Неожиданный предшественник стоицизма: Демокрит (ч.2)

Предыдущая часть.

Теория познания

Так как Демокрит всё же принимает базовый сенсуализм Протагора и отсюда все аргументы про воспитание, то он вынужден был констатировать факт, что наш главный источник познания дает разные показания в разных обстоятельствах. Поэтому в сочинении «О формах» Демокрит говорит: «Исходя из этих руководящих правил, человек должен убедиться в том, что он далек от ясного постижения действительности» … «ни о чем мы не знаем, каково оно при ясном постижении действительности, но мнение каждого из нас представляет форму в измененном виде» … «отчетливое знание того, какова каждая вещь в действительности, сопряжено с очень большими трудностями». И таким образом проповедует скептицизм на самом фундаментальном уровне; это тем интереснее, что отрицая возможность постижения истины, он тем не менее не перестает совершать попытки поэтапного приближения к ней. Самой знаменитой «скептической» фразой Демокрита является его теория субъективности качеств:

«Лишь в общем мнении существует цвет, в мнении — сладкое, в мнении — горькое, в действительности же существуют только атомы и пустота».

Для разных людей одно и то же яблоко может быть сладким и кисловатым, и поэтому невозможно определить каково оно «на самом деле». Но по теории атомистики в самом истинном смысле слова оно и не является каким-то, атомы не имеют качеств сами по себе. Качества это результат сложной комбинации отношений между частицами материи.

При этом в своих позднейших работах Демокрит всё же попытался согласовать свой сенсуализм с сенсуализмом Протагора, и фактически подписался под тезисом «Человек есть мера», но с необходимыми поправками на счет «вещи самой по себе». Так, согласно сообщению Секста Эмпирика в своем позднейшем сочинении «Подтверждения» он хотя и пообещал снабдить ощущения силой достоверности, однако оказывается, что он их здесь осуждает ничуть не меньше. Ведь он говорит: «В самом деле, мы ничего непреложного не воспринимаем, но лишь нечто изменяющееся в зависимости от того, как организовано наше тело, от того, что к нему притекает, и от того, что реагирует на этот приток». А в другом месте он говорит: «То, что мы не воспринимаем отчетливо того, какова каждая вещь в действительности или каковой она не является, уже много раз было показано».

Сохранилось одно невероятно интересное упоминание, которое напрямую связывает теорию ощущений Демокрита с главным тезисом Протагора. При чем главным источником этого мнения является ни много ни мало — Аристотель! Итак:

«Сторонники Демокрита, как говорит Аристотель, считают всякое представление истинным и думают, что всякая вещь такова, как она кажется. Но некоторые люди имеют об одной и той же вещи противоположные представления. Им удалось, однако, исходя из своих предпосылок, спасти свое утверждение, по которому такие представления об одном и том же предмете истинны. Они приняли, что формы элементов бесконечны по числу. Эти элементы, меняя порядок и изменяя положение в зависимости от расположения по отношению к наблюдающему и расстояния от него, вызывают в разное время разные представления и в одно и то же время разные представления у разных людей. Так, шея голубя, когда на нее падает луч солнца, производит впечатление самых различных цветов: в зависимости от того или иного положения глаз она кажется одним темно-зеленой, другим — золотистой, третьим — черной, а другим — других цветов…».

В другом месте говорится, что «ощущения и мысли — это изменения тела»; разве это не ровно тоже самое, о чем говорит Протагор? Но обоснование сенсуализма Протагора даётся здесь при помощи атомистики; следовательно, сам Протагор вполне мог быть атомистом, зная о философии своего земляка. При этом если мы посчитаем, что Демокрит не был согласен с Протагором в том, что «всякая вещь такова, как она кажется», то мы и здесь будем правы не до конца. Да, конечно Демокрит скептик, и по истине существуют только атомы и пустота. Но если спросить, объективно ли возникают наши ощущения — Демокрит ответит (если верить Аристотелю):

«Каждое ощущение возникает и существует по истине».

Это ведь тоже самое, что говорит Протагор; их спор касается не истинности самих ощущений, а истинности той информации, которая получена на их основе. Протагор был склонен доверять этой информации, и поэтому он в скептической терминологии — догматик. Поэтому отрицая скептицизм Демокрита, в будущем Эпикур будет воспроизводить именно систему Протагора. Он комбинирует идеи этих двоих абдеритян таким образом, что Протагор будет ближе к его идеям; тогда как другая школа, основанная на мнениях этих двоих — а именно скептики-пирронисты, будут ближе к идеям Демокрита. Об этом подробнее поговорим в очерке о судьбах античного скептицизма.

Выводя свою теорию ощущений из теории атомов — Демокрит фактически сводил все пять чувств к одному, к осязанию. Ведь получалось, для любого чувства необходимо, чтобы твердый предмет (атом) ударился в орган чувства. Разные органы по разному реагируют на одно и то же «истечение» атомов от предмета, но факт остается фактом, есть «тело» и есть рецептор-приемник. Это звучит крайне логично, но рушит бытовую логику, которая очевидно доказывает, что зрение и слух, это не одно и тоже. Благодаря одной только этой «очевидности» Аристотель отвергнет всю теорию истечений атомов целиком и полностью, а вслед за ним последует и весь ученый мир древности.

Одной из причин этого было (тупость Аристотеля, которая, если вы будете читать Аристотеля, станет бросаться в глаза буквально на каждом шагу) мнение, что истечение лишь копия оригинала, которая несется в сторону органов чувств; но если бы она состояла из атомов, то её бы на пути к глазам развеял ветер и т.п. помехи. С другой стороны, аргументация ещё апелляции к «очевидности». Аристотель начинает идти из конца в начало, и допускает, что если крупное тело может делиться до бесконечности — тогда вместе с ним делятся и «качества» (цвет, запах и т.п.), а это невозможно! Следовательно, он должен был сделать вывод, что есть какой-то предел делению, и признать атомистику! Он и сам говорит об этом, но решает, что раз в других местах атомистика опровергнута, то принять её просто нельзя (и остается без разумного объяснения проблемы). Одной из ряда причин (тупости) было представление, что не может из бескачественного атома возникнуть какое-либо качество. Тело составленное из бескачественного материала — само должно быть «никаким». Но Аристотель идёт дальше (в своей тупизне) и говорит, что бескачественный объект = математический объект. А из математических абстракций и вовсе нельзя построить физическое тело. Следовательно атомистика несостоятельна, так как атомы это чисто умственные частицы. В конце концов — их же нельзя пощупать или увидеть.

Аристотель не видел возможности перехода однородного накопления количественных изменений в новое качество, но его видел уже Демокрит. Эта проблема, которая стояла в Новое время и легко позволяла материалистам объяснять появление мышления человека из «сложной организации» материи — оказалась поставлена уже в такое древнее время! И что характерно, Аристотель совершенно не понял даже постановки вопроса, и поэтому совершенно бездарно его опровергал.

На счет же того, что именно познает (на счет души) у Демокрита, как мы уже видели в этическом очерке, были сильны элементы рационализма. Для него всё же главным в познании был разум. Но что же на счет души? Если совсем коротко, то всё сводится к тому, что разум и душа — синонимы; поэтому познаем мы разумом при помощи чувств.

Демокрит очень часто подчеркивает тот момент, что душа роднит нас с «божественным», и во многом находит здесь родство с Сократом. Телу же достаточно и немногого, главное чтобы оно не мешало удовольствию душевному. Правда рост власти порождает и рост ответственности; и Демокрит признает, что это душа ведет тело к пороку, а не наоборот, ведь именно душа управляет. Поэтому неумеренность не проистекает от порочного тела, это душа проявляет неумеренность, которая для тела на самом деле только вредна. В конфликте души и тела — душа это всё, а тело это ничто; но душа не является априорно хорошей, это более сложный дуализм, чем привязка тела и души к понятиям зло и добро. В этом плане Демокрит тоже находится где-то между двумя будущими школами (эпикуреизмом и стоицизмом), но слегка ближе здесь к Эпикуру.

Смеющийся Демокрит

Теперь можно перейти к тому, что действительно нового внес Демокрит в этику. В первую очередь это цель; она определена как «благое состояние духа» (эвтюмия). Все его ближайшие последователи выводили разные вариации этого термина (автаркия, невозмутимость и т.п.), означающие примерно тоже самое. Позже варианты этого понятия станут основой для всех этических систем эллинистической эпохи. На счет удовольствия и неудовольствия, то это критерии выбора, имеющие несколько иной смысл, чем то удовольствие, от которого он отговаривает юношество (таким образом уже у Демокрита есть деление удовольствий на категории, как это делал софист Продик, и позже будет делать Эпикур):

«Граница между тем, что родственно нашему духу и не родственно — удовольствие и неудовольствие», «критерий для выбора и избегания — чувства: то, с чем у нас есть сродство, нужно выбирать; того, чему мы чужды, нужно избегать».

«Благое состояние духа» означает такое состояние, при котором душа пребывает в спокойствии и равновесии, не волнуется никакими страхами, суевериями или другими переживаниями. Всё это и подразумевается под удовольствием; это состояние, когда тебя ничего не тревожит: «Тот, кто хочет спокойно жить, пусть не будет слишком деятельным ни в частных, ни в общественных делах». Все это отлично накладывается на предыдущие элементы аскетизма, и целиком войдет в будущую философию эпикуреизма.

«Благое состояние духа возникает у людей благодаря умеренности в наслаждениях и размеренной жизни. Счастлив тот, кто радуется, имея умеренное состояние, несчастлив тот, кто грустит, имея большое».

В других местах оказывается, что ключом к счастью является принцип золотой середины во всём, гармонии и умеренности, а отдельным принципом, помогающим достичь эвтюмии — отсутствие страха и удивления. Всё это позже перейдет почти в идентичном виде в философию эпикуреизма. Из всего что мы рассмотрели, в этом океане стоических взглядов, Демокрит отвечает этике Эпикура только сейчас.

На счет философского аскетизма, о котором Демокрит постоянно говорит в разных местах в положительном ключе — то некоторые считают, что он отвергал аскетизм, потому что в других местах говорит противоречащие этому вещи. Если он запрещал юношам предаваться удовольствиям, видя в этом путь к пороку, то дальше он же и говорит: «Жизнь без праздников — это длинный путь без заезжего двора». Но разве это противоречит порицанию удовольствий? Разве консервативный крестьянин считает сопоставимым свой законный отдых от трудов за кружкой пива — и, например, оргии с употреблением наркотических средств? «Сопротивляться потребностям природы — неразумно», но разве природа требует излишеств? Разве она требует многого? В том и заключается аскетизм, что по природе «богатство состоит из хлеба, воды и одежды для тела». Даже позже, руководствуясь как раз именно потребностями природы, киник Диоген выведет свой наиболее радикальный вид аскетизма с презрением к любого рода наслаждениям.

Демокрит разделил наслаждения и допустил только «духовную» их разновидность, этим он ограничил принцип философского гедонизма, но ясно, что свою этику он строил в согласии с теориями Протагора, где в состоянии релятивизма единственным компасом для человека оставались его ощущения. В целом же этика Демокрита является аскетической.

И этому аскетизму только способствует теория, согласно которой не стоит стремится к почестям и славе. Она имеет те же причины, что и отказ от стремления к богатству или отказ от семьи. Демокрит не хочет никаких тревог; оттуда и его сентенция «проживи незаметно». Учитывая, что ни софисты, ни Сократ, ни поэты того времени, не упоминают Демокрита, вероятнее всего он таки действительно справился со своей задачей. Так что и легенда о том, что он специально приезжал в Афины, наблюдая за местными философами, и при этом никто даже его не узнал — может быть вполне правдоподобной.

Но ради чего стоит терпеть аскезу и жить незаметно? Если критерий выбора это удовольствие, а цель жизни в «эвтюмии» — то почему нужно себя так ограничивать? А всё это ради того, чтобы ничто не мешало заниматься наукой, изучать философию и т.п. А в этом и заключается счастье Демокрита, ибо душа стоит выше тела; и обогащение души, душевные удовольствия, являются причиной счастья.

Здесь можно вспомнить легенду о «плачущем Гераклите и смеющемся Демокрите». Из римлян эта идея противопоставления упоминается у Сенеки, Ювенала и др., «которые считали Демокрита оптимистичным философом, любителем хорошей жизни, который смеялся над расточительностью человечества, в отличие от его предшественника, Гераклита, автора неясных, печальных текстов, возмущавшегося человеческими слабостями». Лучше всего эта легенда изложена у стоика Сенеки, в сочинении «О гневе»:

«Гераклит всякий раз, как выходил из дому и видел вокруг себя столько скверно живущих, а точнее сказать скверно гибнущих людей, начинал плакать и жалеть всех попадавшихся ему навстречу прохожих, даже если они были веселы и счастливы… Про Демокрита же рассказывают, наоборот, что он никогда не появлялся на людях без улыбки: до того несерьезным ему казалось всё, чем серьёзно занимались все вокруг. Но где здесь место гневу? Надо либо смеяться надо всем, либо плакать».

Веселое настроение — главный результат «благого состояния духа»; но как мы видим даже из легенды, этот смех по большей мере является смехом мизантропа и элитарного сноба, о чем мы говорили в начале данного очерка.

Отношение к софистам в целом

И всё таки Демокрит, обнаруживающий (точно также как Сократ) просто зашкаливающее количество сходств с практическими всеми теориями софистов — выступает против них. Он прекрасно осознает свои консервативные черты, и они не позволяют ему стать полноценной частью нового идейного движения. Даже из тезиса Протагора: «Человек есть мера», Демокрит делает скептические выводы о том, что все выводы человека о мире как таковом одинаково ошибочны (тогда как у Протагора они одинаково верны). И Демокрит спорил с софистами не только на уровне нравственности, но и на уровне метода. До нас дошел целый ряд цитат, говорящих против «спорщиков», «охотников за словечками», «заковырщиков» и т.п. синонимом тогдашних софистов:

«Тот, кто любит споры и длинные речи, неспособен изучать дельные вещи» … «не стремись всё знать, чтобы не оказаться во всём невеждой» … «они подобны привидениям, поражающим взор своей одеждой и внешним убранством, но внутри пустым».

Древние доксографы часто ставят Демокрита рядом с Платоном, что не случайно, они оба как более «объективные» философы противопоставляются софистам. Демокрит тоже не любит длинные речи, форму без содержания. Он крайне боится релятивизма, несмотря на то, что в своей физике он допускает случайность для возникновения мира, во всем прочем Демокрит строгий детерминист. В любого явления должно быть одно истинное объяснение, именно поэтому тезис Протагора про «Человек есть мера» он не принимает, считая что все впечатления истинны только в физическом смысле, но не в смысле трактовок предмета самого-по-себе (на что, впрочем, Протагор и не посягал). Этот детерминизм и любовь к истине тесно связан с интересами Демокрита в математике и его близости к пифагорейской школе. Именно детерминизм подталкивает Демокрита к строгой «государственной» рколо-стоической этике, к тому, что необходимо выполнять законы и сообразовывать с ними жизнь. Именно детерминизм приводит к тому, что Демокрит продолжает вполне допускать возможность предвидения будущего разными оракулами и гадателями. Но рассуждения о детерминизме уже подводят нас к его физической системе взглядов, о которой мы поведем речь в отдельном порядке.