Николай Гумилёв: господин собственной жизни 

Николай Гумилёв: господин собственной жизни 

Андрей Плыгач

26 августа 1921 года был расстрелян русский поэт Николай Гумилёв. Между арестом и приговором прошло чуть больше 3 недель. С фотографий из следственного дела на нас смотрит бесстрашное и невозмутимое лицо со следами шрамов и кровоподтёков (есть мнение, что избили при попытке побега при задержании). Он никогда ничего не боялся или делал вид, что в общем одно и то же. Думаю, даже перед смертью, когда поэта, вместе с другими приговорёнными, заставили рыть яму самим себе, ни один мускул на этом некрасивом и мужественном лице не дрогнул. На стене камеры, из которой его повели на расстрел, поэт нацарапал: "Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь. Н.Гумилёв".


Советская власть убила его и правильно сделала. И дело не в какой-то моей особой кровожадности, и даже не в том, участвовал ли Гумилёв в неком пресловутом антибольшевистском заговоре (хотя есть основания полагать, что таки да, участвовал): мы и заговор-то этот помним по большому счёту только из-за расстрелянного поэта, даром что он был лишь одним из 448 арестованных и 96 расстрелянных. Дело в том, что советская власть, расстреляв Гумилёва, оказала ему такую услугу, о которой он мог только мечтать - превратила не самого, честно говоря, известного поэта - в миф, легенду. Ведь мало прожить красивую героическую жизнь, надобно ещё поставить в ней красивую точку.


Уж чего-чего, но спокойной и уютной старости Гумилёв вряд ли вообще себе желал. Беспокойный пассионарий, он был слеплен из того же человеческого материала, что и его современник Д’Аннунцио или родившиеся позднее Лимонов и Мисима. Известны слова о последнем, что-де "лучшим произведением Мисимы был он сам", но ведь и Гумилёв говорил Одоевцевой точь-в-точь то же самое: "Я хочу, чтобы не только мои стихи, но и моя жизнь была произведением искусства". 


За 35 лет своего земного существования поэт действительно смог это осуществить: успел объездить пол-мира, изучить вдоль и поперёк Африку, покрутить романы с виднейшими женщинами своей эпохи - от писательницы Берберовой до революционерки Рейснер, отбить талантливейшую Ахматову у гениального Модильяни, создать собственную поэтическую школу, стреляться на дуэли с Волошиным, наконец, устав, от богемной жизни, укатить добровольцем на войну и получить за недюжинную храбрость два боевых Георгия. Написание листовок и прокламаций в поддержку Кронштадтского восстания и расстрел за участие в контрреволюционном заговоре лишь трагический эпилог - не более - в жизни этого поэта, авантюриста, воина, империалиста и конквистадора.


Несмотря на то что после его смерти стали распространять дурацкие легенды о том, что он крестился на каждый храм и всем встречным-поперечным признавался в монархических взглядах, никаким белым или красным он не был. Причём сам поэт недвусмысленно говорил об этом в стихах для своих учеников всё в том же 1921 году:


Какая смертная тоска

Нам приходить и ждать напрасно.

А если я попал в Чека?

Вы знаете, что я не красный.

Нам приходить и ждать напрасно,

Пожалуй силы больше нет.

Вы знаете, что я не красный,

Но и не белый - я поэт!

Пожалуй, силы больше нет

Читать стихи, писать доклады,

Но и не белый я поэт,

Мы все политике не рады,

Писать стихи, читать доклады,

Рассматривать частицу "как" -

Путь к славе медленный, но верный

Моя трибуна - Зодиак...


Думаю, что для Гумилёва политические вопросы были вообще второстепенны. Его скорее влёк сам процесс творения истории. Недаром он так восхищался и вдохновлялся примером своего итальянского двойника Габриэля Д’Аннунцио, захватившего маленький далматинский город Фиуме и провозгласившего там собственную республику, что на несостоявшемся открытии Дома поэтов планировал показать представление "Взятие Фиуме".


Гумилёв привлекали люди не по критерию политических пристрастий, но - по принадлежности к тому же психотипу, что и он сам: сильные люди, путешественники, воины и авантюристы. Именно поэтому он водил дружбу с красным матросом Сергеем Колбасьевым, будущим известным писателем-маринистом, и не скрывал удовольствия от того, что его стихи нравились Якову Блюмкину - человеку не менее захватывающей судьбы, в которой были и убийство посла, и шпионская служба и, по слухам, даже поиски легендарной Шамбалы. Недаром этого авантюрного человека, тоже закончившего свою жизнь расстрелом, Гумилёв запомнит и увековечит в знаменитых белых стихах:


Человек, среди толпы народа

Застреливший императорского посла,

Подошел пожать мне руку,

Поблагодарить за мои стихи.


Общественным, политическим и, наконец, эстетическим, идеалом Гумилёва была, конечно, не монархия, и уж тем более не социализм, но - та самая "Республика Красоты" - развесёлая вольница поэтов и пассионариев, безумцев и маргиналов, которым слишком тесно и душно в рамках невыносимо рационального и до тошноты прагматичного буржуазного мира. Живи он сейчас, он бы, конечно, прибился к нацболам, а может, отправившись в 2014 добровольцем на Донбасс, стал бы одним из лихих полевых командиров Русской весны. Все помнят знаменитые слова Лимонова о том, что каждый становится тем, кого у него хватает дерзости вообразить, но немногие знают, что сказал он именно по поводу близкого себе по духу Гумилёва.


Протолимоновец, священный монстр Николай Гумилёв - образец героического отношения к жизни и презрения к смерти. С сопутствующим пути всякого героя трагизмом судьбы. Но в конце концов, сам Николай Степанович говорил, что "Поэт всегда господин жизни, творящий из неё, как из драгоценного материала, свой образ и подобие. Если она оказывается страшной, мучительной и печальной, значит такой он её захотел".


Да, смерть!

Report Page