«Не тронь меня!»

Сложной техники тут не надо.

Да простит мне сейчас квадраты

неизбитой, замысловатой

рифмы жаждущий молодняк:

слов игра в модном рэпе сплошь, но

ни двойной, ни неравносложной

рассказать, увы, невозможно

о квадрате “Не тронь меня!” 

По бумагам — «квадрат», буквально. 

Глыба. 

Куб корабельной стали.

Но достроить не успевали. 

А потом здесь разверзся ад. 

Фрицы с неба по нашим лупят. 

Отвечает им, если грубо, 

рубка без ходовой: обрубок 

метров двадцать на пятьдесят. 

Сплюньте постмодернизм, ребята. 

Вы поэтики, не солдаты, 

вам подай не войну, а баттлы.

Рифмы, мальчики, шлак. Херня. 

Мы пойдём как минёр — на ощупь — 

а не геймер, который, морщась, 

натыкается в World of Warships 

на страницу «Не тронь меня!»

Братским кладбищем бродит ветер. 

Дед, что в Крымскую турок встретил, 

знать не знавший про слово «скрепы», 

броненосцами бредил ты. 

Внук твой, копия Бутакова, 

взял конструкцию за основу. 

Бить противника, но другого, 

и на крыльях — кресты, кресты…

Батарея зениток. Просто 

сердцевина линкора, остов 

на приколе. Железный остров. 

И полметра борта — броня. 

Часть ржавеющей цитадели 

до июня служила целью 

для торпед или в минном деле, 

до того рокового дня, 

как над бухтой Артиллерийской 

мины вдруг расплескали брызги. 

Самый первый удар фашистов,

вой сирены — а город спал. 

Оборона. Теперь — вторая. 

Купина горит, не сгорая, 

и бомбёжкам не видно края: 

возвращайся же в строй, металл. 

Как корабль вы назовёте, 

так и будет служить. На флоте 

от Петра повелось: с почётом 

возрождаются имена. 

Две недели на всю работу 

севастопольскому заводу: 

стала в списке седьмой по счёту 

батарея «Не тронь меня!». 

Клич её — не угроза в битве, 

а из Библии. Звук молитвы. 

Так, воскреснув, сказал Спаситель

причитающим: да, не тронь, 

не коснись, от Отца до Сына 

дух пребудет неопалимым, 

не рыдай меня, Магдалина, 

ухожу в небеса. 

«Огоооооооонь!» 

Бьётся сердце стальное, бьётся. 

Раздобыли вам краснофлотцы 

якорь царского броненосца — 

всё, что славно, в цехах хранят — 

от «Марии-императрицы»: 

принимай, «квадрат». Пригодится, 

чтобы в шторм по волне не рыскать, 

чтоб сражалась «Не тронь меня!».

Пропоют: ба-та-ре-ю к бо-ю! 

По сигналу в поход готовят, 

и буксир отдаёт швартовы — 

и к Бельбеку, за бонный строй. 

Тут, на точке, на старый якорь 

в отведённом тебе квадрате 

встань и стой, 

не сдаваясь, 

насмерть, 

принимая неравный бой. 

По люфтваффе летят снаряды, 

а к подлодкам они ныряют. 

Дни и ночи одна команда: 

не жалей для врагов огня! 

«Штук» подбитых пылают трупы, 

смят волной парашютный купол. 

Огрызается, стиснув зубы, 

батарея: не трррррррронь меня! 

Немцы, что ваш хвалёный «Бисмарк»? 

Никакой из его зениток 

ни один самолёт не сбить, и 

толку, что их у вас полста? 

Наших — семь. Да три пулемёта. 

Но наводим жуть на пилотов. 

Нас заносят в книгу рекордов: 

мы — не взятая высота!

Вспоминал штурмовик Ефимов, 

как ему прикрывали спину: 

сзади «мессеры», значит, ринусь 

к батарее, штурвал клоня 

от себя. В небе визг и вопль

и винтов, и горящих сопел — 

кровью сплёвывал Севастополь 

исступлённо: не тронь меня!

С Херсонесским аэродромом 

до последнего в обороне. 

А убитых в воде хоронят. 

Корпус цвета морской волны 

потемнеет от близких взрывов. 

Дым клубами, и море — дыбом. 

Батарея неуязвима: 

меткий 

чёрный 

квадрат

войны. 

…Мир настанет. У стенки Минной

ждут матросы и командиры.

Раздаётся команда: «Смирррно!

Головные уборы снять!» 

Бескозырки в руках, фуражки — 

в память о канонирах павших. 

На буксирах, последним маршем,

в бухту входит «Не тронь меня!» 

Нас обнимут родные ветры. 

Мы могли бы сказать и рэпом, 

разумеется. Но об этом — 

слог чеканя, 

как нерв звеня — 

можно

только

стальным

квадратом. 

Так мы молимся: 

брат за брата, 

внук за деда, чьё имя свято, 

заклиная — не тронь меня!