Николас Брителл: как написать музыку, звучащую на миллиард долларов

Еcли складывается впечатление, что имя Николаса Брителла вам ни о чем не говорит, то не спешите торопиться с выводами — не зная имени, вы практически наверняка хоть раз, но слышали его музыку. 

Брителл — один из самых востребованных голливудских композиторов, сумевший за последние десять лет стать автором саундтреков и к оскаровским инди-проектам, и к диснеевским блокбастерам.

«Игра на понижение», «Лунный свет», «Власть», «Подземная железная дорога», «Наследники», «Круэлла» — все эти проекты имеют собственное уникальное звучание, которое сформировал музыкант, одинаково влюбленный и в классическую музыку, и в хип-хоп.

Попробуем c помощью статьи The New York Times Magasine разобраться — каким образом Николас сумел замиксовать в себе столь разносторонние вкусы, и как так вышло, что даже работа на бирже может стать вдохновением для создания собственной музыки.

Словами историка кино Джона Берлингема, «Ник Брителл является захватывающим примером того, как развивается музыка кино. Вспомним мелодии фильмов первых десятилетий развития кинематографа — пышную «Касабланку» Макса Штайнера, или масштабные исторические эпопеи, такие как «Бен-Гур», которые Миклош Рожа написал для 50-х годов. Эти композиторы воспитывались на классике, чтобы позже сочинять симфонические романтические партитуры.

К 60-м годам такие авторы, как Генри Манчини и Куинси Джонс получали уже другое музыкальное образование, основанное на джазе и поп-музыке. Следующие несколько десятилетий характеризовались конкурирующими представлениями о том, на что способна музыка из фильмов: синтезаторы Вангелиса, а также Джон Уильямс, чьи блокбастерные оркестровки были бы близки Эриху Вольфгангу Корнгольду. Ханс Циммер сумел мастерски объединить и то, и другое». «А вот потом, — подчеркивает Берлингем, — вы переходите к Николасу Брителлу».

Его классическое образование дает ему «довольно большой набор инструментов для творчества», включая даже традиционный оркестр (ансамбль из 90 человек для фильма «Власть»). «Но его возраст и опыт также подсказывают ему куда более современные музыкальные формы», — отмечает Бурлингейм. В частности, в хип-хопе Брителл научился заставлять звуки говорить, разрывая их, искажая ноты, чтобы передать волнующую эмоциональную дугу, которую редко можно услышать в кино».

Брителл, которому сейчас 41 год, вырос на Манхэттене, в доме с религиозной страстью к искусству, характерной для многих семей Верхнего Вестсайда. Его отец, юрист, любил музыку на непрофессиональном уровне, и Брителл вспоминает, как выяснял разницу между Бахом и Моцартом, когда папа переключался между классическими станциями на радио в дороге. Его мать была актрисой музыкальной комедии, прежде чем стать учителем — в 1940-х годах в Уэст-Палм-Бич, штат Флорида, она была юной звездочкой в местной телевизионной программе, которая называлась «Час рассказов тети Леденец». 

Брителл научился играть на поломанном пианино, которое его бабушка подобрала у соседки; он начал возиться с ним, когда ему было 5 лет, движимый непреодолимым желанием разгадать секрет какой-то услышанной мелодии. Постепенно он начал писать свои собственные мальчишеские пьесы — он и его младший брат с любовью вспоминают повторяющийся номер под названием «Симфония поезда» — а затем, в подростковом возрасте, — воображаемые партитуры. «Я все время писал какие-то вымышленные телевизионные опенинги», — говорит он. «Вот тут у нас драма на канале ABC, а это семейная комедия, а это детектив».

Он ходил в частную школу в Нью-Йорке, пока ему не исполнилось 13 лет — тогда семья переехала в Вестпорт, штат Коннектикут. По выходным он ездил в город на дошкольную программу Джульярда, где обучался как пианист. Путешествовать приходилось и между музыкальными мирами — в начале 90-х Брителл был потрясен хип-хопом, захлестнувшим город: лирикой и ритмами, которые можно было почувствовать в груди, загадками ранних сэмплов, записями записей, которые постепенно трансформировались, оставляя отпечатки каждого, кто к ним хоть раз прикоснулся.

Он думал о хип-хопе как о чем-то мифическом — точно так же, как считал мифическим Баха. Брителл вспоминает о том, каким открытием для него стала «Excursions» из A Tribe Called Quest. Это было похоже на то, как если бы он узнал, что  в алфавите куда больше букв, чем его учили.

Он приехал на первый курс в Гарвард, любя все на свете — математику и историю, Брамса и Банду Старра — и внезапно столкнулся с необходимостью выбора. Растерянный и не до конца уверенный, он на какое-то время прекратил обучение, и в течение года пытался понять, стоит ли ему быть концертным пианистом, жить с родителями или искать работу.

Через год Брителл вернулся в Гарвард с тем же чувством нерешительности, но и с пониманием, что не сможет работать в одиночку. На одной из вечеринок в кампусе он подошел к двум парням, которые читали рэп вместе с ди-джеем и барабанщиком, и спросил, нужен ли им клавишник. Группа, которую они сформировали под названием «Программа защиты свидетелей», прожила целых три года. Пиком их популярности стал тур по северо-восточным клубам и колледжам и разогрев таких групп как Blackalicious и Jurassic 5. 

В то же время Брителл сблизился с другим одноклассником, Ником Лувелем, который работал над фильмом и пригласил парня написать для фильма партитуру. Они часами смотрели фильмы, над которыми работал Джон Уильямс, часто делая паузы, чтобы изучить его музыку. Брителл с благодарностью и грустью вспоминает Лувеля; он погиб в 2015 году в автокатастрофе, когда музыкальная карьера Брителла только начиналась. Лувель был первым, кто попросил Брителла написать партитуру, и запрос этот оказался преобразующим. «Мы работали над этим фильмом, я всегда был с группой, и этот опыт действительно определил мою жизнь», — говорит Брителл.

Но группа распалась после колледжа, фильм, который он снял с Лувелем, не планировали в ближайшее время показывать в кинотеатрах. Одноклассник, который работал в Bear Stearns, посоветовал Брителлу подумать о более надежном заработке. Он получил предложение и принял его. «Я думал про себя: «О, через полгода я, наверное, уйду», — вспоминает Брителл. Фильм Лувеля выстрелит, люди рассмотрят в нем творца, его ждет большое будущее. Но ничего из этого не происходило годами.

Кейтлин Салливан, жена Брителла, сыграла почти все его партитуры, включая мелодию, символизирующую любовь, в фильме «Если Бил-стрит могла бы заговорить». Она также является причиной того, что Брителл в настоящее время не изучает валюты развивающихся рынков в офисе в центре города. Впервые они встретились, когда им было 18 лет, они вместе изучали музыку на летней программе в Аспене, штат Колорадо. В 2005 году она пригласила Брителла на праздничный ужин — с тех пор они вместе.

К тому моменту Брителл проработал в сфере финансов около года, путешествуя, чтобы брать интервью у руководителей центральных банков и сотрудников министерств финансов в Европе и Восточной Азии. Он думал, что счастлив. «Если вы человек любознательный, — отмечает Салливан, — иногда бывает трудно разобраться в своих истинных чувствах». В течение многих лет она наблюдала, как ее парень приходит домой и играет на пианино или импровизирует биты.

«Он надевал костюм, уходил каждый день около 7:30 утра и возвращался домой к обеду», — говорит она. «Но ему обязательно нужно было хоть раз дотронуться до пианино». Он находил время для проектов с друзьями, в том числе короткометражных фильмов для бывшей одноклассницы Натали Портман (в одном из ее фильмов он снялся в эпизодической роли коктейльного пианиста).

В 2008 году, находясь в отпуске, Салливан с тяжестью в сердце наблюдала, как Брителл круглосуточно сидел в интернете и проверял состояние рынка. В течение нескольких месяцев он был сильно подавлен, но пока Салливан не сказала ему, что он несчастен, он не осознавал этого полностью.

Тем временем рынки были опустошены, Bear Stearns свернулся на его глазах, и, что ужасно, даже самые умные люди, которых он знал, понятия не имели, что происходит. «Люди получили травмы», — говорит он. «Было страшно видеть такой конец всего того, что я знал о мировой экономике». Разрушительные инструментальные партии, приведшие к краху рынка в фильме «Игра на понижение», — это самое близкое, что Брителл смог подобрать к собственным ощущениям разрушения целого мира.

В 2010 году Брителл сделал предложение Салливан; месяц спустя он подал заявление на увольнение. К тому времени, когда они поженились, он начал совершать поездки в Лос-Анджелес в попытках устроить «кофейные свидания» с режиссерами и продюсерами. Однажды вечером Джереми Кляйнер, руководитель Plan B Entertainment, посетил вечеринку и заметил, что кто-то играет в углу Гершвина. «Мы только получили зеленый свет на сценарий «12 лет рабства» и еще даже не задумывались о композиторах, — говорит Кляйнер, — а вот этот парень играет на рояле на коктейльной вечеринке». Кляйнер познакомил Брителла с режиссером фильма, Стивом МакКуином. Затем Plan B познакомил его с Маккеем, затем с Дженкинсом, и через пять лет Брителл уже будет номинирован на «Оскар».

А вот вопрос о том, что значит хип-хоп для Брителла, ответ свой наиболее цветасто получает именно в сериале «Наследники». Он прочитал пилотный сценарий и посетил съемочную площадку с Адамом Маккеем, который предложил его для проекта. Шоураннер сериала Джесси Армстронг сказал ему, что у шоу будет тон одновременно и серьезным, и абсурдным, и музыка должна говорить об этих вещах одновременно. Сначала Брителлу было не совсем понятно, как это сделать. Затем он начал думать о Кендалле Рое, одном из главных героев проекта.

«Первое, что вы видите, — сказал Брителл, — это то, как он сидит на заднем сиденье лимузина и зачитывает под Beastie Boys». Трудно не думать о Кендалле как о неудачливом Брителле, той версии из параллельной вселенной, где он остался в сфере финансов: тем самым парнем с Уолл-стрит, который прячется в своих наушниках и отключается от мира, который он выбрал. Сцена — молодой человек, самозабвенно читающий рэп в машине с водителем — открыла для зрителей окно понимания самооценки одного из Роев. «Что, если звук, который здесь необходим, будет темным, изысканным звуком конца 1700-х годов?» — спросил себя Брителл. «Я наиграл для Джесси несколько аккордов, — сказал он, — и он вроде как сказал: «Да»».