Нет налички? Отсос сгодится!
🛑 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻
Нет налички? Отсос сгодится!
Рудзявичюс Сигитас Антанович: другие произведения.
БАТАЛИЯ 2 - К ТЕОРИИ АНТИГЛОБАЛИЗМА
ПАРАЛЕЛЬНО НА ВЕЛИКОМ ДА МОГУ ЧЕМ РУССКОМ И ДИКО-ДИКО ДАЛE КИМ ОТ СИХ КАКЧЕСТВ АНГЛИЦКОМ /ОСОБЛИВО МОЕМ!/ ЯЗЫЦАХ
ОЧ 12/2 - ВИЛЬНЮС.................1981-2006
BATAILLE 2 - TO THE THEORY OF ANTIGLOBALISM
PARALLELLY=EQUIVALENTLY IN RUSSIAN AND ENGLISH
OCH 12/2 - VILNIUS ......1981 - 2006
КРИТИКА ВСЕ ЕЩЕ НЕЛЕЧИМОЙ АСОФИЙНОСТИ НЕСОРОДИЧА-СОВРЕМЕННИКА И ПУТ И ЕЕ ПРЕОДОЛЕНИЯ,-ИЛИ О МУДРОМ ПЕРВОМ ИСХОДНОМ ПЛАЦДАРМЕ ТЕОРИИ АНТИГЛОБАЛИЗМА
ПРИНЦИП НЕЛЕЧИМОЙ АСОФИЙНОСТИ АНИМА ГУМАНА И ПРОВАЛЬНОЙ КРЕА - ЦИИ ОНОЙ - ИСТОРИИ НАШЕЙ , КАК АНТРОПОГОНИИ
НЕОБХОДИМЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ К БАТАЛИИ ВТОРОЙ
ABOUT AUTHOR - AS NEO PHILOSOPHER AND AS " DELAWAR" IN GULAG'IAN TRADITION
MY SCIENTIFIC AND ESSAY`ISTIC PUBLICATIONS
(ALL THEY ARE IN RUSSIAN OR LITHUANIAN, AND SO, TRANSLATION IN ENGLISH IS ABSENCE THERE)
ABOUT THE SIGROMPISM, AS A BASIS-FOUNDATION OF A NEW, THE WISE ALREADY ANIMA HUMANA
1.1. AT FIRST, SIGROMPISM ISN'T THE PHILOSOPHY IN OLD,= HELENIC TRADITION.
1.2. SIGROMPISM IN ANY CASE OR FORM ISN'T THE POST PHILOSOPHY.
1.3. SIGROMPISM IN ANYWAY ISN'T ONLY A SCIENCE, AND NOT EVEN THE ORDINARY PART OF AN EXISTING EPISTHEME.
1.4. SIGROMPISM IN ANY WAY, CATEGORICALLY AND ABSOLUTELY ISN'T AN IDEOLOGY IN ORDINARY MODE OF THEM - AS THE IDOLOLOGY .
WHAT THE MATTER SIGROMPISM IS, IN THE END-STOP?
ПРИЛОЖЕНИЕ - КРОХИ ИЗ КЛАДЕЗИ СЛЕНГА БОГОВ ЗОНЫ,= ФЕНИ, ИЛИ ЭЛЛИНСКОГО БЛЯДОСЛОВИЯ
РАЗДРАЕ МУДРОМ СУПРОТИВ ГЛОБАЛИЗМА ПО ИМЕНИ РЕАЛСОЦИАЛИЗМ НА ЗОНЕ ГУЛАГА ОТ СОЦЛАГА
В Е К С В О Б О Д У Н Е В И Д А Т Ь ТЕБЕ, ЧИТАТЕЛЬ МОЙ, БЛИН ДА ПО ЗЭК- ПОНЯТИЯМ !!!
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Цвет фона
черный
светло-черный
бежевый
бежевый 2
персиковый
зеленый
серо-зеленый
желтый
синий
серый
красный
белый
Цвет шрифта
белый
зеленый
желтый
синий
темно-синий
серый
светло-серый
тёмно-серый
красный
Размер шрифта
14px
16px
18px
20px
22px
24px
Шрифт
Arial, Helvetica, sans-serif
"Arial Black", Gadget, sans-serif
"Bookman Old Style", serif
"Comic Sans MS", cursive
Courier, monospace
"Courier New", Courier, monospace
Garamond, serif
Georgia, serif
Impact, Charcoal, sans-serif
"Lucida Console", Monaco, monospace
"Lucida Sans Unicode", "Lucida Grande", sans-serif
"MS Sans Serif", Geneva, sans-serif
"MS Serif", "New York", sans-serif
"Palatino Linotype", "Book Antiqua", Palatino, serif
Symbol, sans-serif
Tahoma, Geneva, sans-serif
"Times New Roman", Times, serif
"Trebuchet MS", Helvetica, sans-serif
Verdana, Geneva, sans-serif
Webdings, sans-serif
Wingdings, "Zapf Dingbats", sans-serif
Насыщенность шрифта
жирный
Обычный стиль
курсив
Ширина текста
400px
500px
600px
700px
800px
900px
1000px
1100px
1200px
Показывать меню
Убрать меню
Абзац
0px
4px
12px
16px
20px
24px
28px
32px
36px
40px
Межстрочный интервал
18px
20px
22px
24px
26px
28px
30px
32px
Лумбия похожа на Колумбию как сон на реальность. Партизанские отряды, коррупция, наркоторговцы, тайная полиция. Генри Элвуд становится жертвой похищения. Луиза Гудисон впутывается в политические беспорядки. Франц Варгас ищет правду. Альбер Лонарди запускает революцию.
- Слово не способно выразить всю глубину и смысл внутренних переживаний. Вагнер. - Генри погладил большим пальцем театральную брошюру и уставился на писсуар.
Он пытался измерить глубину своих переживаний настоящим моментом, но отвлекся на мысли об освещении. В туалете Бостонской оперы ламп было не меньше, чем в гримерках звезд. Генри много их повидал. Звезд, гримерок, туалетов. Он полжизни провел за сценой и, похоже, заразился страстью к показухе - если хочешь, чтобы тебя поняли, заставь их почувствовать то, что чувствуешь ты. Как иначе объяснить то, что он делает?
Дверь в туалет открылась, и на пороге появился высокий мужчина. Прошел к умывальнику, включил воду и уставился на отражение Генри в зеркале. Все они смотрели одинаково: сначала цеплялись взглядом за бабочку на его шее, потом пялились на выкрашенные в розовый цвет волосы.
Генри спрыгнул с подоконника и улыбнулся.
- Купишь фотографию звезды с автографом? Шеннон Элвуд лучшая в мире Изольда. Виктор Порки - лучший Тристан за всю историю театра.
Незнакомец вытер руки бумажным полотенцем, поправил золотые часы на запястье и прищурился. Яркий электрический свет подсыпал серебра в его волосы.
Мужчина приподнял бровь и полез в бумажник. Статусная игрушка: мягкая тесненная кожа, цена не меньше двухсот долларов.
- Опера Вагнера как увеличительное стекло. Погружаешься в нее и все становится большим, даже Вагнер становится большим, - Генри забрал деньги и вручил мужчине фотографию. - Опера Вагнера - это опера спасения. У Вагнера всегда кто-нибудь мечтает, чтобы его спасли: то юнец, то девица.
Он имел в виду спасение от скуки, но сообразил, что переигрывает, и заткнулся. С ним всегда так: когда его просят говорить, он молчит, когда не просят - болтает.
Подцепив ногтем угол фото, незнакомец достал пластинку похожую на жвачку и отправил ее в рот. Сегодня вечером МДА станет его увеличительным стеклом.
В зале зазвучали первые музыкальные аккорды. Звукоизоляция превратила их в далекое эхо.
- Хотел покрасить в зеленый, но перепутал краску.
Кому бы Генри это не говорил, судя по вытянутым лицам, зеленый им нравился меньше, чем розовый.
- Странное место, чтобы продавать наркотики, - мужчина огляделся.
- Я люблю оперу, - Генри распахнул дверь в коридор.
- Я делаю это из любви к искусству.
Мужчина шагнул ближе и обдал Генри запахом от Диора. Слишком навязчивая морская свежесть, слишком пружинящая походка. Не оборачиваясь, мужчина прошел по пустому коридору и скрылся за углом.
Генри прислонился к стене и прислушался. На сцене Изольда жаловалась на судьбу. А это значит, что все ценители усиленной кислотой оперы уже заняли свои места, не стоит ждать новых покупателей до антракта.
Он достал фотографию сияющей сценическим гримом Шеннон и отогнул край.
Он еще не решил, положит пластинку под язык или нет, когда в коридоре появился Карсон. Маленькая голова на широких плечах, собранные в хвост редкие волосы мышиного цвета.
С давних пор Карсон возглавлял охрану Бостонской оперы. Когда Генри был маленьким, Карсон опускался перед ним на одно колено и заглядывал в глаза. Теперь же смотрел на него с досадой как на разрядившийся мобильник.
Помахав Карсону, Генри положил на язык МДА. Он опять переигрывал.
- Что за... - Карсон нахмурился, раздувая ноздри.
Резко открыл дверь в туалет, оглядел пустой зал, принюхался. Наверняка, вспомнил, как поймал здесь Генри с косяком марихуаны.
Генри рассмеялся - стена за спиной превратилась в подобие вертикального батута, завибрировала, затрепыхалась.
Карсон сам не знал, что искал. Может шприц, может нож или даже пистолет. Все в театре знали, зиму Генри провел в клинике для реабилитации наркоманов. Все знали, от наркоманов можно ждать, чего угодно.
Генри прикрыл глаза и позволил Карсону забрать фотографии. Минутой раньше Карсон видел, как Генри закинулся кислотой, теперь легко сложил два плюс два.
- Не выйдет, таким как ты она откусывает головы на первом свидании, - Генри рассмеялся, Карсон всегда был косноязычен.
Сейчас он компенсировал неловкость силой - вывернул Генри руку за спину и приложил его грудью о стену. Она вдруг перестала пружинить, и Генри едва успел откинуть назад голову, чтобы не разбить подбородок.
- Ты... - неумение Карсона подбирать слова обратилось морем, барахтаясь в нем, он дышал тяжело и надсадно. - Думаешь, можешь продавать наркотики в театре, потому что... Да ты просто маленькое, наглое, дешевое дерьмо...
Прижав его запястье к лопаткам, Карсон заставил его заткнуться и потащил к служебному коридору.
Старые афиши на сценах, люди в гриме, столики на колесах и распахнутая дверь в комнату с костюмами. От мелькнувших за ней разноцветных тряпок у Генри закружилась голова. Он зажмурился и открыл глаза только в офисе директора.
Секретарша, толстуха под сорок, хранящая верность ярким блузкам, при виде Карсона и Генри вскочила на ноги в предчувствии скандала.
Карсон распахнул дверь в кабинет директора и толкнул Генри к столу. Столешница врезалась в бедра, и Генри едва не завалился животом на частокол карандашей в стакане. Или упасть ему не позволил Карсон? Пыхтя и фыркая, он выбросил на стол фотографии, как Роял-флеш в покере.
Лысый мистер Коннор отклонился на спинку кресла и потер виски, готовясь к тяжелому разговору.
- Будь моя воля, я бы вызвал полицию, - прогудел Карсон. - У него пятнадцать фотографий, под изнанку каждой вклеена пластинка кислоты. И это только то, что он не успел продать. Я даже не представляю, сколько их было изначально. Не представляю, кто их покупал, - Карсон снова затряс Генри, на этот раз он искал деньги. - Вот! Тут пятьсот долларов.
Продолжая массировать виски, мистер Коннор посмотрел в сторону, ища утешения у своих дипломов и коллекционных изданий попсы семидесятых. Мистер Коннор ни черта не понимал в классической музыке, и в кресло директора оперы заполз из благотворительных фондов.
- А если бы среди его покупателей оказался полицейский? - бушевал Карсон. - Если бы полицейский зашел отлить, пока он в туалете раздавал кислоту? Если бы кто-то донес? Что если бы его взяли со всем этим в туалете нашего театра? Это уже не хранение и употребление. Это статья за распространение! Если бы его взяли, никто не поверил бы, что в театре никто ничего не знает.
- Карсон, отпусти Генри, пожалуйста, - попросил мистер Коннор.
Карсон отступил, и Генри пошатнулся.
- Нужно вызывать полицию и покончить с этим раз и навсегда, - сказал Карсон.
- Я не могу так поступить с Шеннон, - мистер Карсон со вздохом взял со стола фотографию примадонны Бостонской оперы. Артистизм, чувственность, элегантность. Третье сопрано в стране.
Снимки сделали месяц назад в рамках рекламы новой Вагнеровской программы.
- Но, - Карсон щелкнул суставами, - так не может больше продолжаться. Нельзя вечно терпеть его выходки...
- Нельзя, - согласился мистер Коннор и устало посмотрел на Генри. - Ты ведь и сам все понимаешь, Генри? Зачем ты это делаешь? Не поверю, что из-за денег. Тогда в чем причина?
Пусть начнется шоу, подумал Генри и продекламировал:
- Здесь мама сама сложила флаконы чудных зелий: для ран и болей вот бальзам. Но лучший сок - смертельный яд!
Он не обладал ни слухом, ни голосом, зато у него была отличная память на либретто.
- Ты подставляешь не только нас, но и причиняешь боль своей матери, - Коннор зашел с другой стороны.
- Что снилось мне о стыде? - отозвался Генри, директор снова потер виски, а Карсон сжал кулаки.
- У нее руки тряслись, когда она рассказывала мне в прошлом году о твоей передозировке, о том, что пришлось положить тебя на реабилитацию, - мистер Коннор почесал подбородок. - А как она переживала, что из-за этого всего ты пропустил последний год школы...
- Что я утратил? - всплеснув руками, Генри упал в кресло.
Мистер Коннор посмотрел на него, потом на Карсона, вздохнул и сдался. Не задавая больше вопросов, он уткнулся в экран компьютера. Карсон вышел, поскрипел половицами за дверью и вернулся. Отчасти чтобы позлить его, отчасти, потому что в горле пересохло, Генри, не спрашивая разрешения, потянулся к бутылке воды на столе директора. Наполнил стакан и снова развалился в кресле. В голове играла музыка. С каждой минутой молчания она становилась громче и настойчивее, наркотик гонял по венам Генри волны одни и тех же мотивов, они подтачивали время и размывали сознание.
Шеннон ворвалась в кабинет взрывной волной. Блески в волосах, на веках, губах и в вырезе декольте.
- Поверить не могу! Как ты мог, Генри! Оскорбить и унизить меня. Оскорбить и унизить всё, что я люблю. Всех, кого я уважаю, - звонкий и высокий голос Шеннон пронзал Генри насквозь. - Где ты взял наркотики? Как посмел принести их сюда? Генри! Отвечай, когда я с тобой разговариваю!
Румянец на ее щеках. Часто вздымающаяся грудь.
- Мне вздыхать ли, или слушать, вглубь спуститься или с эфиром слиться сладко? - приглушенно и растерянно произнес он.
В отличие от Карсона и Коннора, Шеннон узнала "Тристана и Изольду". Шагнув к Генри, она влепила ему пощёчину.
- Растаять, исчезнуть, всё забыть, - прошептал Генри, прижимая ладонь к щеке.
- Шеннон, я... - смущённый и озадаченный семейной сценой, Коннор поднялся на ноги и развёл руками. - Мне очень жаль, но я не могу позволить этому повториться, не могу позволить продавать в театре наркотики, я должен принять меры.
- Да, конечно. Я всё понимаю. Это мой позор и моё наказание. Никто не должен больше страдать, - Шеннон прикрыла глаза и приложила руку ко лбу.
- Я больше не хочу видеть его в моём театре, - сказал Коннор.
- Конечно, - Шеннон вздохнула. - Поверить не могу. Я сделала все, чтобы вытащить его из этого дерьма. Триста тысяч потратила на лечение, а он...
Шеннон пошатнулась и схватилась за любезно предложенную Карсоном руку.
- Вызови нам машину, Карсон, будь добр.
Коннор усадил её в своё кресло. Предложил воды. Кольца на пальцах звякнули о грани стакана. Губы и глаза Шеннон увлажнились.
- Мне так жаль, - она покачала головой.
- Ты ни в чем не виновата, - мистер Коннор погладил Шеннон по плечу.
Крыло самолета резало похожие на пену молочного коктейля облака. На толстом стекле дрожали капли влаги. Что-то завораживающее чудилось Луизе в их отчаянном и безнадёжном напряжении.
Оторвав взгляд от окна, Луиза посмотрела на родителей. До чего же непривычно было снова видеть их вместе. После развода прошло два года. Генрих запустил бороду и стал закрашивать седые виски. В тату салоне Амалии появилась подвальная галерея. У них даже друзей общих не осталось.
Сейчас они сидели рядом, и им не о чем было говорить. Амалия листала журнал - дорогие часы на глянцевых страницах. Генрих крутил пакет сока и рассматривал потолок. В воображении Луизы он был разумом, она - телом их брака. Амалия сменила привычные рванные джинсы на деловой костюм и распустила волосы, чтобы скрыть татуировки на шее. Из-за этого она напоминала птичку запертую в клетке. Клетка, правда, была золотой - сумма с девятью нулями на полугодовом контракте отца. Президент Лумбии Эдуардо Варгас пригласил Генриха для модернизации единственной в стране АЭС и пожелал, чтобы инженер приехал с семьёй. Луиза, Амалия и Генрих обсудили предложение президента на семейном совете вроде тех, на которых когда-то решали поедет ли Луиза на школьные каникулы учить французский в Марсель или проведёт лето у бабушки в Канзасе. В итоге условились, что Амалия получит сорок процентов от суммы, указанной в контракте, Луиза - десять и отправились в Лумбию.
С высоты птичьего полёта Лумбия обилием зелени напоминала табачные плантации бабушки Луизы в Канзасе. Самолёт пошёл на снижение над столицей. Внизу легли кольца дорог. В салоне засуетились пассажиры: поспешно выпутывался из одеял мужчина напротив, его соседка дожёвывала апельсин и складывала шкурки в бумажный пакет, впереди уронила айпад девчонка с розовыми взъерошенными волосами. Или мальчишка, судя по большому размеру ноги.
Во время посадки Луиза думала о Лумбийской кухне, о вилле, которую им обещал президент, и о предстоящем приёме в его дворце.
Самолет несколько раз вздрогнул и коснулся посадочной полосы.
- Я уронила телефон, - пожаловалась Амалия.
Генрих наклонился, тронул плечом её колено, Луиза заметила намечающуюся лысину на его затылке.
Самолет замер. Стюардесса открыла дверь, в салон ворвался солнечный свет, в воздухе воспарили пылинки.
Девчонка с розовыми волосами таки оказалась мальчишкой. Ничего особенного: худой, высокий, смазливый. Гораздо интереснее была женщина, которая висла у него на руке в зале ожидания багажа. Она напоминала кинодив немого кино: пышная грудь и бедра, тонкая талия, кукольная фигура затянута в узкое платье. Тонкая дорогая ткань. Золотые браслеты на запястьях, идеальная прическа и косметика. Она выглядела как знаменитость. Её встречала целая делегация: мужчины в тёмных костюмах и женщины с цветами выстроили в живой коридор.
Наблюдая за этой суетой, Луиза решила, что где-то видела эту красивую женщину. Мальчишка с розовыми волосами, наверняка, был избалованным сыночком знаменитой мамаши. Теперь Луиза заметила не только розовые волосы и дорогие, пусть и небражные шмотки, но и его недовольное выражение лица. Он ни разу не улыбнулся, ни разу не разлепил губы, ни слова не сказал матери и не кивнул встречающим.
- Смотри, - Амалия потянула Луизу в сувенирную лавку, и Луиза потеряла из виду блистательную женщину и ее розововолосого отпрыска.
На витрине стояли статуэтки из кости и дерева, со стен свисали яркие ткани. Платки, пледы и даже ковры. В одном из путеводителей Луиза читала, что Лумбия с древних времен славится ручными росписями по тканям.
Амалия рассматривала ткани и удивлялась цветам, говорила о природных красителях и химических смесях даже когда они сели в такси. Отец с картой спереди, Луиза позади смуглого водителя с дорожками пота на грязной шее. У него была дерганная манера езды, будто он недавно получил права. Амалия вспомнила латинские названия карликовых пальм, что росли вдоль дороги от аэропорта к столице. Перед городским кольцом - серпантин дороги закручивался в три уровня - таксист повернул в пригород. За живыми изгородями здесь прятались белые дома с плоскими крышами, бассейны, теннисные корты и поля для гольфа. Луиза знала об этом по рекламным проспектам. Отец получил их штук десять, с предложением выбрать виллу на свой вкус. Он выбрал дом с теннисным кортом, хотя никто в их семье толком не умел играть. Когда Луизе было десять, отец возил ее на корты, платил учителю и безуспешно пытаясь привить дочери любовь к этому благородному и красивому виду спорта. Не иначе, как с теннисом его связывали неведомые и глубоко личные романтические идеалы.
Такси остановилось у живой изгроди, плотной и непроглядной. Только когда ворота открылись, Луиза рассмотрела за зеленью бетонную стену. Метра два высотой. К дому вела асфальтированная дорога. На ступенях крыльца стояли две женщины и два мужчины. Все в формах зеленого цвета. Даже рассматривая фотографии вилл, Луиза не могла представить, что к ним прилагается прислуга.
Солнце палило нещадно. Дожидаясь пока отец расплатится с таксистом, а слуга достанет чемоданы, Луиза мечтала о тени дома. Девушка - горничная? - угадала ее желание, коснулась локтя, предложила напитки. Когда Луиза протянула ей руку и назвала свое имя, горничная смутилась. Рассматривая ее веки, немногим светлее, чем карие глаза, Луиза едва расслышала "Кармен".
Сидя в мягком белом кресле - в холле виллы все, от стен до мебели, было белоснежным - Луиза наблюдала за плавными движениями прислуги. Несмотря на лишний вес женщина постарше скользила будто по воздуху, девушка передвигалась маленькими шагами. Двое мужчин - оказалось оба занимались охраной, умели подстригать сад и чистить бассейн - останавливаясь, вытягивались по стойке смирно, как солдаты на плацу.
Луиза чувствовала себя как в странной сказке. Иллюзия усилилась, когда она поднялась по винтовой лестнице на второй этаж. Коридоры и ступени застилал катастрофично не практичный белый ковер. Комната, приготовленная для Луизы, походила на танцевальный зал. Блестящий паркет, окна ростом с человека, стенные шкафы и кровать на подиуме.
- Мы не знали, есть ли у вас аллергия. Нравятся л
Две милашки с длинными волосами и натуральными сиськами обмениваются оралом и трахаются на красном диване с общим любовником
Рыжая девушка снимает платье показывая бритую пилотку
Малышка обожает трахаться и снимать на камеру