «чтобы из лагерей и тюрем были отпущены наши архиереи и священники».

А потому: «Мы вспоминаем Святейшего Патриарха как исповедника. Он не был мучеником, но все его служение на посту Патриаршего Местоблюстителя и Патриарха было, несомненно, исповедничеством».

Об исповедничестве и возможности канонизации «Святейшего» говорили и участники состоявшейся в тот же день конференции «Патриарх Сергий и его духовное наследство» (http://www.patriarchia.ru/db/text/6128904.html).

Ректор РПУ Александр Щипков призвал «рассказать правду о том, кто, где и с какими политическими целями создал и пропагандировал это понятие («сергианство»)».

Протоиерей Владислав Цыпин сообщил, что патриархи Тихон, Сергий и Алексий I трудились над тем, чтобы создать «традиционную симфонию» между Церковью и государством (напомню: «безбожной властью», по словам патриарха Кирилла) и их надежды начали исполняться в XXI веке.

Ну, что ж, посмотрим, как формировалось «духовное наследство» Сергия Страгородского и как оценивали его современники – новомученики и исповедники, канонизированные после падения «безбожной власти», с которой Сергий пытался слиться в «традиционной симфонии». Тема эта – огромная, но попытаюсь хотя бы наметить какие-то вехи.

2.

Чем известен был современникам митрополит Сергий до того, как поставил себя во главе Русской церкви?

В 1905 г. отказался служить панихиду по ректору Московского университета, философу и богослову Сергею Трубецкому и запретил делать это студентам Санкт-Петербургской духовной академии, которую возглавлял. Пояснив: «Он человек противного нам лагеря»: князь выступал за принятие конституции и убеждал императора в необходимости народного представительства в органах власти.

Утверждали, что именно в награду за это Победоносцев сделал Сергия архиепископом Финляндским.

Принятие Конституции и падение Победоносцева не помешало ему стать членом Синода. Где вместе с другими членами он исправно подписывал скандальные постановления: об удаление на покой Саратовского епископа Гермогена, выступившего против Распутина, об изгнании за тот же «грех» из Петрограда в Киев митрополита Владимира (убитого там позже большевиками). На заседании Синода, где было решено сделать епископом безграмотного монаха Варнаву – ближайшего сторонника Распутина, митрополит Сергий был председателем. Любая властная прихоть исполнялась им без моральных терзаний.

«Еп.[ископ] Сергий (Страгородский, ставший ректором Петербургской академии в 1901 г.) отличался одной, прямо необъяснимою, для администратора убийственною, особенностью: он, кажется, ко всему относился с наплевательской точки зрения», - вспоминал протопресвитер армии и флота о. Георгий Шавельский. – «Посещали или не посещали студенты академическую церковь, присутствовали или …отсутствовали они на лекциях, держали или не держали экзамены, подавали своевременно или не подавали установленные сочинения, вели себя благочинно или бесчинствовали — это для него было как будто безразлично. <…> «Был у меня этим летом, рассказывал в 1903 г. еп. Сергий, — Полоцкий еп. Серафим. Не успел он переступить моего порога, как начал разглагольствовать о том, как надо поставить в академии науку — Основное богословие. А мне наплевать: как хочешь, так и ставь». Таких примеров можно было бы привести множество».

Эти же черты характера отмечал в будущем «Святейшем» профессор Московской и С.-Петербургской духовных академий, выдающийся богослов Николай Глубоковский:

«…непостижимо, как… преосвящ. Сергий мог терпеть и даже соизволять все… безобразные аномалии, которые при нем укреплялись и постепенно становились наследственными… Но он вообще был совершенно пассивным и крайне инертным и попустительски индифферентным, невозмутимо и пренебрежительно взирая с усмешкой на все и всякие академические девиации [нарушения порядка, отклонения от нормы]…, ничем не препятствуя им, хотя и не насаждая по собственной инициативе. Казалось по внешности, что он соблазнительно безразличен даже к себе и своему делу (в неряшливом лекторстве и проповедничестве), где мог быть далеко не последнею звездой».

Удивительно, но и отречение императора мало что изменило в его судьбе. Назначенный Временным правительством обер-прокурор князь Львов нашел в нем самого горячего сторонника. Настолько горячего, что в новом «революционном» Синоде, который создал князь, митрополит Сергий остался единственным членом прежнего «царского». Все остальные отказались туда идти.

Утверждают, что именно это стало причиной его провала во время голосования за кандидатуру председателя Поместного собора 1917 г. Митрополит Сергий нужного количества голосов не набрал. Не звучало его имя и среди кандидатов на патриарший престол. Не попал он и в число трех преемников (местоблюстителей), которых оставил после себя патриарх Тихон.

Причины для недоверия у патриарха были весьма весомые. В мае-июне 1922 г., когда св. Тихон находился под арестом, власть в церкви попыталась захватить группа «Живая Церковь», созданная НКВД. И неожиданно их поддержали три архиерея и среди них Сергий. Они признали обновленческое Высшее церковное управление единственной канонически законной верховной властью, а его решения «вполне законными и обязательными». И призвали духовенство и верующих последовать их примеру.

Весьма символично, что это заявление было сделано в тот момент, когда в Петрограде шел процесс над митрополитом Вениамином (Казанским) и группой священнослужителей, обвинявшихся в сопротивлении изъятию ценностей (всего – 86 человек). Четверо (включая митрополита Вениамина) было расстреляно. Шестеро получили тюремные сроки.

В «обновленческом» расколе митрополит Сергий (Страгородский) пребывал почти 14 месяцев — с 16 июня 1922 по 28 августа 1923. Едва же патриарх оказывается на свободе и становится понятно, что попытка захвата власти провалилась, как Сергий Страгородский тут же приносит покаяние.

Умение проскакивать между струйками дождя было главным и несомненным достоинством митрополита Сергия. Увы! – не все могли это оценить. Не оценил и патриарх. А преподобный оптинский старец Нектарий и вовсе сказал, как припечатал: «Покаялся-то он, покаялся, да только яд обновленчества в нем всё равно сидит». Об «обновленческой природе сергианства» скажет позже и св. митрополит Кирилл Казанский.

3.

В полной мере проявил себя митрополит Сергий уже после смерти патриарха Тихона. Да, вероятно, он не был инициатором захвата власти в Церкви, но согласился выполнить то, что отказался делать священномученик митрополит Кирилл Казанский и другие местоблюстители патриаршего престола – «взорвать изнутри Русскую Церковь». И, пойдя на сделку с ОГПУ, служил чекистам верой и правдой. Именно так это и оценивали его современники.

«М[итрополит] Сергий капитулировал перед ГПУ, – писал религиозный деятель Георгий Косткевич в 1930 г. незадолго до ареста. – Цитадель Православия – Патриарший Престол – была в руках врагов Церкви, борьба с Церковью идет не только извне, осуществляется не только теми, кто носит мундир ГПУ и партийный билет, но и изнутри теми, у кого на груди панагия и крест, кто ходит в монашеских рясах и епископских мантиях».

«Вся Церковь почувствовала, что митрополит Сергий совершил преступление, что он сдал управление Церковью власти безбожников, и действует, и будет действовать впредь под диктовку ГПУ», – утверждал катакомбный священник Михаил Польский, арестованный ОГПУ и бежавший из ссылки заграницу.

«“Радость ваша – радость наша” – это открыто сказал митрополит Сергий. Одна из первых радостей советской власти – уничтожение веры в Бога. Митрополит, разделяющий радость уничтожения веры в Бога, есть богоборец», - заявил в 1930 г. архиепископ Серафим (Лукьянов). – «Он не только отпал от Церкви, но борется с ней. Простая правда, ужасающая своей ясностью и простотой».

«Митрополит Сергий заключил союз с советской властью, подхватив то, что не сумели, вернее, не успели сделать «обновленцы», - писала в своих воспоминаниях исповедница Мария Тепнина. - Он сделал заявление, что вся масса осуждаемого и репрессированного духовенства преследуется не за религиозные убеждения, а только за политические. Репрессии сразу же усилились, Соловки были переполнены духовенством. Тогда ведь осталось 19 епископов на всю страну. Остались лишь какие-то группы».

4.

Разработанная на Лубянке и подписанная Сергием «Декларация» 1927 г. расколола Русскую Церковь. По словам историка Сергея Фирсова: «Декларация митрополита Сергия стала “чертой”, разделившей православных христиан на два непримиримых лагеря: “поддавшихся искушению” и “верное малое стадо”».

Священномученик протоиерей Михаил Чельцов так описывает первые впечатления от ее выхода:

«Церковная власть снова связала себя со светским правительством, подчинила себя ему, теряя свою свободу. И за что же? Пока только за учреждение и легализацию митр<ополита> Сергия и при нём состоящего Синода. Но что это за Синод? Имена членов его никому из нас ничего доброго не предвозвещали: все это имена викариев или неизвестных епископов».

Неприятие вызвал не только призыв разделить «радости» богоборческой власти, но главным образом то, что вину за гонения большевиков на Церковь митрополит возложил на саму Церковь.

«Теперь к этому хору лжесвидетелей присоединяется и Заместитель Патриаршего Местоблюстителя со своим Временным Патриаршим Свящ[енным] Синодом, - поражался священномученик Михаил Новоселов. - Для всякого христианина ясно, что в этих утверждениях нет истины, что это опасная клевета на Церковь и ее епископов, и что в действительности враждебное отношение советской власти к Православной Церкви отнюдь не было “естественным и справедливым”, как пытается утверждать в своем послании м[итрополит] Сергий».

Ложь, несовместимую с Божьей правдой, вот то, что на самом деле видели в этой Декларации верные чада православной Церкви. И эта ложь становится фирменным стилем сначала митрополита Сергия, а затем и его преемников на долгие десятилетия.

"Раньше мы страдали и терпели молча, зная, что мы страдаем за Истину и что с нами несокрушимая никакими страданиями сила Божия, которая нас укрепляла и воодушевляла надеждою, что в срок, ведомый единому Богу, Истина Православия победит, ибо ей неложно обещана и, когда нужно, будет подана всесильная помощь Божия, – с горечью пишет митрополиту Сергию в феврале 1928 г. архиепископ Серафим (Самойлович). – Своей декларацией и основанной на ней политикой Вы силитесь ввести нас в такую область, в которой мы уже лишаемся этой надежды, ибо отводите нас от служения Истине, а лжи Бог не помогает».

5.

Какую же ложь проповедует митрополит Сергий?

«Гонения на религию в СССР никогда не было и нет. В силу декрета об отделении Церкви от государства исповедание любой веры вполне свободно и никаким государственным органом не преследуется», - утверждает он в интервью, опубликованном 3 (16) февраля 1930 г. в газетах «Правда», «Известия» и «Беднота». О том же твердит в книге «Правда о религии в России», вышедшей в 1942 г.

А кого же тогда сажают, ссылают и расстреливают все эти годы? Чьими телами заполняют безымянные могилы? Ведь только за первые пять лет советской власти были казнены 28 епископов и 1200 священников.

«К ответственности привлекаются отдельные священнослужители не за религиозную деятельность, а по обвинению в тех или иных антиправительственных деяниях». Это Сергий говорит в 1930 г. То же самое повторит в 1942-м, прямо оклеветав весь сонм новомучеников и исповедников Российских.

А в 1927-м, просто, называет всех, не принявших его Декларацию, «контрреволюционерами». «Вам мешает принять мое воззвание политическая контрреволюционная идеология», - заявит он делегации представителей петроградского духовенства в 1927 г. И если бы все ограничивалось заявлениями!

Он запрещает в служении и лишает кафедры своих оппонентов. Он запрещает священникам даже отпевать тех несогласных, кто умрет, разорвав общение с ним. Каждый, заявивший о несогласии с Декларацией, тут же попадает в поле зрения ОГПУ. Она становится маркером для выявления всех христиан, подлежащих дальнейшему уничтожению. На допросах следователи прямо задают арестованным священнослужителям и верующим вопрос об отношении к ней.

Первое время после выхода Декларации собратья-епископы еще пытаются вразумить Сергия. Объяснить, что есть разница между лояльностью законной власти и лакейством. Нельзя совершать дела, позорящие достоинство Церкви, ограничивающие Ее свободу: назначать епископов только с разрешения ОГПУ, запрещать в служении несогласных, лишать кафедры, запрещать поминать на Литургии сосланных и репрессированных епископов и отпевать расстрелянных и умерших в заключении. И лгать. Беспрерывно.

Однако все эти попытки оказываются бесполезными. И тогда начинается массовый отказ от церковного общения с митрополитом Сергием.

6.

«Не по гордости, да не будет сего, но ради мира совести, отрицаемся мы лица и дел бывшего нашего предстоятеля, незаконно и безмерно превысившего свои права и внесшего великое смущение... (…) мы прекращаем каноническое общение с митр. Сергием и со всеми, кого он возглавляет; и впредь до суда «совершенного собора местности», т.е. с участием всех православных епископов, или до открытого полного покаяния перед Святою Церковью самого Митрополита Сергия...», - сказано в акте отхода.

«Отпали, откололись наилучшие пастыри, которые своей непорочностью в борьбе с обновленчеством стояли много выше других», - говорит в проповеди сторонник Сергия епископ Мануил Лемешевский (сам епископ Мануил, кстати, в то же самое время подписывает не акт отхода, а согласие на сотрудничество с ОГПУ и сотрудничает со спецслужбами двадцать лет, даже сидя в концлагере).

В ответ на разрыв общения Сергий усиливает репрессии.

Неугодный ОГПУ и не признавший Декларацию митрополит Петроградский Иосиф Петровых переводится в Одессу, а после отказа подчиниться и подписании акта отхода от митрополита Сергия запрещается в служении. В итоге: арест, ссылка, снова арест, расстрел и безымянная могила.

Пытавшийся переубедить митрополита Сергия, а затем подписавший акт отхода от него, епископ Дмитрий Любимов запрещен в служении, арестован, приговорен к 10 годам, уже в заключении новый приговор – «расстрел». Умер в тюрьме.

Священномученик епископ Дамаскин (Цедрик) пытается напомнить Сергию о 34 правиле Святых Апостолов («но и первый [епископ] ничего да не творит без рассуждения всех») и призывает отказаться от «унизительной декларации», которая расколола Церковь.

Поначалу он даже считает необходимым «сплотиться вокруг него [митрополита Сергия], дабы удержать его от поступков, позорящих Церковь». Однако получив распоряжение о необходимости предоставлять в органы власти сведения о церковных общинах, прекращает поминать его имя во время богослужений. За этим следует серия арестов, ссылок, заключение в концлагерь и расстрел «за празднование Пасхи» в лагере.

Местоблюститель патриаршего престола митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), тайно избранный в 1926 г. патриархом (72 архиерейских подписи за Кирилла, 1 – за митрополита Сергия), после выхода Декларации отдаляется от общения с Сергием. Он упрекает его в превышении полномочий и провоцировании раскола. Убеждает не держаться за сохранение в условиях гонений централизованной церковной власти и не идти ради этого на компромиссы.

Он защищает тех, кто исповедал своё несогласие с церковным курсом Сергия, не желая «участвовать в том, что совесть их признала греховным»:

«Это исповедание вменяют им в нарушение церковной дисциплины, но и дисциплина способна сохранять свою действенность лишь до тех пор, пока является действенным отражением иерархической совести соборной Церкви, заменить же собою эту совесть дисциплина никак не сможет».

Оценивая деятельность Сергия и примкнувших к нему священнослужителей, он пишет:

«Совершённую им (м. Сергием) подмену власти, конечно, нельзя назвать отпадением от Церкви, но это есть, несомненно, тягчайший грех падения. Совершителей греха я не назову безблагодатными, но участвовать с ними в причащении не стану и других не благословляю, так как у меня нет другого способа к обличению согрешающего брата».

Разрыв церковного общения с митрополитом Сергием и его единомышленниками, по первоначальной мысли св. Кирилла, должен был подчеркнуть не безблагодатность совершаемых «сергианами» таинств, а «нежелание и отказ участвовать в чужих грехах».

В деятельности Сергия (узурпации верховной церковной власти и подчинении Церкви государству) он видел осуществление замысла Ленина о «разорении Церкви изнутри» и продолжение того, что не удалось сделать обновленцам.

В ответ на сообщение о разрыве евхаристического общения Сергий Страгородский запретил митрополита Кирилла в священнослужении.

Из ссылок и тюрем священномученик Кирилл не выходил вплоть до самого расстрела в 1937 г. Пять лет потребовалось ему, чтобы окончательно прозреть и в 1934 г. вынести беспощадный приговор «сергианской церкви»:

«Это (таинства «сергианцев») только по форме тайнодействия, а по существу, узурпация тайнодействий, а потому кощунственны, безблагодатны, нецерковны, но таинства, совершаемые сергианами, …являются таинствами спасительными для тех, кои приемлют их с верою, в простоте, без рассуждений и сомнения в их действенности и даже не подозревают чего-либо неладного в сергианском устроении Церкви. Но в то же время они служат в суд и осуждение самим совершителям и тем из приступающих к ним, кто хорошо понимает существующую в сергианстве неправду и своим непротивлением ей обнаруживает преступное равнодушие к поруганию Церкви. Вот почему православному епископу или священнику необходимо воздерживаться от общения с сергианами в молитве. То же необходимо для мирян, сознательно относящихся ко всем подробностям церковной жизни».

Аналогичным образом оценивал «духовное наследие» Сергия Страгородского мученик Михаил Новоселов (расстрелян в 1938):

«Именно, в своей Декларации м. Сергий как бы исповедал, а в делах осуществляет беззаконное слияние Божьего и кесарева, или, лучше, Христова с антихристовым, что является догматическим грехом против Церкви и определяется как грех, апостасия».

Творимое митрополитом Сергием и его «Синодом» в церковной ограде он называл «блудилищем» и не видел возможности оставаться в церковном общении с ними: невозможно одной рукой держаться за Невесту Христову, а другой обнимать «любодеицу»; одной ноздрей «вдыхать благоухание Христова Царства, а другой втягивать в себя смрад сергианского нечестия».

«Надо шоры, чтобы не видеть в словах и деяниях м. Сергия того, что, собственно, и делает невозможным молитвенное и каноническое общение с ним — его отступничество и воскурение фимиама на антихристовом жертвеннике и в дальнейшем папистское самоуправство с беззастенчивым пренебрежением церковных правил».

Церковь «приспособляется на служение интересам не только чуждым ей, но даже совершенно не совместимым с ее Божественностию и духовною свободою, - писал о деятельности Сергия священноисповедник епископ Виктор Островидов (умер в ссылке от менингита в 1934). - Т[аким] об[разом] здесь не просто “маневр”, но вместе с поруганием Церкви Христовой совершен величайший грех отречения от ИСТИН Церкви, каковой грех необходимо и повлечет верных в пропасть погибели».

Чуть более мягкую оценку деятельности Сергия Страгородского дал первоиерарх Русской православной церкви за рубежом и кандидат на патриарший престол в 1917 г. митрополит Антоний Храповицкий.

В 1934 г. по требованию ОГПУ Сергий и его «Синод» запретил в священнослужении митрополита Антония и семерых других зарубежных епископов. «Я глубоко скорблю, - ответил ему первоиерарх РПЦЗ, - что мой бывший ученик и друг находится в таком не только физическом, но и нравственном пленении у безбожников. Признаю деяния его преступными и подлежащими суду будущего свободного Всероссийского Собора».

О необходимости церковного суда над Сергием говорили многие его оппоненты - мученики и исповедники. Еще большее количество епископов, монахов, священников и мирян решительно отстранились от его слов и дел. Большинство из них погибло в ссылках, лагерях или было расстреляно.

Подобная судьба ожидала всех несогласных с политикой митрополита Сергия. Впрочем, прошли тем путем и те, кто с ней согласились. Кто раньше, кто позже.

Из девяти иерархов, подписавших в 1927-м Декларацию, репрессий впоследствии избежали только двое - Сергий и Алексий (Симанский). «Мудрое руководство кораблем церковным» привело Церковь к тому, что к началу войны из двухсот епископов в РПЦ осталось четверо: сам Сергий, Алексий (Симанский), многолетний активный сотрудник НКВД Николай (Ярушевич) и «церковный власовец» Сергий (Воскресенский). Близок к этому был и процент уцелевших священников.

«Епархий как административных единиц уже почти не существовало. На территории СССР действовало 380 храмов. Это был настоящий организационный разгром», - пишет историк Михаил Шкаровский.

Вот и вся «Церковь», которую удалось сохранить «Блаженнейшему» путем уступок, предательства и лжи. Истинная же Церковь Христова тем временем сидела в лагерях и тюрьмах. Откуда и вывел ее истинный Глава Церкви Христос, чтобы спасти «избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь».