Настоящий профессор

Когда в феврале 1963-го года хоронили Андрея Григорьевича Савиных, к его дому в самом центре Томска, на пересечении улиц Красноармейской и Кирова, прилетела попрощаться… сова. Девятилетняя внучка Александра, которую не взяли на кладбище, своими глазами видела её на балконе. Таежная птица, обычно спящая зимой, сидела на балконе у опустевшего кабинета великого врача, с фамилией которого была странно созвучна и даже немного похожа. Тот же спокойный и серьезный взгляд, тот же крючковатый нос, который невесть как, вместе с высоким ростом, достался вятским отходникам с древней славянской фамилией. В судьбе Савиных вообще  было столько развилок, что диву даешься, какими способами судьба направляла крестьянского сына в медицину.

Куда бросала молодость

Андрей Григорьевич Савиных родился в 1888-ом году, когда набрали курс на первый, Медицинский факультет императорского Томского университета. Но в той вятской деревне, откуда семья Савиных уезжала в Сибирь в поисках лучшей доли, об этом знать не знали. Остановились для начала в Тобольске. Мальчик Андрейка в 9 лет был уже знатным смолокуром. Хвойная смола в то время была единственной доступной влагозащитой для деревянных лодок и построек. От отца унаследовал мастеровитые руки, которые потом пригодились не только в хирургии, но и в производстве уникального хирургического инструмента. Токарный станок стоял в домашнем кабинете Савиных до последних дней!

Молодого парня отец видел священником и отдал учиться в духовную семинарию. Сам Андрей мечтал работать агрономом. Но мать, Матрена Игнатьевна, тайно отправила уже взрослого 25-летнего сына учиться в Томский университет. Во-первых, он был практически единственным университетом (Юрьев-Тарту был очень далеко), куда могли поступать семинаристы. Во-вторых, сыну речного капитана полагалась скидка на проезд речным транспортом: из Тобольска в Томск ходили пароходы. Почему из двух факультетов университета – медицинского и юридического – был выбран медицинский, тоже понятно. Андрей Савиных мечтал стать агрономом и хотел перевестись в Петровско-Разумовскую (ныне Тимирязевская) сельскохозяйственную академию. Медицина была ближе к земле, чем юриспруденция.

Но уже через год об агрономии пришлось забыть: началась Первая мировая война. Новый друг по охоте и рыбалке, фельдшер и тезка Андрей Григорьевич Хомченко посоветовал обратить внимание на хирургию и в честь поступления на медицинский факультет подарил костяной стетоскоп, который Савиных потом всегда хранил на рабочем столе. Где он сейчас? Тогда же состоялось еще одно важное знакомство с главой тобольского землячества в университете – Алексеем Ивановичем Верховинским. Он пристроил великовозрастного студента без стипендии воспитателем в детский приют святого Владимира. В нем содержались дети томских арестантов. Там уже работала воспитателем сестра Верховинского, Мария Ивановна, с которой 15 мая 1915-го года студент второго курса Андрей Савиных обвенчается в приютской церкви.

За 15 рублей в месяц вместе с дровами и стиркой белья студент Савиных поднимал воспитанников приюта, а вечером помогал готовить уроки и укладывал спать. Один из воспитанников вспоминал: «Мы боялись и обожали Андрея Григорьевича. Очень любили с ним ходить в лес. Он необыкновенно увлекательно рассказывал о повадках птиц и зверей…»

Между первой и второй русской революцией 1917-го года Андрей Савиных получает диплом врача и направляется на Кавказский фронт, который постепенно рассыпается под натиском турок. В 1918-ом демобилизованный после Брестского мира Савиных возвращается к родителям в Тобольск и начинает работать ординатором в городской больнице. В первый же отпуск он уезжает на Обь, где потом будет 10 лет проводить все отпуска, занимаясь лечением остяков, эвенков, ненцев. На следующий год Савиных командируется из Тобольска в Томск для прохождения специализации по хирургии. С этого момента и до самой смерти Савиных уже не покидал Томск никогда.

Впрочем, остался он в Томске тоже волею обстоятельств. Красная армия наступала, войска Колчака отступали. В Томск прибыл штаб молодого 28-летнего колчаковского генерала Пепеляева, уроженца Томска. Андрею Савиных пришел мобилизационный приказ: нужно было отправляться служить в армию Колчака. Наставник Савиных, профессор Николай Березнеговский поступил так, как велела ему врачебная этика и политические убеждения. Сознаемся себе: довольно часто мы «уходим на бюллетень» в сложные моменты нашей жизни. Профессор просто положил здорового Савиных в клинику с диагнозом «ущемленная грыжа».

- Кто там разберет! Идите, ложитесь, а дня через 3-4 Пепеляев уйдет.

Так и случилось.

После Гражданской войны в клинике полным ходом шли хирургические исследования физиологии желудочно-кишечного тракта. Экспериментировали на собаках, кормить которых было затруднительно. Годы были голодные. Савиных пошел в Губпродком. Удивительно, но там пообещали снабжать экспериментальных животных продовольствием бесперебойно.

Северные материалы

Каждое лето с 1919-го по 1932-ой год Савиных во время своего отпуска уезжал на север Оби: Александрово, Парабель, Каргасок. По всей видимости, в те годы это был почти единственный доступный вид отдыха, к тому же связанный с запасами продовольствия. Маленькая девочка, которая потом станет медсестрой Каргасокской районной больницы, вспоминает: «Профессора помню очень хорошо: худой, с длинными руками. Он все время что-то мастерил. То лодку смолил, то сети вязал, что-то строгал, что-то долбил. И все время с рыбой возился. Мой отец тоже был страстным рыбаком. Так они за ночь столько натащат этой рыбы, что мы оптом, наша семья и его семья, только и знали: пороть, солить, вялить и коптить эту рыбу. Мать постоянно носила продавать рыбу к пароходу…»

Память, конечно, девичья, потому что профессором Савиных стал только в 1930-ом. Но замечание про заготовку рыбы и продажу ее пассажирам парохода, идущего по Оби, характерное. Много лет спустя, по советским меркам очень обеспеченный человек, Андрей Григорьевич Савиных по-прежнему ездил на охоту и рыбалку, заготавливал впрок всяческой рыбы и дичи и уже просто раздавал уток и глухарей по друзьям и знакомым, которых у него было великое множество.  

Но главным занятием Савиных «на северах» была, конечно, не рыбалка. Врачей и спустя 40 лет после открытия Медицинского факультета катастрофически не хватало. Но самое ужасное, не было инструментов и материалов.

Из стерилизаторов – ведерко Турнера, которое надо было кипятить примерно час, чтобы стерилизовать помещенные внутрь материалы горячим паром. Когда ведерко распаялось – починить его было некому. Марля стиралась и стерилизовалась, но постепенно сходила на нет. Самая большая беда была с ватой. Наблюдательный Савиных обнаружил неисчерпаемые запасы ее заменителя. Оказалось, что остяки наскребают ножом мелкую тальниковую стружку, которую потом используют в качестве мочалок или полотенец. Тонкая мягкая стружка фактически была древесной ватой, самодельным лигнином. Северные народы называли это органическое вещество «утлопом». Савиных с восторгом вспоминает: «Гигроскопичность утлопа превосходила во много раз вату, которую приходилось стирать и сушить!»

Но без автоклава, без элементарного стерилизатора нечего было и думать о хирургических операциях. Савиных не раз видел, как пропаривали белье в русской печи. Решили попробовать делать то же самое с перевязочными материалами:  «Сначала кипятили, а потом ставили париться в вольную печь на ночь. Утром материал вынимался сухим и использовался. Заживление ран происходило без нагноения».

В Александрово (ныне районный центр Александровское) хирургические летучие отряды Савиных ездили три года подряд. Жили, принимали и оперировали больных в местной школе. Больницы в селе не было. Пациентов было хоть отбавляй. Селили в амбаре и по домам селян. На первом месте у северных народов, учитывая их образ жизни, стояли совсем не сердечные или онкозаболевания. Больше всего от инфекций, грязи и постоянного контакта с дымом страдали глаза, потом легкие. Кашляли все! Практически все население было заражено описторхозом и другими глистными заболеваниями.

Знаток таежных трав, Савиных организовал сбор корневищ мужского папоротника, заросли которого были в окрестных лесах. Корни сушили, измельчали в ступке и давали по 10-12 грамм. Положительный эффект наблюдался во всех(!) случаях. Савиных описывает один: «В лето 1922-го года прибыл из деревни Былиной (Былино, Александровского района) молодой гражданин с анамнезом джексоновской эпилепсии. Из анализа я узнал, что у больного глистная инвазия (широкий лентец). Я провел дегельминтизацию приготовленным порошком… В следующий приезд он на встрече заявил, что после того, как у него вышли глисты, припадков не наблюдалось».

Отряды врачей Савиных боролись и с откровенным невежеством, вроде прижигания тела трутом или уринотерапией. Однажды «профессору» принесли мальчика, который обломком бутылки обрезал себе кончик носа: «Мальчик был забинтован грязными окровавленными тряпками. Убрав их, я наблюдал действительно отрезанный кончик носа, державшийся только на коже. Вся рана была усыпана какими-то сыроватыми порошкообразными массами. Рана свежая, кровоточит. Ребенка обмыли, дали наркоз, края раны освежили, кончик носа пришили. Вскоре он хорошо прирос. После операции я спросил отца мальчика, чем это так была засыпана рана. Остяк не очень охотно и в то же время с улыбкой ответил: «Ампоган».

Выяснилось, что ампоганом остяки называют кал молодой собаки, который сушат, толкут, просеивают и потом засыпают свежие раны, вплоть до острых случаев глазного конъюнктивита! На вопрос, как можно сыпать такую грязь в глаза, остяки еще и обижались: «Зачем грязь!»

Благодаря Савиных и его отрядам в 1929-ом году в Александрове началось строительство больницы на 25 коек «путем самообложения» - то есть жители села фактически построили ее сами по предложению «худого профессора с длинными руками»!

В 1930-ом году хирургический отряд Савиных работал в Парабели 53 дня и провел более ста стационарных операций, осмотрел более 6,5 тысяч человек. В Нарымском крае дикое распространение имели те же варварские случаи прижигания тела тлеющим «ядном», засыпание ран «ампоганом», аутоуринотерапия. Заболевания половых органов женщин, вызванные частыми родами и фактическим отсутствием щадящего послеродового периода, часто заканчивались ослаблением тазового дна и выпадением внутренних органов.

Но самым страшным бичом были заболевания желудка и двенадцатиперстной кишки, язва желудка. Савиных считал, что главной причиной было повсеместное травмирование слизистой желудка мороженой рыбой – строганиной, которая к тоже часто заливалась горячительными напитками. Мелкие кости при таком приеме внутрь съедаются незаметно. Язву желудка часто лечили собственной мочой: «Эта аптека всегда с собой и помогает!»

В Каргаске хирургический отряд Савиных работал два года подряд: в 1931-ом и 1932-ом. Здесь впервые в Томской области, что называется, в полевых условиях, началось применение переливания крови. Савиных описывает первый случай: «В хирургическое отделение больницы поступил больной на костылях в связи с контрактурой (ограниченность в движении – прим.авт) коленного сустава после перенесенной цинги. Переливание 400,0 (гр.) консервированной крови 28-дневной давности имело разительный эффект: через месяц больной ушел из больницы без костылей».

Надо сказать, что переливание крови не было тогда в России широко распространено из-за недостатка донорской крови: плохо была поставлена информационная работа. Мало кто из людей соглашался отдать свою кровь, поэтому даже шли успешные опыты по переливанию трупной крови. Первый был произведен в Москве в 1930-ом году. У кого взял «28-дневную» донорскую кровь в глухой сибирской деревне Андрей Савиных, он сам умалчивает, но то, что томские медики уже тогда работали с самыми передовыми технологиями трансфузии крови – этот пример доказывает.

Но то, что перед нами не только врач, но и певец природы, доказывают записки Андрея Савиных о лете в районе Медвежьего мыса: «Лето здесь мало отличается от Томского района, приходится только отметить некоторое его укорочение. В Югане с наступлением теплых дней можно было видеть слишком быстрое оживление природы. Обращает на себя внимание довольно разнообразный цветной покров лугов, порой весьма ароматный. Чрезвычайно приятно действовали так называемые белые ночи. В июне месяце можно было читать при естественном свете с вечера до утра. В период лета Север получает большое количество лучей с короткой волной – фиолетовых и ультрафиолетовых. Подобная инсоляция оказывает самое благоприятное влияние на химико-биологические процессы в жизни природы и человека: ..нарастало количество эритроцитов и увеличивался гемоглобин в силу усиленной деятельности гемопоэтической системы. Дыхательная функция становится полнее и совершеннее. В силу указанного окислительные процессы в организме повышаются, идет нарастание обмена веществ. С другой стороны, лучи с короткой волной оказывают успокаивающее действие на нервную систему. На указанные свойства природы и климата Севера в летние месяцы мною было обращено внимание работников здравоохранения для организации плавучих домов отдыха и санаториев».

Удивителен сам подход Савиных – находить тому, что есть, полезное практическое применение и даже организовать санаторий на севере. Правда, плавучий. На берегах, видимо, отдохнуть не давал вездесущий сибирский гнус. 

(продолжение следует...)

Автор выражает благодарность Медицинскому центру святого Луки

(ул.Набережная реки Ушайки, 18А), Е. А.Копасову, Г.Ц.Дамбаеву, А.Н.Вусику

и правнучке А.Г.Савиных А.А.Ким-Малони за неоценимую помощь

в подготовке материала