Нужно идти

Сегодняшним утром офис встретил привычным холодом и серостью. Каждая стена в этом крошечном здании из десятков одинаковых этажей, в которых, кажется, даже люди не менялись, являясь просто блёклыми копиями оригиналов, запертых в чём-то теплом и ярком, была выкрашена в одинаковый RAL 7001. Возможно, даже если бы Сынмин отодрал кусок стены с последнего этажа и спустился с ним на первый, разницы он бы найти так и не смог. В его руке оказалась бы точно такая же копия, только попорченная неровными краями. Возможно, только это и сделало бы её уникальной, единственной в этом здании, но именно поэтому она бы была здесь не нужна. Осталась дефектом, достойным местом которого была бы только свалка, а потом и перерабатывающая печь. Мир копий не терпит ничего необычного, он не терпит несогласованных оригиналов. 

Отопления в офисе ещё не дали, но первые осенние холода пробивались из каждой щели, каждого незакрытого окна, каждой приоткрытой двери и каждого равнодушного взгляда. Порой Сынмину казалось, что его собственное отражение, мелькающее в окнах, стеклянных дверцах и зеркалах лифта, излучало холод сильнее, чем у кого-либо в этом месте. Иногда это начинало пугать его больше обычного. 

Холодок пробежал по спине парня мелкими и мерзкими таракашками, оставляя после себя желание передёргивать плечами, чтобы сбросить каждое из этих невидимых насекомых. После этого ему оставалось только завернуться плотнее в своё чёрное пальто, будто укрываясь собственной чёрной дырой, в которой он рано или поздно испарится, расщепится на атомы или откроет что-то ещё меньше и станет им, чтобы за его рабочим столом осталась лишь тёмная ткань, брошенная на безразличие сотни копий. Но это желание быстрого и простого исчезновения не прекращало ударов Сынмина по клавиатуре. 

Парень уже давно перестал понимать, чем он занимается и что за компания приютила его рабочий стол. Перед его глазами просто пролетали кучи таблиц, цифр, названий, товарных позиций, которые он высчитывал, собирал, вписывал по уже давно заученному алгоритму. В его работе не было места креативу, собственным мыслям, даже «дружеские» разговоры между коллегами на перерывах проходили по заранее заготовленному шаблону. 

«Где учился? Как закончил? Что готовишь себе на ужин?»

Ответы в этом случае, конечно же, тоже выбирались, будто из методички, подстраиваясь под контекст собеседника. 

«Университет С, было сложно, но студенческие годы остались одним из лучших времён в моей жизни. Не слишком хорошо, но этого было достаточно, думаю, у вас результаты получше моего. Мне остаётся только радоваться, что у меня такие выдающиеся старшие. Ужин? Я не ужиннаю…»

А потом каждому из них оставалось только вернуться за свои рабочие места, чтобы отсчитывать время уже не до перерыва, а до конца рабочего дня. Сейчас, правда, Сынмин всё ещё ждал хотя бы перерыва, чтобы вырваться из серого здания на чуть более живую улицу, заваленную гниющими трупами листьев. В этом и есть вся жизнь, ведь так? Она всегда конечна. И в такой атмосфере парня прельщали куда больше горькие затяжки сигарет. Но, увы, перерыва ещё нужно было дождаться. 

Сынмин не слишком жаловал это бетонное здание, он чувствовал себя в нём будто замурованным, и воздух у него вот-вот закончится. Жаль, за столько лет этого ещё не произошло. Правда, и в этом месте было то, что заслуживало внимания, легкой дрожи в пальцах, почти незаметной улыбки. Окна в офисе были огромные, пыльные, конечно, но это не мешало сквозь стекло смотреть на лес, растекшийся за чертой города. Иногда Сынмин думал, что ради этого вида на кучу пока ещё закреплённых листьев он приходил в это место, нажимал на кнопки клавиатуры, слушал коллег на скучных совещаниях и готовил нечто подобное для себя. Всё это было частью его однообразной жизни, в которой только лес имел какой-то смысл, только он имел реальный голос, который необязательно было слышать, чтобы тот пробирал до глубины души, только он имел права «быть оригиналом» среди копий. 

В условиях офиса вечность умещалась в нескольких часах, а подходила к концу незаметно с облегчённым выдохом. Перерыв наступил. Коллеги Сынмина, как по команде, поднялись со своих мест и направились одной большой, шевелящейся мелкими конвульсиями толпой к выходу, выбирая, куда им направиться: в кафе, местный кафетерий или в курилку. Сынмин без лишних сомнений выбрал последний вариант. Проехавшись такой неугомонной, вечно шевелящейся, словно куча насекомых, толпой на лифте, Сынмин вышел из здания. Ему нужно было лишь повернуть за угол и встать на привычном месте с другими такими же заложниками собственной зависимости, возможно, потом поговорить с ними об отчётах, раздражающем начальнике, который на самом деле никого и не волновал. Это нужно было сделать, чтобы не нарушать его привычный ход вещей, не нарушать рутину, не разрушать себя. Но Сынмин пошёл вперёд по улице, плотнее укутываясь в своё чёрное пальто, будто пряча бейджик от кого-то невидимого, но всевидящего; от кого-то равнодушного, но способного наказать его за подобное.  

Осень вспорола горло города, заливая его центральные улицы красным, перекрывая уже желтевшие синяки на гниющей коже. Но даже так он продолжал стоять, неподвижно, строго, прямо, словно ничего не происходило, словно холод не прокрадывался в каждый его закоулок. Дома, несмотря на свой достопочтенный возраст, продолжали зловеще нависать над парнем, напоминая о том, что какими бы крошечными он их ни считал, сам Сынмин был ещё меньше. Самый же тёмный красный собирался внизу, у его «ног», прикрытый темнотой деревьев и туманами. Лес начинался с тени города, заканчивался неизвестностью. И он манил Сынмина своим шепотом, тихим ужасом и загадкой, в которой не было смысла. Парень видел его каждый день из окна, будто немой свидетель страшного преступления, который отчего-то уверен, что, сообщив о нем в полицию, он станет главным подозреваемым. Парень смотрел на него и не мог унять не менее странное желание приблизиться к этому месту. Проще было бы назвать это любопытством, но ему казалось, что это слово не могло в полной мере передать всё, что он чувствовал, вылезая из дыры забора. 

Даже промзона осталась позади. Осознание этого будто кричало об отсутствии пути обратно. Возможно, именно сейчас за спиной Сынмина забор срастался в единую белую полосу, которая и отделит его от города, оставив наедине с лесом, продолжавшим его манить.  

За пределами города было холоднее. Плечи Сынмина неизбежно дрожали, а пальцы уже давно не были способны даже ухватиться достаточно крепко за край пальто, но и в такой момент парень не стремился спрятать бледные руки в карманы. Он продолжал ловить оледеневшими пальцами холодный ветер, который не отгонял парня от леса, продолжавшего шептать ему: «Иди». Ветер только больше подталкивал Сынмина. Он был словно легкая, невесомая, но при этом костлявая и холодная рука, толкающая его в спину. 

Сначала парню нужно было преодолеть поле. Зайти в твёрдые и грубые колосья, цепляя каждый из них на пальто, оставляя будто следами всё ещё не высохшей крови города. Это поле могло в себе скрывать что и кого угодно, но Сынмин не боялся ни гадюк, ни крючковатых пальцев из земли, ни скрюченных трупов сломанных «копий». Поле его на самом деле не слишком интересовало или пугало. Он был готов там потерять бейджик, который уже давно не скрывался под плотной тканью, а от полёта в бесконечное никуда его удерживала только тонкая шея парня. Он был не против пожертвовать тварям, обитающим в этой траве почти по пояс, даже своё пальто, на которое когда-то откладывал с зарплаты. Он был даже готов подарить им свою голову и имя. Лишь бы дойти до тёмной линии леса, осветлённой только туманном, который манил ещё больше. 

С этим местом не было связано никаких легенд, не бытовали про него в городе страшные истории и зловещие сплетни про без вести пропавших. Это был обычный лес, в котором даже по праздникам не происходило ничего необычного, но, вопреки всему, он манил Сынмина больше, чем любая тёмная подворотня с запрятанными тайниками. Он шумел. Он звал. Он багровел засохшей кровью, призывая парня разобраться, почему так происходит. Ведь «просто осени» для этого же недостаточно? 

Сынмин сделал первый шаг в высокую траву. Жёсткая масса упёрлась в его ноги, будто давая пару мгновений подумать, дать шанс повернуть назад, но это даже преградой назвать было смешно. Именно поэтому парень сделал ещё один шаг. Он раньше и подумать не мог, что поле могло быть таким тяжёлым, что оно могло так напирать, отталкивая назад. Но ветер был на его стороне, подталкивая дальше. Сынмину же оставалось только вглядываться в тёмные тени деревьев и идти вперёд, с чем он прекрасно справлялся. 

— Ты чего там? — неожиданно его окликнул прокуренный голос, который звучал болезненнее синяков под глазами парня. 

Этот голос прорывался будто из давних воспоминаний, которые не были полны примечательностью, а оставались всегда на грани сознания, не исчезая из мыслей и не заполняя их полностью. 

Сынмин повернулся, замерев и не успев пройти хотя бы что-то, что могло бы считаться внушительным. Мужчина стоял на пустоши, замерев с сигаретой в руке. Он выглядел будто не приходил на это место, а изначально стоял там, просто раньше Сынмин его не замечал. Мужчина притворялся тенью города или леса, оставаясь невидимкой, наблюдая за парнем. Он был частью этого места, сросшимся единым целым, не способным выйти за пределы этой пустоши. Уставший работник какого-то завода явно не стремился к размышлению о том, держит его здесь город, лес, твари с поля или заработная плата, но он ждал ответа от Сынмина, от парня, застрявшего в самом начале пути, который не значил абсолютно ничего. Мужчине явно было плевать, какой будет ответ, главное, чтобы тот был. 

— Просто немного заблудился, —спокойно ответил Сынмин, в последний раз оборачиваясь на лес. Кажется, теперь тот затих, от него не было ни звука, ни шороха, ни голоса. Может, и это могучее создание чего-то боялось?

— Не волнуйтесь, я уже ухожу, — заверил он мужчину, направляясь обратно в город, стараясь не обращать внимания на пронзительный неприятный взгляд этого незнакомца.

Возможно, он вернётся сюда ещё раз. Возможно, в тот раз Сынмина и звать не придётся. Сейчас же его ждал только офис.