Не выключай телевизор

https://mrakopedia.net/wiki/Не_выключай_телевизор

Квартиры такого типа риелторы между собой называют «карцер». Знаю, потому что обошла не одно агентство в поисках того жилья, что будет мне по карману в моей нынешней ситуации, но даже эти «карцеры», которые мне предлагались со слегка скривленными в насмешке губами, были слишком дороги. Вариантом было снять комнату, но жить с кем-то, делить быт, вытаскивать чужие волосы из слива… сейчас у меня на это просто не было моральных сил, особенно после месяца проживания с подругой. Разумеется, я была очень благодарна ей за приют, но, но…

Вариант нашелся тогда, когда я уже была уверена, что придется согласиться на коммунальное проживание с черт знает кем. На вокзале в тот день я оказалась случайно — подруга, у которой я временно жила после развода, попросила выкупить для нее зарезервированный на вечер билет в соседний город, куда она регулярно ездила к своему парню. Выкупив билет, я вышла на площадь перед вокзалом и пошла на мостик над неким подобием ручья, протекающим возле площади. На ручей смотреть было неприятно — все его русло было густо усеяно бычками, поэтому я повернулась спиной к перилам и начала разглядывать людей, которыми кишел утренний вокзал. Тогда я ее и увидела.

Бабулька, абсолютно обычная на вид — бежевый весенний плащ 70-х годов, старомодная косынка и современные угги. Эклектика поколений. Отличала ее лишь картонная табличка, висящая на груди, по которой я скользнула равнодушным взглядом и уже собиралась отвести глаза, как вдруг увидела слово, зацепившее мое внимание. Гостинка. Именно гостинками называются эти крошечные квартиры-гробики, где кухня и жилая комната объединены вместе, санузел представляет собой крошечный закуток, а холодильник гудит прямо у тебя над головой. Гостинка, дешевое жилье. Я выбросила бычок в сторону ручья, пополнив их береговую колонию, и медленно двинулась в сторону бабульки. Через пару метров я различила цену, написанную на картонке, и ускорила шаг. Это было почти в два раза дешевле, чем просили в агентстве, да и на риелтора, которому нужно платить комиссию, бабулька не тянула.

Я неуверенно подошла и улыбнулась.

— Здравствуйте, вы сдаете квартиру?

Бабулька, задумчиво смотревшая в сторону, встрепенулась и повернулась ко мне. Выражение неясной тревоги на ее лице сменилось радушной улыбкой.

— Да, милая, сдаю. Ты хочешь снять?

— Смотря что за квартира и где находится. Если совсем в глухом районе, то…

— Нет-нет! Почти в центре, тут недалеко. Хочешь, сходим посмотрим прямо сейчас?

Старушка так активничала, что я слегка занервничала. Стоит ли идти одной? Можно было бы пойти с подругой, но она на работе, именно поэтому она попросила меня съездить за билетом. Больше друзей, которых можно оперативно вызвонить, у меня нет, да и, честно говоря, я бы постеснялась демонстративно делать это при старушке.

— Идем, идем, милая, — старушка потянула меня за рукав, и я автоматически двинулась следом. Ей-богу, я идеальная жертва маньяка. И как я умудрилась дожить до двадцати шести лет?

По пути в квартиру я вспоминала случаи из криминальной хроники про подставные квартиры, про людей, которых заманивали в логово бандитов, про проданных в секс-рабство женщин и милую питерскую бабульку, что травила и расчленяла своих квартирантов. Остановилась ли я? Нет. Я послушно шла за старушкой, даже с некоторым интересом ожидая, что будет дальше. В последнее время я стала фаталисткой.

Когда мы оказались перед ветхой сталинкой в старом центре города, я испытала странные эмоции. С одной стороны, дом выглядел жутковато, с другой — на логово мафии он не слишком походил. Мысленно перекрестившись, я ступила за моей проводницей в темный, пропахший мышами и мокрыми тряпками подъезд.

— Тут невысоко, третий этаж, — пропыхтела бабулька, с трудом преодолевая лестницу. Мне бегать по этажам было не привыкать, поэтому я терпеливо ждала ее на каждом пролете. У высокой, под потолок, массивной дверью старушка остановилась. Отперев ее большим старомодным ключом, поманила меня внутрь.

За дверью тянулся длинный коридор с выходящими в него дверями. Я насчитала по три двери с каждой стороны и одну в торце. Старушка прошла в конец и отперла третью дверь слева.

— Проходи! Не разувайся.

Я тщательно вытерла ноги о дырявую серую тряпку и ступила на скрипучий паркетный пол. Наверное, раньше это была коммуналка, которую позже поделили на квартиры. Внутри меня встретило именно то, что я ожидала увидеть.

Крошечный закуток, служащий прихожей, не имел двери, и темнота, царившая там, заставила меня как можно скорее пересечь его и войти в комнату. Она действительно оказалась крошечной — метров десять, не больше. Длинная, как трамвай, комната тянулась к рассохшемуся окну, которой венчало торец комнаты и напоминало отверстие на конце подзорной трубы. Квадратный выступ с дверью, который и образовывал прихожую, действительно оказался санузлом, напротив него вдоль стены тянулось подобие кухни — тумба, раковина, подвесной шкафчик, гудящий старый холодильник.

За выступом располагался старый красный диван, напротив которого расположилась тумба с телевизором. Хозяйка, которая смущенно поглядывала на меня, быстрым шагом пересекла комнату и быстро клацнула пультом, что лежал на тумбе.

— Ну, вот, — она развела руки, обводя окружающую обстановку. В ее голосе не было никакой надежды, только смущение, и это кольнуло меня. Наверное, не я первая, оказавшись тут, демонстрировала такое выражение лица, которое сейчас наверняка образовала моя мимика. Мне стало жаль старушку, но я фрилансер, жить и работать в этом гробу… Я смущенно улыбнулась и попятилась к выходу.

— Очень мило, но мне, к сожалению, не подходит.

— Да-да, я уже поняла, детка. Ну, вот мой номер, если передумаешь, звони, — бабулька вытащила из кармана и протянула мне самодельную «визитку» — аккуратно вырезанный кусочек тетрадного листа в клетку, на котором старательным старческим почерком был написан номер телефона. Сердце сжалось, и я взяла бумажку, уверенная, что мне никогда не придется звонить по этому номеру, но судьба распорядилась иначе.

Я выходила из квартиры под приглушенное бормотание телевизора, и еще не знала, что уже завтра окажусь тут снова. Уже вечером, когда моя подруга пришла с работы и начала поспешно собираться на автобус, она объявила мне, что возвращается вместе с парнем, который будет искать работу в нашем городе, и мне, увы, придется съезжать. Она вернется через три дня, и надеется, что к этому времени я уже что-то подыщу.

Она ушла, а я весь вечер прорыдала, лежа в ванне, и напиваясь вином, которое осталось у нас с недавней посиделки. Я понимала, что обвинять ее в чем-то несправедливо, она имеет полное право вить гнездышко со своим возлюбленным в своей собственной квартире, а меня она и так приютила после того, как муж объявил, что больше не видит меня рядом с собой, и вообще, пора уже двигаться дальше. Он двинулся, а мне идти было некуда, поэтому, выползя из ванны, я нашла в кармане бумажку с номером сегодняшней бабульки, и позвонила ей.

Радость в голосе женщины была настолько неподдельная, что мне даже стало слегка неудобно. Ведь это не я оказываю ей услугу, а она сдает мне жилье, пусть и довольно стремное, за сущие копейки. Мы договорились, что завтра я приеду с вещами, и я начала собираться.

Следующим утром, волнуясь, бабулька мялась возле подъезда. Когда я приехала на такси, она улыбнулась, мелко закивала, и повела меня в мой новый дом. Квартира выглядела ничуть не лучше, чем вчера, но я решила не падать духом. Мое покрывало на диван, мои занавески, пара репродукций — и тут станет гораздо уютнее. Я с трудом втащила чемодан в комнату и уже не удивилась, когда услышала, как за моей спиной бабулька щелкнула пультом, включив телевизор. Некоторые люди не переносят тишины, но я никогда не была из их числа.

Мы наконец-то познакомились. Бабулька, назвавшаяся Анастасией Павловной, села за узенький столик, расположившийся возле тумбы с телевизором, и дрожащей рукой переписывала мои данные из паспорта в договор о найме, пока я задумчиво ходила по моему новому жилью, трогала мебель и стены. Включила роутер, который, как оказалось, висел в «прихожей». Заглянула, наконец, в санузел. Он оказался чуть лучше, чем я представляла, и даже имел узкую стиральную машину, зато не имел умывальника. Душ представлял собой вымощенную плиткой угловую площадку с бортиком, закрытую занавеской.

Проверив, работает ли душ и есть ли горячая вода, я вернулась в комнату. Бормотание телевизора слегка начинало раздражать. Я подписала документы, и хозяйка начала поспешно собираться. Я подошла к окну, отодвинула плотную штору, наполовину закрывающую окно, и удивленно отпрянула. За тюлевой занавеской я увидела рассохшееся деревянное окно, забранное снаружи решеткой. Я обернулась.

— Зачем тут решетка? Это же не первый этаж.

Анастасия Павловна нервно улыбнулась.

— Я не знаю. Это квартира моей покойной сестры, я тут ничего не меняла.

Я почувствовала, как по позвоночнику пробежала легкая дрожь. Мне стало тревожно.

— А от чего она умерла?

Не глядя на меня, хозяйка обувалась.

— Она не здесь умерла, не переживай. Живи спокойно.

От ее тона мне наоборот стало совсем неспокойно, и я нервно сглотнула. Но беспокойство достигло апогея, когда Анастасия Павловна, уже стоя у двери, обернулась.

— Ты только телевизор не выключай, пусть работает. Тут счета небольшие, за это не переживай.

Я переживала совсем не за это.

— Что? Зачем?

Старушка упрямо помотала головой.

— Не выключай, и все. Даже ночью, просто звук убавь.

Волосы на моей голове зашевелились.

— Вы серьезно? А что будет, если выключу?

Хозяйка посмотрела на меня хмуро и без улыбки.

— Да ничего не будет, но лучше не выключать. Место тут не самое приятное, иначе не сдавала бы так дешево.

— А если свет выключат?

— Тогда лучшей уйди куда-нибудь, пока не включат.

Пока я обдумывала, что я должна ответить на этот абсурд, входная дверь закрылась со звуком захлопнувшейся мышеловки, и я осталась в одиночестве.

— Спокойно, спокойно.

Почувствовав, как нарастает паника, я повернулась и подошла к кухонному шкафчику, в котором во время «осмотра» я увидела старые чашки, вытащила одну, и пошла к дивану, где валялась моя куртка. Достав из кармана сигареты, я щелкнула зажигалкой, затянулась, окинула взглядом мой новый дом, и расплакалась.

Это еще не было полным дном, но я была уже близко.

Наревевшись и нажалевшись себя, я встала, с трудом открыла окно, впустив в комнату свежий воздух. Хватит, наревелась. Надо учиться жить по-новому, и находить плюсы. Вот только телевизор очень раздражал. Выключив его, я поняла, что больше не могу игнорировать угнездившийся в желудке голод, и, накинув куртку, двинулась на улицу — искать продуктовый магазин.

Супермаркет нашелся по гугл-карте, в трех кварталах от моего нового дома. Гуляя между стеллажами с тележкой, я даже начала получать удовольствие от своего одиночества и свободы. Деньги у меня пока были, но скоро нужно брать новый заказ.

Когда я вернулась с набитыми пакетами в квартиру, меня встретила звенящая, натянутая как струна тишина. Разбирая пакеты и включая противно загудевший холодильник, я все сильнее чувствовала это натяжение пространства, которое будто образовывало вакуум у меня за спиной. Чувство было настолько неприятное, что я повела лопатками, будто пытаясь сбросить с плеч покрывало, и резко обернулась. Комната выглядела по-прежнему уныло и убого, но ничего страшного в ней не было.

Наскоро пожарив яйца на старой индукционной плитке, я вытащила из сумки ноутбук и растянулась на диване. Работу никто не отменял, и ее нужно было делать, но минут через пятнадцать я поняла, что работать не могу. Гудение холодильника давило на барабанные перепонки, стены, обклеенные выцветшими желтыми обоями, будто нависали надо мной, в грудь начал заползать страх. Поежившись, я потянулась за пультом и клацнула кнопкой. Комнату заполнила мелодия заставки какого-то телешоу, и напряжение отпустило меня.

Может, хозяйка имела в виду именно это, когда советовала включать телевизор?

Раньше я всегда работала в тишине, но теперь мне пришлось делать это под приглушенные голоса из телеящика. Телевизор раздражал, но без него было еще хуже, и постепенно я так увлеклась работой, что совершенно забыла про него.

Когда я, наконец, отложила ноутбук, в комнате уже практически стемнело. Встав, я потянулась, клацнула выключателем, и комнату залил неприятный тусклый желтый свет от старомодного стеклянного абажура на одну лампочку. От долгой работы и фоновой говорильни голова стала квадратной, и я выключила телевизор, с блаженством слушая наступившую тишину. Вытащив из пачки сигарету, я распахнула окно и оперлась на подоконник, глядя на тихий зеленый двор, залитый оранжевым светом фонаря на углу.

Сигарета догорела до половины, когда я вдруг снова ощутила спиной напряжение воздуха. На меня будто навалилось тяжелое ватное одеяло, и я покрутила головой. Обернувшись, я увидела лишь пустую комнату, но, стоило повернуться к окну, как ощущение вернулось. Мне казалось, что за моей спиной кто-то стоит, я кожей чувствовала чужой взгляд, сверлящий меня, и руку, что вот-вот коснется волос на моем затылке. Колени дрожали, сигарета давно догорела, но я продолжала пялится в окно, боясь обернуться. Лишь когда я совсем замерзла, медленно, на ватных ногах, я повернулась, и, конечно же, ничего не увидела. В один прыжок я преодолела расстояние до тумбочки, схватила пульт и включила телевизор. Голоса, зазвучавшие из динамика, развеяли иллюзию чужого присутствия, и я выдохнула.

Заснуть в первую ночь я так и не смогла. Привыкла спать в темноте и тишине, а телевизор ужасно мешал, но о том, чтобы выключить его, не было и речи. Когда я попыталась это сделать, тьма в комнате сгустилась и придавила меня подобно плите, стены сжались, а воздух зазвенел, поэтому мне пришлось тут же снова включить его. Я промаялась до самого утра, и лишь когда солнце встало, и освещение от телевизора перестало быть настолько контрастным, я, наконец, задремала.

Будильник, который я поставила на десять, вырвал меня из сна через четыре часа, и я села на кровати с чугунной головой. Покурив, сходила в душ, и поняла, что не могу провести тут больше не минуты. Поэтому, наскоро позавтракав, я оделась, упаковала ноутбук и пошла искать поблизости дешевое кафе с вай фаем, где я смогу поработать.

Так началось мое хождение по всем кофейням и общепитам района. Денег у меня было катастрофически мало, и максимум, что я могла себе позволить — это цедить по две чашки кофе в день, иногда воровато поедая купленный на углу пирожок, спрятавшись за ноутбуком. Официанты смотрели на меня с презрением, но о том, чтобы вернуться в мою «студию», не было и речи. Находиться там с каждым днем было все сложнее.

Выцветшие желтые стены с волнистым узором, идущий трещинами желтоватый потолок. Скрипучий дощатый пол, который оставался грязным, сколько его не мети и не мой, пыльный диван-книжка, в щель по центру которого я постоянно сползала ночью. Гудящий старый холодильник, потрескивающая электрическая плитка, окно, роняющее хлопья краски каждый раз, когда я бралась за раму. Все это было мне настолько ненавистно, что хотелось плакать, но хуже всего была атмосфера в квартире и то ощущение присутствия, что мучило меня с самого момента переезда. А еще — постоянная духота и нехватка воздуха, который, несмотря на открытое окно, почти не циркулировал в этом вытянутом гробу.

Спать там, слава богу, я научилась — пришлось купить беруши и маску для сна. С ними я высыпалась более-менее нормально и уже почти перестала бояться по ночам, пока однажды ночью я не проснулась в туалет.

Стянув с глаз маску, я уткнулась взглядом в телевизор, и спросонья чуть не умерла от ужаса, увидев на экране жуткое, изуродованное мертвое лицо. Я бы закричала, если бы могла, но из моей груди вырвалось лишь подобие протяжного хриплого карканья. Я зажмурилась. Сердце бешено колотилось, от прилива адреналина затряслись руки, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы снова открыть глаза и взглянуть на экран. Это оказалась всего-навсего криминальная передача про преступления прошлого, но прежде, чем сердце унялось, и руки перестали дрожать, прошло немало времени.

Когда я была маленькой, мне дважды или трижды снился один и тот же кошмар. Я была пугливым ребенком, боялась фильмов ужасов и книжек со страшными обложками, и сон, который я видела несколько раз, был таков. Мне снилось, что я нахожусь в комнате — либо в смежной с гостиной, либо в самой гостиной, где был включен телевизор, к которому я стояла спиной. Я знала, что по нему показывают что-то невыносимо, тошнотворно страшное, настолько страшное, что одна мысль о том, чтобы взглянуть на экран, наполняла меня ужасом. Родители во сне спокойно смотрели эту жуть и не реагировали на мои просьбы выключить, а я никак не могла выйти из комнаты, не повернувшись лицом к телевизору и не увидев то, что он транслировал.

«Мраморные шарики». Голос по телевизору во сне говорил: «Мраморные шарики». Что это значит? Словосочетание вселяло в меня такую сильную жуть, что увидеть это казалось равносильно смерти. Я просыпалась в холодном поту, и несколько дней после этого сна проходила мимо телевизора с внутренним напряжением.

То, что случилось, странно перекликалось с моим детским кошмаром, и я дрожала от страха, когда мыла руки после туалета. Я уже давно решила, что съеду отсюда сразу же, как найду хоть что-то, но вариантов по-прежнему не было, даже нормальных комнат не попадалось, а идти мне было некуда.

Наутро я позвонила хозяйке, не знаю зачем, просто хотелось поговорить с ней про квартиру, но она не взяла трубку. Почему-то я этому не удивилась.

А через несколько дней случилось то, о чем я спрашивала тогда, в самый первый день. Что будет, если свет отключат? Вечером я вернулась из очередного кафе голодная и продрогшая, поставила воду, чтобы закипятить макароны. Телевизор я включала практически с порога, завела привычку не расставаться с пультом. Я уже знала все вечерние телепрограммы, сериалы и шоу на всех каналах, что ловила антенна, провод от которой уходил в отверстие в стене наружу.

Макароны уже начинали закипать, когда лампочка (уже более яркая, замененная мной), вспыхнула еще ярче, и погасла. Телевизор с холодильником, разумеется, тоже потухли, и я на миг застыла, как статуя, слушая затихающее бульканье в кастрюльке. Когда вода стала неподвижной, меня придавила такая тишина, что я автоматически коснулась ушей, проверяя, нет ли в них беруш. В сердце узким ужиком мгновенно заполз ужас, все ширясь и разрастаясь, подобно опухоли. На ватных ногах я подошла к смутно светящемуся в темноте окну и выглянула наружу. Соседние дома, двор — все было залито чернильной темнотой. Блэкаут на весь наш маленький район.

Затылком я почувствовала уже знакомый взгляд, а моей шеи будто коснулись невесомые пальцы. Я почувствовала, что мне не хватает воздуха, но обернуться было гораздо страшнее. Я судорожно пыталась дышать и собиралась с силами, чтобы повернуться, схватить куртку, которую я кинула на диван, когда пришла, и в три прыжка оказаться у двери. Но внезапно за моей спиной послышалось шипение и громкий щелчок, который выбил остаток дыхания из моей груди коротким вскриком. Я обернулась и увидела, что телевизор включился.

Зрелище было настолько абсурдным, что какое-то время я стояла, открыв рот. Света не было во всем районе, а телевизор каким-то образом работал. Я бы ничуть не удивилась в ту секунду, если бы на экране показалась мертвая девочка из фильма «Звонок», но экран показывал другое. Сначала я не поняла, что я вижу, но, разглядев, увидела длинный коридор, с дверями по обе стороны и одной в торце. Волосы зашевелились у меня на голове, когда я поняла, что это напоминает тот коридор, что я прохожу ежедневно перед тем, как зайти в свою квартиру. Двери на экране были закрыты, но вдруг та, что в торце, приоткрылась, и я отпрянула от экрана.

Ощущение, которое преследовало меня в детском кошмаре, накрыло меня ужасом с головой. От картинки на экране веяло потусторонней жутью, да и неудивительно, учитывая, что телевизор работал вопреки всем законам физики. Дрожащей рукой я потянулась к шнуру и изо всех сил дернула его, но картинка на экране даже не мигнула.

Мои ноги подкосились, и я ползком отодвинулась подальше от экрана, уперевшись спиной в диван. Во рту пересохло, сердце колотилось в глотке. Не в силах оторвать взгляд от телевизора, я наблюдала, как в открывшейся на экране двери появился силуэт, который странными маленькими шажками двинулся в сторону камеры. Сначала я не поняла, что с ним не так, но потом до меня дошло, что силуэт двигается спиной вперед.

Нельзя, чтобы оно обернулось. Нельзя смотреть.

Ужас подкинул меня пружиной. Я вскочила на ноги, схватила куртку и кинулась к двери. В закутке-прихожей царил кромешный мрак, и я на ощупь ткнулась туда, где была дверная ручка. Ручки не было, и двери не было. Трясущимися руками я достала из кармана зажигалку, с третьего раза зажгла огонек, и задохнулась.

Двери не было. На ее месте была все та же оклеенная желтыми обоями стена. Я попятилась и принялась водить зажигалкой вдоль стен, пока она не обожгла мне пальцы, и я не выронила ее. Двери не было, ни единого следа. Более того, дверь в санузел тоже пропала. Я бросила беспомощный взгляд на телевизор и торопливо отвернулась, видя, что существо на экране все приближается, постепенно заполняя собой все пространство. Если оно обернется… если оно обернется…

Паника подхлестнула меня, и, не думая ни о чем, я кинулась к окну. Дернула оконную раму, вдохнула ледяной воздух, вскочила на подоконник, и… решетка. Чертова решетка! Вот она здесь зачем!

Я беспомощно вцепилась в прутья, понимая, что не смогу протиснуться сквозь нее. То, что живет в телевизоре, то, что отгоняют глупые телешоу и мыльные оперы, было все ближе, я чувствовала его за спиной. Не дыхание, потому что оно не дышит, и не прикосновение, потому что оно не может коснуться. Я чувствовала лишь ужас, который заставил меня сжаться в комок и упереться лицом в прутья решетки.

Может, если я навалюсь на нее, она выпадет? Что будет со мной, думать не хотелось. Тьма расступалась за моей спиной, я видела отблески экрана, я знала, что если обернусь… мраморные шарики, мраморные…

— Эй, что с тобой? Помощь нужна?

Голос ворвался в мой мозг так внезапно, что я на секунду даже не поняла, что услышала. Разлепив зажмуренные глаза, я посмотрела вниз. Под моим окном стоял мужчина, одетый в куртку с капюшоном, которого я, вроде бы, несколько раз видела во дворе из своего окна. В его руке тлела сигарета.

Я судорожно всхлипнула и полезла в карман куртки, нащупала ключи, разжала пальцы, и они упали на асфальт под окном.

— Пожалуйста, 33 квартира… у меня что-то с дверью… — Мой голос прерывали всхлипы, но, когда мужчина поднял ключи и задрал голову, меня будто прорвало.

— Вытащи меня отсюда, вытащи, прошу! Только не смотри на телевизор! — закричала я, и, закрыв глаза, разрыдалась. Сияние экрана за моей спиной стало таким ярким, что я буквально чувствовала его затылком. Быстрее, быстрее…

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я услышала удар за моей спиной, и через минуту сильные руки сдернули меня с подоконника. Что-то пробормотав, сосед сгреб меня в охапку и потащил прочь из квартиры, как пожарные выносят людей из огня. Я зажмурилась, но когда мы были в прихожей, все же приоткрыла глаза, как Лотова жена, и краем глаза увидела комнату. На моё счастье, холодильник с этого ракурса закрывал телевизор, и прежде, чем я увидела экран, я снова закрыла глаза.

Второй раз я открыла их только тогда, когда запах подъезда остался позади, и я почувствовала свежесть осенней ночи.

— Ты как, все нормально? — сосед подвел меня к лавке и усадил за нее. Я по-прежнему держала куртку, вцепившись в нее омертвевшими пальцами, но, посмотрев на его силуэт в темноте, заливавшей двор, немного пришла в себя и разжала руки. Осторожно натянув куртку, я достала из кармана сигареты. Не говоря ни слова, сосед чиркнул зажигалкой.

Какое-то время мы молча курили. Я не знала этого человека, но он только что спас меня… от чего? Что вообще произошло там? Это было сумасшествие? Галлюцинации? Как объяснить это ему? Я заерзала, и сосед протянул мне руку.

— Кстати, я Владислав.

— Карина.

Я пожала его ладонь, и мы снова замолчали. Наконец, я собралась с силами.

— Владислав, спасибо вам. Я не знаю, что сказать. Там произошло нечто странное, не знаю, как объяснить. Я не наркоманка, не подумайте только…

— Я и не думаю. Об этой квартире все соседи знают, — Владислав щелчком пальцев отправил бычок в кусты. Я повернулась к нему.

— Что знают?

— Ну, тут женщина одна жила несколько лет, в возрасте, одинокая. Сестра той, что теперь квартирантов вроде тебя приводит. Однажды она выпала в окно и сломала шею.

«Она не здесь умерла, не переживай». Вспомнив слова хозяйки, я невольно усмехнулась. Да, она умерла не в квартире, тут ничего не скажешь. Не солгала.

— А потом?

— А потом въехал ее сын, который, оказывается, у нее был, и через три месяца тоже самое. Тоже выпал из окна, выжил, но вроде позвоночник сломал, инвалидом стал. Вроде как тетка за ним и ухаживает теперь, я подробностей не знаю, то у наших бабулек местных спросить надо.

— Решетку вставила Анастасия Павловна, да?

— Это хозяйка нынешняя? Да, она. Сдавать начала эту конуру, но все квартиранты больше месяца не задерживаются. Уж не знаю, что с этой квартирой, но что-то там творится явно, все сбегают сами не свои. Вот и ты…

Холод пробирался под куртку, и я зябко поежилась.

— Там что-то с телевизором. Ты видел, что…

Я обернулась, чтобы посмотреть на окно своей квартиры, но не нашла его. Телевизор больше не работал. Темнота, накрывающая двор, стала еще гуще.

Я повернулась к молчащему Владу, и увидела, что он сидит ко мне спиной. В горле моментально пересохло.

Мне не хотелось, чтобы он оборачивался.

Автор: Кристина Муратова