«Людям так легче, убедили себя, что подыхают за идею». Большой разговор с военными о настроениях в российской и украинской армиях
VolyaТекст: телеграм-канал «Воля»
Мы поговорили с несколькими российскими и украинскими офицерами, задав им идентичные вопросы, чтобы понять, какие настроения и ожидания царят в обеих армиях. Имена некоторых собеседников изменены по их просьбе, звания и рода войск указаны без изменений.
ВС РФ
Александр Р. 42 года. Краснодарский край. Воюет на Востоке Украины с середины апреля. Майор, командир танкового подразделения
— Почему вы принимаете участие в боевых действиях?
— Я кадровый офицер. В армию пошел осознанно. Есть приказ — я его выполняю. Раз нас сюда отправили, значит на то были причины, в которые нам вдаваться нет смысла, потому что мы не обладаем полнотой информации.
— Насколько эта война соответствовала вашим ожиданиям и представлениям о военном конфликте?
— Я воевал в Чечне, был в командировке в Сирии. В общем, все войны одинаковые, но здесь масштаб больше. Мы воюем с настоящей армией, не с боевиками. Здесь больше бардака и неорганизованности с нашей стороны, чем было в Чечне и Сирии. Даже не так. Здесь за каждый просчет, каждую ошибку, сразу наказывают укры. Я своим офицерам и солдатам говорю, если хотите выжить и решить боевую задачу, делайте все на максимуме. Ты где-то не доглядел, не додумал, не докрутил, сделал на отъ…бись — тебя убили. И хер с тобой, но убили твоих товарищей. С личным составом получается так работать, с вышестоящим начальством — нет. Большая часть наших потерь от того, что генералы, офицеры выполняют свою работу на отъ..бись. Так в армии всегда было. Раньше у меня были надежды, что это изменится, если начнется война. Сейчас я думаю, что какие-то изменения если и будут, то еще через полгода примерно, когда мы за них заплатим еще большую кровавую цену.
— Какие настроения в вашем подразделении, какова мотивация солдат и офицеров?
— День пережили и ладно. У меня есть и контрактники и срочники, которых перевели на контракт перед отправкой сюда. Я еще в России поговорил с офицерами, а они с личным составом. Тем, кто ехать не хотел, мы дали возможность остаться в России. Их было несколько человек, их заменили теми, кто был готов, но не попадал в наше подразделение. Воюем. Хотелось бы, чтобы уже заняли бы Донецкую и Луганскую области и на этом закончилось все. Этого мы ждем, на это надеемся и прикладываем усилия. Настроение у всех нормальное, рабочее. Когда потери, то тяжело, но все понимают, что идет война, а на ней без потерь никак. Успокаивает, что если убьют, семья не останется на улице, компенсации хватит, чтобы обеспечить жизнь детям, жене. Не хотелось бы, но всякое может быть.
— Как изменился ваш настрой и настроение в вашем подразделении по сравнению с началом войны?
— Стало понятно, что здесь будет трудно. Что это настоящая война. Из-за этого я сам стал серьезнее и личный состав мой тоже весь посуровел. Поначалу было больше раздолбайства. Я приучаю своих, что война — это работа, на которой могут убить. До первых потерь этого никак не могли понять многие. Теперь поняли. Можно сказать, что мы, конкретно мое подразделение, мрачное и серьезное стало. Сосредоточенное.
— Чего вы хотите добиться в результате боевых действий?
— Выполнить боевые задачи, сохранив побольше своих солдат и офицеров. Живым остаться и не калекой. Получить боевые, получить полковника. У меня нет мечты захватить Киев или там Львов. Я хочу выполнить приказ, вернуть домой моих ребят и вернуться самому.
— Каков ваш прогноз дальнейшего хода боевых действий?
— К концу июля мы вернем себе Донецкую область. Перейдем в оборону. Думаю, что там политики уже будут договариваться, чтобы именно война закончилась. К концу лета это должно закончиться. Примут украинцы эти условия? Не знаю. Не примут, будем снова воевать.
— Что вы думаете о противнике?
— У хохлов хорошая армия. Мне рассказывали товарищи, кто в 2014 году ездил сюда воевать, что ихняя ВСУ как наша армия в 90-е. Сейчас я вижу, что все сильно изменилось. Там меньше бардака, чем у нас, лучше снабжение. Много современного оружия. Очень хорошие артиллеристы. Умело поставлена разведка. Пехота у них слабовата стала, в апреле-мае были части получше, но их выбили, похоже. Сейчас пехота так себе, примерно как у нас, может даже хуже. Но, если это недавно сформированные части, то хохлы молодцы, потому что у нас за месяц-два даже так людей не смогли бы выучить. Дерутся они хорошо, людей стараются беречь. Я не ожидал, что они такие, боевитые, что ли.
Вячеслав К. 39 лет. Кемерово. Воюет в Украине с марта, с мая на Юге страны. Капитан, командир мотострелковой роты
— Почему вы принимаете участие в боевых действиях?
— Была муд..цкая мысль заработать. Я вообще-то офицер связи. В армии остался еще со срочной службы, моя задача обеспечивать радиоперехват, радиоэлектронную борьбу. Это не самая опасная работа, как мне казалось. В боевых действиях я участия до этого почти не принимал, один раз ездил в Сирию, там два с половиной месяца провел, один раз только под минометный обстрел попал, но цел остался. Перед отправкой сюда у нас командир части офицеров позвал на беседу. Объяснил — кто поедет, сможет рассчитывать на боевые, на премии и повышение, плюс суточные и другие выплаты. Тем, кто завязался с ипотекой пообещали покрыть платеж, если осталось меньше 30%, Я посоветовался с супругой. У нас дочь поступать будет в следующем году. Чтобы ей в Питере устроиться — нужны деньги. Здесь я мог их заработать за три месяца. Так тогда казалось. Ну и поехал. Еще до ленточки офицеров из нашей части раскидали по другим подразделениям и я вместо РЭБ и связи стал командиром роты мотострелков. Хотел отказаться, но решил, что попробую сначала. Теперь отказаться не могу, есть ответственность перед своими солдатами.
— Насколько эта война соответствовала вашим ожиданиям и представлениям о военном конфликте?
— Вообще другое. Я первый месяц пытался разобраться, что вообще происходит. Нас то в одну точку бросали, то в другую. Дважды попадали в марте под обстрел собственной артиллерии и танков. Слава богу, никто не погиб. К апрелю разобрался немного, освоился. Пошли какие-то осмысленные задачи. Мне повезло с офицерами в роте, много с боевым опытом. Солдат быстро подтянули за счет этого. По сравнению с другими подразделениями у нас потери минимальные были до июня. Если подумать, то я вообще не ожидал, что будет такая война. Нам говорили, что ВСУ не будет сопротивляться, а они нам жопу поджигают регулярно тут. Сейчас бы, зная, что тут происходит, я бы не поехал.
— Какие настроения в вашем подразделении, какова мотивация солдат и офицеров?
— Мы в июне потеряли [около 30] двухсотыми и еще [больше 40] трехсотыми. Попали под артбострел плотно. Вот после этого настроение было подавленное у всех. Несколько человек рапорта написали, но пока ждут еще. Все крепко задумались, какого мы тут делаем. Как-то отрезвели что ли. Все, что нам говорили до отправки, что говорили тут в первые месяцы — все оказалось совсем не так. Мотивация у всех основная — выжить и дома оказаться. Пара человек из офицеров надеются отличиться, чтобы дальше карьеру в России делать. Большинство просто ждет, когда нас поменяют, а с этим проблемы. Мотивация есть, когда на боевые идем. Тогда все друг за друга держатся. Знают уже все, что иначе не выживут. Так что мотивация у нас как у выживальщиков. Никаких тут идей великих нет.
— Как изменился ваш настрой и настроение в вашем подразделении по сравнению с началом войны?
— Ну вот большие потери очень сильно сказались. Поначалу мы в боях не особо участвовали. Были разговоры среди ребят, что интересно было бы Киев посмотреть, Одессу, на море побывать. Потом, когда на передке побыли, когда первых трехсотых получили, первых двухсотых, была злость. У нас потери были от снайперов и от минометов поначалу. Вот была злость на них. Пытались достать того снайпера. Накрыли минометчиков. А после июня, когда почти полроты за пять минут легло, как-то весь задор боевой ушел. И злость ушла. Есть ощущение какой-то безнадежности. У солдат тоже. Нельзя столько времени держать на передовой. Нужен отдых людям, иначе наступает отупение, когда всем уже все равно. Это приводит к потерям и к тому, что мы просто потеряем боеспособность. Уже потеряли.
— Чего вы хотите добиться в результате боевых действий?
— Изначально хотел заработать. Теперь — только выжить. Если вы про то, надо мне Украину захватить — нет не надо. Был бы умным, нашел бы работу не в армии. Я вообще не понимаю, как дальше мне жить. Потому что у меня отношения с женой испортились. Мы когда после того обстрела созвонились, мне показалось, что она как-то разочарована была, что я не ранен. Все время говорила про тех, кого ранили из моей части, какие им компенсации выплатили. Поругались, с тех пор не разговаривали ни разу. И не хочу. Не знаю, о чем говорить, если человек так себя показал. Получается я сюда поехал заработать на жизнь ребенку и на семейную старость, а теперь вообще непонятно, есть у меня какое-то будущее или нет.
— Каков ваш прогноз дальнейшего хода боевых действий?
— У нас все ждут контрнаступления украинцев. Либо наши пойдут вперед с севера, либо укры тут ударят. Если наши не пойдут, то нам здесь пи...дец. По всему видно, что они накопили сил. Пока все ждут, кто первым начнет. Если не будет политического решения, то война будет долгой. Укры не остановятся, пока не заберут обратно все, что мы успели захватить, наши будут упираться. Это большая и долгая война будет.
— Что вы думаете о противнике?
— Сильная армия. Есть большая мотивация у них, за свое воюют. Я несколько раз общался с их офицерами, когда мы ребят меняли. Тут есть такая практика, когда пленных берут, никуда не отправляют, нормально содержат, чтобы быстро поменять на своих, если попадутся. Вот на таких обменах поговорили немного. Первый раз меня удивило, что они экипированы лучше, увереннее как-то в целом. А во второй накрыло, что они знают за что воюют, а я нет. Такое ощущение силы и правоты не за тобой, а за противником. Очень странное чувство было. Неприятное.
Роман М. 40 лет. Самарская область. Воюет на Востоке Украины с апреля. Капитан, реактивная артиллерия
— Почему вы принимаете участие в боевых действиях?
— Защищаю страну от внешней угрозы. Поехал сам, не хотел сидеть в части, когда такое происходит. Выполняю свой долг.
— Насколько эта война соответствовала вашим ожиданиям и представлениям о военном конфликте?
— В целом, соответствует. Я уже послушал тех, кто возвращался с СВО. Это третья моя война. До этого была Чечня и потом Грузия. Здесь потруднее. Масштабно применяется артиллерия и авиация и нами и противником. Мы здесь впервые воюем с НАТО, это не просто, но справляемся. По мирным мы не стреляем, но это война, ими прикрываются, поэтому есть жертвы среди мирного населения. Но я почти не видел результатов нашей стрельбы. Мы же РСЗО. Отстрелялись, сменили позицию, получили сведения о результатах. Мне не докладывали, что мы там жилой квартал уничтожили или больницу.
— Какие настроения в вашем подразделении, какова мотивация солдат и офицеров?
— Вся выполняют поставленные боевые задачи. У нас почти каждую неделю есть короткие занятия с личным составом, присылают методические материалы из штаба, там объясняется, почему мы здесь воюем, рассказывается о преступлениях против русских, против мирного населения, которые совершают националисты. Я не видел нацистов, нет. Но слышал про их преступления много. Не вижу смысла командованию нам врать. Взрослые люди все, поймем, если будут врать. Нас стараются распропагандировать западные силы. Вы вот пытаетесь. Это нормально, что в такой обстановке до офицеров и солдат доводят правильную информацию. Может где-то немного утрированную. Иначе будет как в Первую мировую, когда солдаты братались с противником. Армия должна быть сильной, а ее сила в уверенности в своей правоте.
— Как изменился ваш настрой и настроение в вашем подразделении по сравнению с началом войны?
— Есть некоторое разочарование, что медленно продвигаемся вперед. Но это продиктовано сильным сопротивлением. Недооценили противника, не ждали, что так быстро включится НАТО. Вы правда думаете, что мы только с ВСУ воюем? Я не видел натовских солдат сам, но знаю, что брали в плен англичан, норвежца, французов, поляков, американца. Они из стран НАТО, у меня тут сомнений нет никаких. И разговоры все в своем подразделении я пресекаю сразу. Нужно заниматься делом, а не болтовней.
Тех, кто начинает сомневаться, вопросы задавать или отказывается подчиняться, я отправляю в тыл. Такие появляются. Люди слабые, им страшно, поэтому многие прикрываются какими-то ложными представлениями о совести и морали.
— Чего вы хотите добиться в результате боевых действий?
— Победы. Нам нужно остановить НАТО здесь. Вернуть Украину в состав страны, как это было всегда. Надо заставить Европу и Америку считаться с Россией, отбить у них желание на нас нападать. Для этого нужна победа на Украине. Желательно полная победа. Это для меня освобождение Харькова, Одессы, Днепропетровска, Киева. Можно оставить им Львов и Франковск, там традиционно были враги России.
— Каков ваш прогноз дальнейшего хода боевых действий?
— Я выполняю свои задачи, прогнозы дает командование. Будем воевать до победы.
— Что вы думаете о противнике?
— Хорошо подготовленная армия. По мере того, как они будут нести потери, нам будет легче их разбить, потому что новые подразделения будут очевидно слабее.
Кирилл В. 37 лет. Московская область. В Украине с апреля. Майор. Офицер штаба
— Почему вы принимаете участие в боевых действиях?
— Строго говоря, я в них не особенно принимаю участие. Мотаюсь между Ростовом и Купянском. Почему поехал сюда, посчитал, что это даст мне возможность продвинуть карьеру.
— Насколько эта война соответствовала вашим ожиданиям и представлениям о военном конфликте?
— Не соответствовала совсем. Это моя первая война. До этого принимал участия только в учениях. Там все было четко и организованно. Здесь какой-то пи..дец. Никто не может нормально организовать примерно ничего. Приказы теряются, исполняются с точностью до наоборот. В штабе все ведут какие-то свои игры за место повыше, подставляют друг друга. Это приводит к потерям, к трате ресурсов и времени. Я не ожидал, что война — это бессмысленная суета.
— Какие настроения в вашем подразделении, какова мотивация солдат и офицеров?
— У меня нет как такового подразделения, я закреплен за штабом. Настроения не бодрые. Упаднические настроения. К моменту, когда я прибыл, война шла уже больше месяца. Я как раз попал в тот момент, когда только что отказались от первоначального плана. Провалили его и отказались. А второго плана не было. Часть офицеров и генералов скрежетали зубами, что надо было продолжать, часть, что надо было изначально действовать иначе. Положились на якобы разведданные, на работу в тылу, а она не велась или велась так, что мы ее не заметили. Сейчас не лучше ситуация и атмосфера. В Москве, знаю, что сообщают об успехах, но на самом деле все сейчас на тоненькой держится. У меня лично ощущение, что меня обманули. Я рассчитывал увидеть талантливых военачальников, опытных командиров, подготовленные и мотивированные войска. По факту долбо..б на долбо..бе и замученные, усталые офицеры, которые командуют подразделениями на передке. Может это так во всех армиях, но мне кажется, что в нашей особенно. Я совсем не такого ожидал. Полное ощущение, что никто не знает, что делать, есть только краткосрочные планы и большой страх получить по голове из Москвы, если что-то пойдет не так.
— Как изменился ваш настрой и настроение в вашем подразделении по сравнению с началом войны?
— Ну я сразу попал в атмосферу хаоса и разочарования. Ничего с тех пор не поменялось. Генералы могут ходить довольными, когда им цацку дадут на грудь за успешно взятое что-нибудь. Но те, кто делает реальную работу, только за головы хватаются. Приходится латать дыры каждый день. Здесь нет топлива, там снарядов, тут артиллерии. После уничтожения складов снарядов нет почти нигде. Любой провал тут же сваливают с генеральских плеч на нижестоящих офицеров. Ну и постоянный мат. Особенно при Дворникове было. Но и сейчас не лучше. Его и в мирное время много было, но сейчас особенно. Дворников вообще не матом только зевал.
— Чего вы хотите добиться в результате боевых действий?
— Я теперь считаю, что было бы правильно свернуть это все скорее и вывести войска со всей территории Украины. Понимаю, что так никто не сделает, но это было бы тем, чего я хотел добиться. В штабах много офицеров с боевым опытом, много тех, кто изначально понимал бредовость этого нападения. После общения с такими людьми видишь лживость и кретинизм пропаганды, которая топорна и действует только на колхозников-рядовых и таких же колхозников-контрактников, которые ими командуют. Объяснить тут кому-то что-то невозможно. Я теперь хочу уволиться из армии, чтобы быть подальше от всего этого.
— Каков ваш прогноз дальнейшего хода боевых действий?
— Сейчас обе стороны ждут, кто ударит первым и где. Наши боятся опять получить по рылу. Это такой главный страх. Украинцы ждут, где мы ударим, чтобы этот удар парировать и ударить потом самим. Сроки, которые назывались еще в конце мая — вышли. Наступления на севере нет пока, но войска то там стоят. Посмотрим.
— Что вы думаете о противнике?
— Что я бы хотел служить в их армии, а не в нашей. Потому что они знают, что делают. У нас много случайных людей. Тех, кто приехал карьеру делать, денег срубить. Все больше из них сами себя убеждают, что решают здесь какие-то нееб..ческие задачи, защищают Русь. Людям так легче, сами себя убедили, что подыхают за идею. Все себя в чем-то убеждают. Украинцам себя убеждать ни в чем не надо.
ВСУ
Анатолий К. 32 года. Киевская область. Воюет с 24 февраля. Капитан. Артиллерист
— Почему вы принимаете участие в боевых действиях?
— Потому что я защищаю свою страну. Я пошел в армию после захвата Крыма и начала АТО. Знаете, до 2014 года я как-то не думал о военной карьере, хотя у меня дед военный, артиллерист, как и я теперь. Все детство прошло в его рассказах об истории, о том, как он в Афганистане воевал. Мне лет с 14 казалось, что военные в новом мире не нужны. Кто с кем будет воевать. Армия не вызывала никаких эмоций, кроме отвращения. Но после Крыма, после начала АТО, после Иловайска, я понял, что в армии, которая решает реальные задачи, которая защищает действительно свою страну я хочу и могу служить.
— Насколько эта война соответствовала вашим ожиданиям и представлениям о военном конфликте?
— Меня очень удивили две вещи. Первая — бессмысленная тактика русских в самом начале. Вторая — жестокость и цинизм с которыми наносятся удары по нашим городам, по людям. Честно говоря, я думал, что если Россия нападет всерьез, то у нас будут большие проблемы, что придется отступать с первого дня, потому что силы несопоставимы. Но мы удержались и в начале, держимся и теперь. Вот это удивило, враг оказался не так страшен, каким казался до войны.
— Какие настроения в вашем подразделении, какова мотивация солдат и офицеров?
— Мотивация у всех примерно одинаковая. Мы защищаем свою страну. У нескольких моих солдат погибли родственники, друзья, поэтому добавилась еще и ненависть. Не в смысле, что мы будем резать пленных, но мы все хотим нанести максимальный урон русским войскам. Выбить побольше техники, живой силы. Это добавляет нам уверенности. Понимание, что если не мы, то никто не сделает эту работу.
— Как изменился ваш настрой и настроение в вашем подразделении по сравнению с началом войны?
— Стали увереннее, профессиональнее, осваиваем новые орудия, новые принципы ведения боя. Война отличается от учений, от теории. Нужно быстрее думать, быстрее принимать решения и не поддаваться эмоциям. Поначалу было нервно. После того, как мы за первые две недели, не понеся потерь, раздолбали больше 20 единиц русской техники, стали увереннее в себе. Когда вся эта орда свалила с Киевщины, Черниговщины и Сумщины, мы между собой просто поняли, что можем победить. Этот настрой не поменялся. Стало интереснее, потому что осваиваем новую технику сейчас. Мне нравится артиллерия, нравится моя работа. И тем, кто со мной служит тоже.
— Чего вы хотите добиться в результате боевых действий?
— Полного освобождения всех захваченных украинских территорий. Да, Крым тоже должен быть освобожден. А дальше будет видно. Я не верю, что после такого Путин остановится и запросит мира. Значит, будем бить его и его армию до тех пор, пока не сдадутся. Я против того, чтобы мы воевали за пределами своей страны. Да и сил не хватит. Но любая попытка пересечь наши границы должна быть пресечена, а оккупанты уничтожены.
— Каков ваш прогноз дальнейшего хода боевых действий?
— Ждем сейчас активных действий. Либо русские пойдут вперед и будем их останавливать, либо пойдем мы и они нас не остановят. Они много сил потратили впустую. Да, продвинулись на востоке, но завязли там. Потеряли много людей и техники. А мы накопили резерв, в том числе, наконец, решились проблемы с боекомплектами. Думаю, будем воевать дальше. Сколько — не знаю, полгода-год почти наверняка.
— Что вы думаете о противнике?
— Не знаю, стараюсь не думать о нем в каком-то другом качестве, кроме цели. Я пытался поговорить с пленными несколько раз. Пытался понять, зачем они к нам пришли. Хотел разобраться, это подневольные люди или они реально верят в нацистов, бандеровцев, в НАТО, которое тут с ними воюет. Понял, что не могу с ними разговаривать. Они в плену жалкие и запуганные. Говорят одно и тоже. Ехали на учения, ничего не знаем, мы раскаиваемся. Но я понимаю, что, окажись у них в плену я, разговор был бы другим. Потом будем разбираться, после войны. Сейчас я вижу в них только цель для себя и своих ребят. Они оказались слабее, чем мы думали.
Юрий Б. 34 года. Харьковская область. Воюет с 24 февраля. Капитан. Командир разведки, десантно-штурмовая бригада
— Почему вы принимаете участие в боевых действиях?
— Я защищаю свою землю, своих людей, свой образ жизни, право жить в той стране, в которой я родился, вырос и хочу жить дальше. Я в 2014-м насмотрелся на «Русский мир», когда у нас в Харькове события были. Наслушался потом от тех, кто выбрался с Донбасса, с Крыма. С 25 лет пошел служить, с 28 попал в разведчики.
— Насколько эта война соответствовала вашим ожиданиям и представлениям о военном конфликте?
— Я до последнего не верил, что будет война. Думал, что пугают, что шантажируют. Старшие офицеры говорили, что война будет, что готовится вторжение. Но не верилось тогда. До 18 февраля, когда ситуация в ОРДЛО резко ухудшилась, не верилось. В первые недели было удивление от того, как воюет российская армия. Хотя было и жутко от массированных ударов по городам. Перед первым боем потрясывало, не знал, как оно будет. Рисовал всякие картинки в голове жуткие. С танками, которые меня переедут. Но все прошло быстро и без танков даже. Я не знаю, в кино война иначе выглядит, организованнее что ли. Тут все иначе. Все постоянно меняется. Может это странно, но мне даже нравится. Не то, что люди гибнут, но то, что я хорошо научился делать свою работу.
— Какие настроения в вашем подразделении, какова мотивация солдат и офицеров?
— У всех примерно одинаковая. Мы должны отстоять свою страну. У тех, кто потерял семью, родителей, жен или детей, есть дополнительный мотив. Мои живы все, уехали, пришлось долго уговаривать, чтобы уехали из Харькова. Еле убедил, впервые даже наорал на родителей. Послушались. До сих пор извиняюсь, когда созваниваемся. Настроение нормальное у нас. Усталость накопилась. Обидно было, что оставили Северодонецк, Лисичанск. Тяжело было, когда по огневой мощи нас начали превосходить. Тяжело под обстрелами плотными. Может в июне было ощущение, что можем надломиться. Но прошло. Нам дали передышку, пополнили. Это пошло на пользу. Все успокоились немного. На истерике воевать нельзя. На ненависти тоже. Либо ты очень сильно боишься, либо очень сильно не боишься. И то, и другое — плохо, потому что воевать начинаешь хуже. Сейчас есть спокойная уверенность, что мы справимся.
— Как изменился ваш настрой и настроение в вашем подразделении по сравнению с началом войны?
— Я же говорю, что усталость накопилась приличная. Мы стали как-то осознанно воевать. Учимся дальше. Война быстро учит, если в живых остаешься. Теплее друг к другу относиться стали. Ушли какие-то конфликты, которые до войны были, чисто бытовые. Ты смотришь, как твой побратим показывает себя в бою, как ведет, что делает. И ты ему готов простить и забыть какие-то вещи, которые тебя раньше бесили. Ну и он тебе тоже. Появилось чувство такое, как к братьям. До войны как было, чуть заболел, сразу такой, ой, все, лечите меня, не трогайте. А сейчас даже если зацепило слегка, то все не хотят уходить, стараются в строю остаться.
— Чего вы хотите добиться в результате боевых действий?
— Победы. Освобождения всех оккупированных территорий. Отдельно хочу потом приехать в Севастополь и поговорить с двоюродным братом, который там остался и прямо перед войной мне писал, что я не ту сторону выбрал. Интересно будет на него посмотреть.
— Каков ваш прогноз дальнейшего хода боевых действий?
— Это надолго. Будем наступать. Где, не скажу. Но будем обязательно.
— Что вы думаете о противнике?
— Мне жалко тех, кого загнали воевать насильно. Совсем не жалко чеченов и наемников, осетинов, росгвардию. Тех наших, кто перебежал на другую сторону тоже не жалко, брезгливо от них. Ненависти у меня нет. Я не считаю всех русских врагами, знаю, что есть нормальные люди. С той стороны есть те, кто умеет воевать, есть совсем ни о чем. Но пулю или снаряд можно схватить от кого угодно. Не знаю даже. Ничего я о них не думаю, кроме того, что надо делать свою работу и победить. Это будет трудно.
Павел С. 43 года. Донецкая область. Воюет с марта. Полковник, офицер штаба группы войск
— Почему вы принимаете участие в боевых действиях?
— Когда все началось, я был заграницей. Учился. Квалификацию повышал. Сразу вернулся по месту службы. Я знал, что так будет. Как знал, предполагал, конечно. Каких-то других вариантов для себя не видел, если начнется. Давно с женой обсудили, что в этом случае она поедет к родне в NN (город на западе Украины), а я буду воевать. Мы еще весной 2014-го уехали из N (город в Донецкой области, впоследствии ставший частью ДНР), так что быстро уезжать стало семейной традицией. Надеюсь, после этой войны забудем про нее наконец.
— Насколько эта война соответствовала вашим ожиданиям и представлениям о военном конфликте?
— Тут и соответствовала, и нет. Я ждал чего-то такого. Но мне представлялось все немного иначе. Мощнее как-то, осмысленнее со стороны РФ. Что потом началось, в апреле уже, когда начали находить мирных убитых на освобожденных территориях… Я этого и ждал, и все равно не верил, когда узнал. Не в то, что русские так не могут. Так все могут. Что это придет снова в наш дом. Вроде я уже и в АТО много чего видел, когда был. Все равно первые дни после новостей из Бучи, Ирпеня, Гостомеля, Бородянки ходил каждый раз как в тумане. Также было в 2014-м, когда родной город превращался на глазах непонятно во что. Наверное, все-таки, не ожидал, что война будет настолько жестокой.
— Какие настроения в вашем подразделении, какова мотивация солдат и офицеров?
— У меня подразделение специфическое, несколько офицеров и я. Все взрослые уже мужики. Как-то с самого начала повелось, что мы больше работаем, а не говорим. Мы больше про войну, про конкретные задачи. Деятельные все слишком. И настрой такой же. Мы все семейные, все отправили своих по родне, только у одного в Киеве мать осталась. Отказалась уезжать наотрез. Так что хотя бы не вздрагиваем из-за жен да детей, когда летит по городам. Рабочий настрой. И легко работается еще, когда знаешь, что на кону стоит.
— Как изменился ваш настрой и настроение в вашем подразделении по сравнению с началом войны?
— Да волнами как-то. Отбились сначала, подъем был. Потом осознали, что потеряли Херсон, потом Мариуполь, потом эти поражения на востоке. Вроде все правильно сделали, но рассчитывали же, что удастся там дольше задержать. Вот после этого было тяжело. И во время тоже. Потому что ты не можешь вроде повлиять на все. На снарядный голод, на то, что артиллерию надо беречь, а все равно где-то чувство, что недоработал именно ты. Мы тогда посидели, поговорили между собой. Разобрали это, психологи прямо. Клуб анонимных алкоголиков почти. Решили, что надо не себя винить там, где твоей вины нет, а работать так, чтобы ни к чему сам к себе придраться не мог. Даже если устал, даже если уже не соображаешь. Взрослее мы стали, наверное. Хотя и были не мальчишки.
— Чего вы хотите добиться в результате боевых действий?
— Нанести русским такие потери, чтобы они навсегда забыли, что можно сюда ходить силу показывать. Я же дончанин, сам себя много раз ловил на том раньше, что снисходительно относился к Украине. Вот есть Россия, там все всерьез и большое, а у нас так. Потом это отношение изменилось у меня. Но у русских то оно такое и осталось. Чего там, хохлы какие-то, смешно говорят, гэкают, армии у них нет, в Раде дерутся, президент — актер. Теперь узнали, что армия есть. Что ваш чекист нашему артисту на цыпочках по пояс будет. Я вижу, надеюсь, что меня зрение не обманывает, что у нас сейчас рождается настоящая страна. Сплоченная, стойкая, с шансами на будущее, которое мы в такой крови себе заработали, что никому уже его не отдадим и сами не проср..м. Можем конечно, мы способные по этой части. Но не должны. Вот я этого и хочу. Чтобы Украина вышла из войны целой, сильной, самостоятельной и уверенной в себе страной. Чтобы могли гордиться люди, что они украинцы и украинки.
— Каков ваш прогноз дальнейшего хода боевых действий?
— Мне видится, что это все пока начало большой войны. Может не мировой, но большой. Путин не успокоится. Он будет лезть на нас, на Литву, на Эстонию, еще куда. Он думает, что в Европе все слюнтяи, соплежуи. Он ведет себя как игрок, значит будет ставить все на одну карту, лезть дальше. Втянет этим в войну Польшу, Прибалтику. Чтобы его остановить недостаточно освободить Украину, его нужно угомонить навсегда. И он сам на это нарывается. Считаю, что нарвется непременно. Война на несколько лет растянется. И Украина не останется единственным театром военных действий. Уже осенью, мне кажется, будет эскалация.
— Что вы думаете о противнике?
— Что проср…ли не только страну, как все любили говорить, но и армию тоже. Точнее, растащили всю. У вас есть опытные офицеры, командиры рот, бригад, но нет генералов, нет школы и подготовки. Много техники, много ресурсов — это да. И еще, русские быстро учатся. В этом я вижу возможные сложности для нас и для наших союзников. Это ж такой любимый вид спорта, сначала все проср..ть, а потом героически исправлять.
========
Подписаться на наш канал: https://t.me/volyamedia
«Воля» в Твиттере: https://twitter.com/Volya_media
Наши тексты появляются благодаря вашей поддержке. Если они вам нравятся, помогите нам.
- Для читателей из России: перевод на российскую банковскую карту. Номер карты: 2200 7001 5709 1678
- Для читателей из других стран: подписка на Patreon.
- Криптосчета для поддержки «Воли»:
BTC
bc1qlg9pu2npe8ckjuu4gfvgsfexpgsvekcjfkqndg
ETH
0xF51456ed3e0Ef1086538fcEf6511206b9B1A9eEF
Doge
DLpUA83easoLTqeP9hkdYVGHaUxHFASTQn
Zcash
t1YEJBkiFy6WbBG61P1YBEYj5dJNCQaiuFr
Как сделать перевод в криптовалюте, рассказываем здесь.