Нелли Восхитительная блондинка 63 фото
🛑 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻
Нелли Восхитительная блондинка 63 фото
common place
Москва, 2017
УДК 321.01
ББК 66.033.1
К 43
К 43
Киреев Йонас (Олег)
Земля. 50-е. — М.: Common place, 2017. — 574 с.
ISBN 978-999999-0-24-0
«Земля. 50-е» — opus magnum Олега Киреева (1975—2009), публициста, историка, автора «Поваренной книги медиаактивиста».
В качестве материала для исследования Киреев использовал научные монографии, судебные стенограммы, публикации в газетах
и журналах, выпуски теле- и радиопередач. Автор, как «репортердесантник, заброшенный на чужую территорию», пишет свой отчет
о послевоенном мире, в режиме in time наблюдает за столкновением сверхдержав, борьбой за ресурсы и политической обстановкой
в странах третьего мира и странах соцлагеря, противостоянием лидеров государств, ситуацией в экономике, культуре и даже спорте.
По замыслу Олега Киреева, задача такого «сверхприсутствия
в моменте» — показать рождение, динамику развития и сложное
устройство того мира, в котором мы живем сегодня.
ISBN 978-999999-0-24-0
Публикуется под лицензией Creative Commons
Разрешается любое некоммерческое
воспроизведение со ссылкой на источник
СОДЕРЖАНИЕ
Предварительные заметки
7
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДИСПОЗИЦИЯ
Корейская война
Тибет
Китай
СССР
Оружие
США
Запад
Восток
Идеологии
Контркультуры
США 2
Карибское калипсо
24
74
86
108
142
170
189
225
255
268
291
308
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДВИЖЕНИЕ
Cold war leſt
Индокитай
Битники в Париже
326
329
336
Париж
Париж——Алжир
Алжир
Нефть
Нефть
Бандунг
Бандунг
XX
XXсъезд
съезд
Будапешт
Будапешт
Cуэц
Cуэц
Москва
Москва
Будапешт
Будапешт22
Несколько
Несколькодней,
дней,которые
которые
перетасовали
перетасоваликарты
картымира
мира
США
США33
This
Thisisistomorrow
tomorrow
Кибернетика
Кибернетика
Тибет
Тибет22
Китай
Китай
Парады
Парады
Спорт
Спорт
Фанаон
Фанаон
Искусство
Искусствоиидизайн
дизайн
Ситу
Ситу
Неполучившаяся
Неполучившаясяглава
глава
353
353
364
364
369
369
373
373
386
386
390
390
401
401
408
408
415
415
460
460
484
484
492
492
503
503
513
513
518
518
533
533
539
539
548
548
560
560
572
572
Предварительные заметки
Это не историческое исследование. В нем нет потрясающих разоблачений, например, не стоит ждать, что оно раскроет глаза на то, как
Хрущёв победил Маленкова, или почему Мао не дали захватить Формозу. Это, может быть, исследование о том, как писать историю. Со
времен Толстого критиковалось героическое, помпезное изображение истории, как оно присуще средневековым летописцам. Школа Броделя, Ле Гоффа и др. открыла нам мир повседневности — изучение
быта, образов жизни, языка, экономической истории. Такая история
представляется более привлекательной, но она по своей изначальной
посылке должна быть анонимна. Работая с исторической фактурой, все
же видишь, как особенно неподкупно на фоне этой анонимной истории выглядят отдельные личности.
Мне не требовалось пересказывать все сюжеты. Совершенно
выпали кубинцы, движение черных в Америке, Тито. Любой, кто захочет найти полное описание того, как Роза Паркс отказалась уступить
сиденье белому, или как бородачи засели в Сьерра-Маэстре, — найдет
их без труда. Также в годы, когда большинство изданий на тему отечественной истории имеют названия типа «Сталин, спаситель нации», —
я не собирался давать описания событий, которые бы их исчерпывали. Меня интересовали сценарии, отношения отдельных людей
и коллектива к процессу истории, средства коммуникации. Я также не
стремился прочитать все доступные книги по разным темам или даже
охватить большинство книг. Поэтому я отказался от традиционного
академического подхода к библиографии, когда каждая цитата должна
быть указана с точностью до страницы.
7
Предварительные заметки
Передо мной было два варианта, оба имеющие характер авторского проекта, а не распространенной научной методологии: один —
писать, устанавливая местами параллели прошлого с настоящим, заставляя их «перекликаться», почти как Платон, по Деррида,
перекликается через века с Гегелем; другой — руководствоваться
только настоящим временем, с точки зрения тех людей, которых
я описываю. Второй проект, конечно, был труднее. Он потребовал
бы отказаться от всех исторических исследований, которые, естественно, были написаны позже, и руководствоваться только книгами, фильмами, периодикой, корреспонденцией того времени —
тем, что создавали люди в 1950-е. Это сложный проект и, хотя при
его условии большая часть информации была бы потеряна, я жалею,
что не стал его выполнять. Здесь и выясняется разница между историей как наукой и, так сказать, жизнью. Люди живут в настоящем, не зная, что будет. Даже если предположить, что есть властные элиты, которые оказывают влияние на ход событий, то и они не
могут знать, как в точности развернутся события в будущем. А историк, скажем, 1970-х годов, знает, что произошло после 1950-х, знает,
какие течения 1950-х имели последствия, а какие нет. Поэтому очень
интересно отразить в работе ограниченный горизонт знания современников, отразить их незнание, непонимание. Я все же старался не
упускать из внимания этот горизонт.
Недавно на русском языке вышла книга Х.У. Гумбрехта «1926».
В ней ненавязчиво высказывается мысль, что книга эта может
породить новую научную школу. Я не могу признать, чтобы она
оказала на меня какое-то влияние, тем более определяющее. Идею
написать книгу, которая была бы синхронным историческим
срезом, я лично имел уже очень давно. Она хранит память трех
городов, в библиотеках которых я ее писал, — Мальмё, Москвы
и Дхарамсалы.
8
Предварительные заметки
Социалистическая интерпретация истории
Позиция французов в сражении при Дьенбьенфу казалась похожей на футбольный стадион, при котором атакующие вьетнамцы были
расположены на трибунах, а французы — на поле. То же самое можно
сказать об истории: ее действующие лица находятся на поле. Они
обречены на то, что на них будут смотреть. История — это спектакль.
Поэтому легитимно рассматривать политиков и других действующих
лиц как участников спектакля и наблюдать, как они сами организуют
спектакль, исходя из того же представления.
В ХХ веке впервые выходят на сцену социалистические общества:
это, в соответствии с провозглашенными учениями, общества, в которых народы сами творят свою историю. Ввиду невыносимого гнета
колониализма и империализма, глубоко традиционные, отсталые
страны были вынуждены индустриализоваться. В результате появляется нечто невиданное: народы, с одной стороны, вооруженные новейшими достижениями науки и техники, с другой — через их цивилизованность, современность проступают архаичные черты. Отсюда —
возрождение национально-фольклорных основ, те черты, которые
кажутся регрессивными (сталинский национализм и китайский «шовинизм расы Хань»).
Индустриальному обществу, как и доиндустриальному, требуются
свои мифологии. Объяснение картины мира, которое предлагает философия нового социалистического общества, таково: капиталистические страны (которым за последние столетия не пришлось переживать
революций) испытывают стремление к финалистской модели истории.
Она просматривается в пропаганде времен холодной войны и озвучивается с крайней прямотой в моменты глобальных сдвигов (пресловутый «конец истории»). Социалистическое общество не отказывается от
истории, оно констатирует, что история продолжается, и при этом про-
9
Предварительные заметки
должаются ее конфликты. «Через развитие противоречий посредством
борьбы общество движется вперед и получает импульс для преодоления старого общества новым» (Мао Цзэдун).
Социалистическое общество провозглашает, что у него есть задача,
и эта задача легитимирует применение принуждения коллективом по
отношению к индивиду. Чтобы приблизиться к выполнению задачи,
люди трудятся каждый на своем месте: руководители — в руководстве, рабочие — у станка, а основные линии развития, не всегда известные всем, диктуются борьбой за построение коммунизма в масштабах всей планеты, международным положением. Капиталистическое
общество, напротив, верит, что желаемый общественный строй уже
достигнут (рыночная экономика и т.п.), или что на пути его окончательного построения стоят чисто технические задачи (типа устранения
государств «оси зла»). Поэтому от каждого отдельного члена общества
ничего общественно значимого делать не требуется, кроме как выстраивать собственную жизнь. Социалистическое общество, наоборот, не
может позволить никому из своих членов выстраивать собственную
жизнь без заботы об общей. Жизнь и работа его членов принадлежат
этому обществу. Поэтому они часто определяются как мобилизационные общества. Через напряжение всех своих сил общество предоставляет действовать законам истории; законы и структуры развития проявляются, только когда мобилизованы все силы.
Политическое использование искусства
1950-е годы — очень рациональный период, хотя бы потому, что для
«свободного искусства» нет времени: после войны и в момент нового
раздела мира во всем такая плотность, что нужно срочно определяться,
предпринимать какие-то меры. Все, что произошло, так серьезно, что
нет места ни для какой бутафории, ни для какого заимствования кодов
и костюмов из прошлого, о котором пишет Маркс в начале «18 брю-
10
Предварительные заметки
мера». Нет времени подобрать декорации и костюмы. Это в 1970-е годы
в Европе и США критические интеллектуалы будут воскрешать наследие советского авангарда, делать публикации и защищать диссертации
по «Октябрю», разбирать идеи конструктивистов, смело критиковать
«властный дискурс». В 1950-е все жестко, быстро, сурово, фактурно.
С одной стороны, на почве культуры происходят «чистки» (от Китая до
европейских компартий — ждановщина). С другой стороны, новоорганизованное ЦРУ стремительно покупает все, что может купить, организует модный промоушен абстрактного экспрессионизма и вводит новый
стиль жизни для «своих» интеллектуалов: блеск отелей, банкетов, заманчивые гонорары. Поэтому же, наверно, в 1950-е нет таких блестящих
произведений искусства, как в 1960-е. Кинорежиссеры не создают изысканных и болезненных шедевров, как «Затмение» или «Диллинджер
мертв». Два великих немца — Герман Гессе и Томас Манн — написали
свои последние произведения и получили за них Нобелевские премии
в конце 1940-х, еще один эпохальный немец по имени Бертольт вернулся в Восточный Берлин из США в 1948 году, но уже не создавал
ничего, что бы потрясало (разве только сам факт его присутствия
и известная сцена наблюдения за советскими танками сами создают
выдающийся эффект Verfremdung1). В середине десятилетия в первом
ряду появятся несколько меланхоличных швейцарцев (Фриш, Дюрренматт), но все же это писатели из тех, которых забывают. Может быть,
1960-е не ставили целью создание «искусства для искусства», но у них
в любом случае для этого было больше времени. Для 1950-х годов образец «чистого искусства» — это последний эстет Эзра Паунд, сидящий
в клетке2. А лучшее, на мой взгляд, что было написано, — это «Вопль»
Гинзберга.
1
Отчуждение (нем.).
2
За сотрудничество с фашистами Паунд был посажен американскими оккупацион-
ными войсками в клетку, где провел несколько месяцев следствия.
11
Предварительные заметки
1950-е годы — это время высокоангажированного искусства, когда
искусству придается повышенно важное значение как общественной
силе. Об этом свидетельствует то, что:
—
политические руководства обсуждают политику в области
искусства так же, как все остальные стратегические области, много
инвестируют в искусство, чтобы оно приобрело вес в международных
отношениях. Пример — учреждение в 1948 году в Западной Германии
регулярной выставки Documenta;
—
государства демонстрируют готовность своих стран к инте-
грации в международную систему отношений с помощью искусства —
такова официальная функция модернизма в искусстве (например,
Югославия демонстрирует всему миру антисоветскую ориентацию
посредством госзаказов на абстрактные скульптуры);
—
«Ждановская доктрина» соцреализма широко обсуждается
в левых кругах Западной Европы, с ней соглашаются или спорят представители самых разных направлений (Эмилио Серени от ИКП, бельгийский участник «КОБРЫ» Кристиан Дотремонт — «Социалистический реализм против революции»). Лидеры европейских компартий
постоянно выступают по вопросам искусства — Пальмиро Тольятти
обвиняет участников «Группы восьми», китайские авторы руководствуются поучениями Мао в Янани;
—
художники в Европе страстно ищут новый авангард — про-
должение модернистского движения, стоящего в оппозиции к буржуазному обществу и исследующего в бескомпромиссном поиске самые
проклятые вопросы бытия; повсюду ставится вопрос, какое искусство
может быть полезно и служить коммунизму, и какому коммунизму;
а если это не коммунизм, а какая-то другая версия лучшего общества, то ее адепты сразу же делают выбор оказаться между железными
клиньями коммунистического остракизма и убивающего капиталистического равнодушия;
12
Предварительные заметки
—
ЦРУ разворачивает сети культурных организаций, таких как
Конгресс за культурную свободу, десятки журналов, сотни фестивалей
и конференций; с другой стороны «железного занавеса» тоже проводятся культурные мероприятия, такие как Всемирный фестиваль молодежи и студентов, Московский кинофестиваль — Советский Союз видит
себя как ключевое звено в цепи антиколониальных движений во всем
мире и укрепляет ее с помощью культуры.
Тогда, особенно в начале 1950-х годов, интеллектуалы и художники
еще сохраняют свой ореол властителей дум. Еще сохраняется представление, что «их мало, их единицы». Книги, картины — это еще не массовая интеллектуально-дизайнерская продукция, а росчерк пера гения.
Социалистический спектакль
Социалистические общества поняли, что медиа и интеллектуальный дискурс в мобилизационном обществе — это орудия. Интерпретация истории является решающей частью формирования мнений,
поэтому об истории людям полагалось знать лишь то, что требовалось
знать, чтобы выполнять повседневные задания. Исторические интерпретации обновлялись и update’ились к нуждам дня так же быстро,
как обрабатывалась и поставлялась информация о текущем моменте.
За такой инфополитикой стояло представление: только текущий
момент придает истории ее актуальность, исходя из нужд сегодняшнего дня, требуется показать прошлое, чтобы народ наверняка мог черпать из него источники вдохновения, а не уныния. Отсюда то, что называется «сталинской школой фальсификаций»: ежовы и пр. то исчезают,
то появляются на известных фотографиях. Медиа и дискурс должны
быть мобилизованы на борьбу так же, как мобилизуются заводы. Это
чистый «1984».
В связи с этим приобретают новое значение черты политического
спектакля при социализме. Всем известен церемониальный, спекта-
13
Предварительные заметки
кулярный характер партийных съездов, разыгрывавшихся по сценарию, в котором все детали должны быть соблюдены, иначе у депутатов
возникало ощущение какой-то неполадки в государственной машине,
нарушения (как это было на ХХ съезде). Политический спектакль является средством политической коммуникации — коммуникации с собственным населением и с иностранными державами. С одной стороны,
руководители страны ставят свое население и руководителей других
стран в известность о том, какова их политическая линия. Это демонстративные жесты: «мы устраняем левый уклон», «мы отстаиваем приоритет военной промышленности». Как в рассказе Борхеса разведчик убивает человека по имени Альбер, чтобы сообщить своему боссу
в далекой стране, что секретный пункт, который нужно разбомбить,
называется «Альбер», так же вожди используют в качестве означающих людей, города, этносы. Грубо говоря, когда в 1950 году расстреливают бывшего директора Госплана Вознесенского, то это означает:
«Тот, кто отдает приоритет производству предметов потребления,
должен быть убит».
В коммуникации с населением власти не только односторонне
выносят оценки, «кто хороший, кто плохой». Власти, особенно в идеологизированном государстве, проводят воспитательную работу —
с помощью спектакля они демонстрируют свое представление о том, как
общество должно функционировать. У них нет задачи прийти к абсолютному покою. Наоборот, все время должно что-то происходить. Это
что-то должно иметь «воспитательный» характер. В риторике сталинских процессов преобладают оценки, характеризующие «черты общественного характера»: что обсуждается — это каким образом общество
или его член преодолевают препятствия и имеют дело с трудностями.
Выражения общественно-политического сленга, такие как «оппортунизм», «левый уклон», «ревизионизм» или «консерватизм», означают
не набор взглядов, а характер поведения в трудных обстоятельствах.
14
Предварительные заметки
«Оппортунизм», например, подразумевает тенденцию к тому, чтобы
пользоваться любой возникающей легкой возможностью для достижения результатов, в ущерб последовательности при осуществлении
генеральной линии (вот почему и сегодня коммунистический политический язык кажется нам штампованным и не всегда понятным).
Более того, бывает «правый» и «левый оппортунизм». Например,
в понимании китайцев, Хрущёв был подвержен обоим: «Проводя
в один момент авантюрную политику, он отправил ракеты на Кубу,
а подчиняясь в следующий момент капитуляционистской политике,
он покорно убрал ракеты и бомбардировщики с Кубы, по приказу американских пиратов... Принося, таким образом, постыдное унижение
великим советским людям, не знавшим подобного в течение сорока
и более лет, со времен Октябрьской революции»3.
Классики марксизма-ленинизма в своих трудах часто не излагают
положения доктрины, а посвящают много страниц яростному опровержению оппонентов: Ленин — Гильфердинга и Каутского, Сталин —
некоего «товарища Ярошенко» и «товарищей Саниной и Венжера»
(«Экономические проблемы социализма»). При этом разоблачаются не
только аргументы, но и противники попутно выставляются в невыгодном свете, характеризующем их как персонажей неадекватных: «тов.
Ярошенко» предлагает за полгода написать учебник политэкономии
и просит себе для этого двух помощников. Если Ярошенко не было, его
стоило бы выдумать.
Ввиду этого становится более понятно, какую роль должны играть
люди искусства и интеллектуалы. Как публичные фигуры, они больше
всего подходят для того, чтобы исполнять роли в Спектакле, а не для
того, чтобы производить какие-то оригинальные мнения. Поскольку
их действия всегда носят характер не массового безличного поведе3
«Красный флаг». 21 ноября 1964.
15
Предварительные заметки
ния, а отрефлексированного личного выбора, за их поступками стоят
не «шкурные» мотивы, а общественно значимые аспекты идеологий.
Сколько разнообразных философий в размышлениях Рубашова (у Кёстлера)! Сколько оттенков исторической памяти в теории Марра!
Интеллектуалы не только отличаются индивидуальным стилем —
они больше всего подходят на роли «плохих парней». Когда весь народ
веселится и радуется успехам, появляются какие-то очкарики, которые
высказывают сомнения. Они предназначены на роль исполнителей
второго члена в гегелевской триаде — должно быть высказано мнение,
последовать опровержение и затем наказание, то есть показательная
чистка, но ее суть не в том, чтобы истребить или наказать побольше
кадров, а в том, чтобы продемонстрировать позиции. Поэтому, например, у братьев Стругацких в «Хищных вещах века» (1964) интеллигенты
в обществе всеобщего ликования выполняют «провокации ради провокаций»: их единственная задача в том, чтобы вызвать ярость, заставить
народ прекратить ликование.
Москва —
Красивый секс перед сном (73 фото) секс фото
Две блондинки уединились в душевой кабинке
Секс с крупными рыжими бабами (83 фото) секс фото