Непередаваемая атмосфера перемен: корреспондент об освещении событий Крымской весны

В какой части Крыма вы работали в те дни?

В основном все события для меня развивались в Симферополе, не считая опасной отлучки в Луганск и Донецк, где события пошли по иному сценарию. 

В столице Крыма можно было чувствовать себя относительно безопасно. Сюда съезжались добровольцы, казаки, депутаты из России, здесь проходили митинги.

Может, помните, как приняли решение поехать?

Времени раздумывать не было: на сборы я потратил пару часов и тут же сел на ближайший самолет. Учитывая, что я работал региональным журналистом, то понимал, что этот шанс упускать никак нельзя. Кстати, вроде я был единственным репортёром с Урала, который туда отправился.

Какой у вас был стаж в журналистике?

К этому времени я проработал в региональных СМИ всего около трёх лет. Можно сказать, что был еще «зелёным».

Главный вопрос, конечно — как это было? Как вы это видели собственными глазами? Что было неожиданно?

В целом для меня события тех дней отразились в памяти не чередой конкретных событий, дат и мест (оставим это историкам), а непередаваемой атмосферой перемен, которая витала в воздухе, необыкновенным и волнующим сердце ощущением причастности к историческому процессу, понимания того, что русская история вершится на твоих глазах (когда жизнь начинает делиться на «до» и «после»).

Обывателю сложно понять (да и мы тогда сами не догадывались), как крут и мгновенен ход истории, как жизнь целой страны и народа может измениться в мгновение ока. Что-то подобное мы все вновь испытали недавно, проснувшись утром 24 февраля [2022 года — ред.]. С другой стороны, как говорил Эрнст Юнгер: если всю зиму падал снег, то даже заячья лапка способна обрушить лавину.

Что это было девять лет назад, тогда, в первые дни, никто толком не понимал. Для нашего поколения, которое помнило только поражения и отторжение территорий (развал Советского Союза, ряд локальных тяжёлых войн), это событие стало неожиданностью. Но сразу, на уровне каких-то внутренних ощущений, было понятно, что мы стали не просто свидетелями, а участниками серьёзных исторических событий, которые повлияют на нашу жизнь. Забегая вперед: так в итоге и случилось.

Первое, что мы увидели — это новый облик русского солдата. За пять лет до крымских событий я сам вернулся из армии в старых сапогах с портянкой на босую ногу и мешковатом камуфляже-«дубке». А здесь, на улицах Симферополя я смотрел на молчаливых крепких ребят в зелёной пиксельной форме с воронёными автоматами с коллиматорными прицелами (которые до этого встречали только в компьютерных играх). Теперь весь мир знает наших бойцов как «вежливых людей».

Вы работали в составе группы или в одиночку? Была ли опасность для корреспондентов?

Работал я в одиночку (по нынешним правилам, которые мы выработали, необходимо работать в паре). Мне тогда было 24 года, и опыта освещения горячих событий, признаюсь, было немного.

Было тревожно: ведь ты один, знакомых у тебя здесь нет, а в случае чего даже не к кому обратиться за помощью.

Но чувства опасности, кстати, не было. Было чёткое понимание, что у тебя за спиной на страже находится твоя армия. Именно присутствие «зелёных человечков» и позволило избежать крови в дни референдума.

Какой контент требовалось давать с места?

А свободная охота, просто писать, что видишь: как новости, так и репортажные лонгриды.

Насколько охотно местные жители шли на контакт в те тревожные дни?

Главной аккредитацией в Крыму в те дни было не удостоверение журналиста, а российский красный паспорт, который открывал все двери. 

— «О, Россия», — восклицали люди, видя паспорт с двуглавым орлом.

Ещё спасала георгиевская ленточка на кармане — это тоже был опознавательный знак «свой-чужой».

Хуже было украинским и иностранным журналистам, которым могло и достаться от толпы за враньё. Народ в такие моменты с обострённым чувством справедливости и солидарности хорошо чувствует ложь.

Материалов приходилось делать много?

Много. Каждый день, пока есть силы. Благо события были насыщенные.

Насколько хорошей была связь с редакцией?

Работала связь и были кафе с Интернетом, оккупированные иностранными журналистами. Их были толпы, словно куча коршунов они громоздились у местных ресторанов.

Сложнее было найти свободное жильё. Мест в гостиницах не было. Квартир свободных — тоже. И часть дней, пока я не нашел российских активистов-добровольцев, которые приехали на помощь Крыму и приютили меня, я ночевал в каком-то частном доме на деревянном полу. Хозяева были алкоголиками, но выбора не было. 

Вообще любой полевой корреспондент должен быть готов к экстремальным бытовым условиям: иметь заначку с валютой в трусах, ночевать где попало, находить надёжных людей на месте.

Такие командировки — это всегда хаос: с первой же минуты всё пойдет не по плану. Редакция не всегда может дистанционно решить эти вопросы, и рассчитывать надо в первую очередь на себя.

Как долго длилась та ваша командировка?

Когда она началась, уже не помню: точно знаю, что аэропорт был уже под нашим контролем, а в этот день по улицам Симферополя толпа несла огромный флаг России. Одна фотка точно сделана 4 марта... И до самого референдума — улетал уже из российского Крыма.