Невесомость

На 40-й минуте полета стюардесса известила нас о включении искусственной гравитации. Через пять секунд я стал ощущать ее на себе, тело медленно будто наливалось массой. После нескольких несчастных случаев, когда у людей резко падало, а потом резко повышалось давление, вызывая разрыв аневризмы или сердечный приступ, гравитацию стали включать постепенно.

И вот приглушенный сигнал обозначил стабилизацию гравитации внутри салона, а значит можно отстегнуться и встать. Я встал и пошел в тамбур. Забавно, но эти тамбуры ничего общего не имеют с теми тамбурами, которые были в моей молодости в колесных электропоездах.

Я закрыл салонную дверь и оказался в полностью прозрачном кубе, разделяющим два соседних салона, которые имитировали старые вагоны. Очерченные жесткие тени частично скрывали прилегающие стены. Солнечный свет задерживался и искажался атмосферой Земли. Она будто светилась, казалась живой и огромной. Вид был потрясающим, а невидимые стены и пол тамбура создавали ощущение невесомого и спокойного полета. Отсутствие вещества в пространстве придает этому странному пейзажу нереальный контраст, который не дает отделаться от мысли, что смотришь в экран, а не в окно. А мысли тем временем, больше не задерживаемые притяжением земли, меняют свое течение в сторону вечности.

Я стоял в наушниках, облокатившись на стену, наблюдая за набором скорости и точками звезд, превращающимися в линии. Я потерял счет времени и мой друг, с которым мы летели, позвал меня на перекус, заглянув в тамбур и похлопав по плечу. В этот полет подавали сэндвичи.

Милая девушка в строгой форме в цветах компании, предложили нам еду и напитки. Заказав чай и сэндвич, я вскоре принялся уплетать свой обед. Закончив, я откинулся на кресле и задумался, глядя в иллюминатор. 

Через полчаса я почувствовал неладное, у меня закрутило в животе. Я отвлекся от иллюминатора и заметил, что мой друг уже стоит в очередь в туалет, которая становилась все длиннее. Я тоже поспешил встать туда, не вынимая наушников. Я продолжал наблюдать в иллюминатор, это было моим любимым занятием в транспланетарных полетах.

Очередь двигалась довольно медленно. Медленнее, чем содержимое моего кишечника. Каждая минута становилась тревожнее. Женщина, стоявшая первой у двери туалета начала ругаться на занявшего кабинку, мол долго. Как только дверь отворилась, она впрыгнула туда, вполголоса сыпя проклятиями в адрес бывшего посетителя.

Еще через полчаса я сильно держался за живот, как и большинство людей в салоне, съевших те бутерброды. Вполголоса велись обсуждения проклятой компании, травящей порядочных пассажиров. Некоторые наиболее скандалистые не выдерживали и открыто обвиняли стюардесс. Очередь тем временем была уже устной, так как в коридоре физически все не помещались.

Я был уже первым в очереди, когда понял, что по моей ноге потекло. Я не подал виду, да и что я мог сделать. Люди были слишком заняты своим недомоганием, чтобы обратить внимание на кисловатую вонь, исходившую от меня. Несмотря на это, я смог заметить, что некоторые занимали очередь уже во второй раз.

Вскоре, дверь отворилась, и я залетел в маленькую комнату, служившую вместилищем смрада десятка людей передо мной и пристанищем переполненного ведра с мокрой коричневой бумагой. Моя миссия была важнее неудобств, но организму не прикажешь, подступила рвота.

Я резким движением спустил штаны, сел на алюминиевый трон и наклонился к раковине на всякий случай. Да благослови господь инженера, который спроектировал все так удобно.

В один резкий момент, когда нечисть исходила из меня, послышался грохот, наше судно тряхнуло и гравитация пропала. Оказавшись в невесомости, я, словно первый космонавт Гагарин, на реактивной тяге тугой струи поноса отлетел в угол комнаты над дверью, разбрызгивая остатки непереваренной докторской колбасы и хлеба с отрубями с обеих сторон желудочно-килечного тракта.

Момент невесомости продлился всего несколько секунд и я рухнул на пол. В воздухе еще на секунду застыла дугой струя жидкой коричневой субстанции, будто под ней только что испарился акведук, орошавший крестьянские земли. Струя с хлестом рухнула на меня, разрушив все надежды крестьян на урожай. Я застыл, ожидая дальнейших фокусов от физики гиперпространств, но их не последовало.

Поскальзываясь на мокром полу, я попытался встать, связанный своими штанами. Покувыркавшись, как танцор брейк-данса, я поднялся и сидя оглядел свое творение. Я увидел, что звать стюардессу - это не выход. Я не хотел быть запечатленым в таких аналах истории. Я огляделся и увидел ранее упомянутое переполненное ведро с утрамбованной бумагой. Порассуждав, что я никогда не был белоручкой, я запустил краба в это влажное папье-маше. Казалось, эта бумага впитала все, что могла и исчерпала свой ресурс, но я был приятно удивлен.

Следующие пятьнадцать минут были похожи на чистый четверг. Я решил сначала очистить интерьер и упорно промакивал бумагой все поверхности. Пол и стены почти сверкали, если бы не окрасились матовым коричневым оттенком, но я всегда любил охру. Я посчитал, что сделать лучше уже невозможно и принялся за себя.

Я орудовал бумажной мочалкой, периодически выжимая ее в унитаз. Результат был неидеальным, но он был. Я попытался постирать вещи в раковине под струей воды, но струя не шла ни в какое сравнение с той, что фейерверком отпечаталась на зеркале, в которое я наблюдал свою физиономию.

Я достал освежитель воздуха и еще несколько минут опылял все поверхности, до которых мог дотянутся. По сложившейся традиции я был следующим, и то ли с радостью, то ли с грустью стал принимать этот мелкодисперсный душ с запахом персика. Казалось, ароматная смесь полностью заместила кислород и стало трудно дышать, что стало решающей точкой: надо выходить.

Набравшись духа, я повернул замок и резко открыл дверь. Взвесь из освежителя и возможно поноса хлынула в салон, будто открылись дверь бани. Что ж, с легким паром! Я хотел было пройти на свое место, но то, что я увидел меня потрясло. Гравитационный толчок заставил сделать реактивное сальто не только меня, но и всех обитателей салона. Картина была в точности как моя, но грандиознее. По состоянию салона я понял, что преимущество в виде ведра с бумагой было только у меня.

Пол был полностью измазан в коричнево-желтой вязкой субстанции. Это напомнило мне экспедицию на Амазонку. Поскальзываясь на образовавшемся в салоне болоте, я прошел к своему месту. Мой друг, который посетил всем известную комнату до меня, уже сидел на своем месте. Он хотел было рассказать мне, что произошло, но я лишь положил свой пятнистый палец на его губы, давая понять, что знаю.

Остаток полета прошел в отчаянье стюардессы и вопросе, почему в космосе нет форточек. Мои мысли за долгое время были чисты. Я единственный, кто достойно вышел из этой ситуации, чего бы мне это ни стоило. И в этот момент я понял, что неважно в каком говне я копался, важно, что те, кто в нем не копался обосрались по настоящему.

Корабль, как говняная комета, все набирал скорость, уменьшая Землю в моем иллюминаторе, а звезды стояли неподвижно, загадочно мерцая, как и за миллион лет до этого. Каков путь и конечная цель человечества? На этот вопрос я и искал ответ у себя в голове, пытаясь перебить запах сероводорода и привкус тухлой селедки во рту.