Наркотики бесплатные пробы Мосрентген

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼ ▼▼

Наши контакты (Telegram):☎ ✍ ⇓

>>>✅(НАПИСАТЬ НАМ В ТЕЛЕГРАМ)✅<<<

▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲ ▲▲

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

⛔ ✔✔ ВНИМАНИЕ!

❎ 📍 ИСПОЛЬЗУЙТЕ ВПН, ЕСЛИ ССЫЛКА НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ!

❎ 📍 В Телеграм переходить только по ССЫЛКЕ что ВЫШЕ! В поиске НАС НЕТ там только фейки!

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

Наркотики бесплатные пробы Мосрентген

✔✔ 📍 Гарантии и Отзывы!

✔✔ 📍 Работаем честно!

≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡

Наркотики бесплатные пробы Мосрентген

Предел обнаружения кокаина по данной методике составляет 1,5 х г. Предел обнаружения определяется по величине достоверно регистрируемого минимального аналитического сигнала высоты пика кокаина при длине волны нм. За минимальную высоту пика принимают сигнал, превышающий в 5 раз уровень флуктуационных шумов. На рис. В качестве примесных компонентов данный образец содержит прокаин и лидокаин, которые были идентифицированы по временам удерживания и УФ-спектрам. Калуга Московский округ. Чтобы телеграм открылся он у вас должен быть установлен! Виды кокаина и как они используются. Методы лечения последствий и зависимости. Медицинская помощь на дому и в клинике в Элисте. Выбрать регион. Щербинка Japan В школе при российском посольстве в Буэнос-Айресе нашли почти килограммов кокаина, который, как предполагается, готовили к отправке в Москву. Спецслужбы России и Аргентины в рамках совместной операции задержали пять человек, которых подозревают в причастности к наркотрафику. В их числе бывший сотрудн. Амфетамин цена в Перми Мосрентген Анализ на наркотики — цены, 4 отзыва. Анализ волос на наркотики 4 адресаАнализ крови на наркотики 6 адресовАнализ мочи на наркотики 6 адресовХТИ анализ 4 адреса. Адреса и цены 6 клиник. Они теперь взрослые, женатые. Мы сейчас далеко от нее, поэтому пишем отзыв, чтобы» Элиста, ул. Рокчинского, д. Савона Италия Санторини Греция Бесплатный вопрос юристам онлайн. Если Вам трудно сформулировать вопрос — позвоните, юрист Вам поможет: 8 Бесплатно с мобильных и городских. Бесплатный многоканальный телефон. Report content on this page. Please submit your DMCA takedown request to dmca telegram.

Нарткала купить Мефедрон

Бесплатные пробы Кокаин Элиста

Поронайск купить кокаин VHQ, HQ, MQ

Наркотики бесплатные пробы Мосрентген

Скорость наркотик Герцег-Нови

Бесплатные пробы Амфетамин Одинцово

Героин (хмурый, фенатанил) бесплатные пробы Новоуральск

Наркотики бесплатные пробы Мосрентген

Лосино-Петровский купить MDMA (XTC, экстази)

Котовск купить ШИШКИ (БОШКИ)

Наркотики бесплатные пробы Мосрентген

Купить закладку Лирика Питермарицбург

Сегед купить скорость соль кристаллы

Бесплатные пробы Кокаин Элиста

Прайслист Контакты WhatsApp Telegram. Меня зовут Алексей, я наркоман, алкоголик, люмпен-пролетарий, отсидевший половину жизни в местах лишения. Во всяком случае, так думают очень многие люди, узнавшие о такой странице в моей биографии, как туберкулез. Скажу сразу, все они ошибаются. Я законопослушный человек, не привлекавшийся в уголовной ответственности, практически не употребляю алкоголь, никогда не пробовал наркотики. У меня высшее образование и вполне престижная офисная работа. Я не опасен. После встречи со мной, человеком когда-то страдавшим туберкулезом, вы не заболеете и не сляжете в диспансер. Я уже давно снят с учета. По заключению фтизиатров я имею право занимать любые должности кроме связанных с дошкольным образованием. Все остальное — без ограничений. Чтобы заболеть туберкулезом, или ТБ, как сокращенно записывают этот диагноз медики, не нужно быть социальным изгоем. Эта болезнь может коснуться всех и каждого, надежной защиты от нее нет. В своей истории я решил рассказать о тех проблемах, с которыми сталкивается почти каждый пациент тубдиспансера, о терапии, о переживаниях и об отношении к больным в обществе. Единственное, что я намеренно не буду называть — это город и лечебное заведение, в котором проходил мой основной курс терапии. В повествовании пойдет речь о некоторых нарушениях, а я не хочу подставлять людей, возвративших мне здоровье. В связи с этим прошу считать, что все персонажи вымышлены, а все совпадения случайны. Скорее всего, у вас туберкулез… Просыпаюсь. Мобильник показывает, что cейчас четверный час ночи. Лоб покрыт испариной, не хватает воздуха. Где-то глубоко внутри, в легких — зловещее бульканье. На ощупь нашел платок и попытался прокашляться, ткань моментально пропитывается теплой липкой жижей… Нет, это не мокрота. Опять кровь? Да… Так было и прошлым днем, когда я вернулся с ночной смены. Но в этот раз крови намного больше. Включаю свет — так и есть: вся рука алая, платок пропитался насквозь. Да, все ровно, как вчера. В тот день я впервые подумал: «Неужели, туберкулез? Не может быть. Медики успокоили, рекомендовали отдохнуть, отоспаться, но вот ситуация повторяется вновь. От шума и света просыпается девушка ныне — моя жена. Прошу позвонить «03», сказать, что у меня легочное кровотечение. Лена бросается к мобильнику, я же иду в ванную — кашель продолжается, рот заполняет все новая и новая порция крови. Сплевываю в раковину, и белый фаянс моментально покрывается огромными красными кляксами. Не кашлять? Вроде бы не надо… Так я до критической кровопотери дойду очень быстро, а с кровью в легких хоть есть надежда на образование сгустка. На всякий случай беру с собой полотенце платок в такой ситуации уже бесполезен , бреду обратно в комнату. Любимая говорит, что врач уже в пути. Дышать тяжело, подкатывает непроизвольный кашель, полотенце мгновенно становится красным… Еще один приступ. Еще несколько минут открывается дверь, и в квартиру проходит бригада скорой. Первый вопрос: «Туберкулезом не болеете? Да нет же, не болею. Ставят укол, снимают кардиограмму, говорят: «Срочно нужен рентген, поехали». В больнице, куда меня привезли, я почти моментально оказываюсь в рентген-кабинете, после чего в приемнике начинается странная суета. Куда-то убегает врач, медсестра приносит мне маску и настоятельно просит ее не снимать до особых указаний. Еще через пять минут меня осматривает пожилой хирург, констатирующий: «Скорее всего, у вас в туберкулез. Срочно в диспансер. Отменят диагноз — вернетесь назад, будем искать другую причину». Как кур в ощип Интернет подсказывал, что диспансер откроется не раньше 8 утра. На часах — конец пятого. Приехал домой, попытался уснуть, но сон не шел. Набрал знакомого фельдшера — он с Дальнего Востока, у них уже десять. Приятель, удивился моим злоключениям, но постарался успокоить: «Пневмония, надо полагать. Съезди к фтизиатрам, а они уже тебя сами развернут в стационар. Через пару недель будешь в норме». Оставшееся время скоротал за компьютером — пытался найти в Google, из-за чего бывает легочное кровотечение. Как оказалось, один диагноз хуже другого: рак, туберкулез, инфаркт легкого… Надо же было так встрять… Как кур в ощип. В регистратуре диспансера, куда мы с Леной прибыли к открытию, мельком глянули на снимки, посмотрели заключение и проводили в кабинет к участковому врачу. Ольга Антоновна, молодая женщина в маске, указала на стул, стоявший в углу на почтительном расстоянии от ее рабочего места. Сейчас вам нельзя идти домой, вы останетесь у нас. Вас проводят в отделение, где назначат лечение», — начала она. Не меньше», — констатировала доктор. Спросил, могу ли лечиться амбулаторно. В ответ Ольга Антоновна покачала головой: «По закону это возможно… Но вы можете быть инфекционно-опасным, мы еще не знаем, выделяете ли вы палочку. К тому же у вас уже было два эпизода кровохаркания, один из них похож на легочное кровотечение. Третий может стать последним — скорая не успеет приехать», — объяснила она. Знакомые таблетки Мы вышли из амбулаторного корпуса на улицу. Стояло теплое июньское утро, и хмурые стены стационарного блока освещались косыми лучами солнца. Впрочем, других вариантов не было. Надо было что-то делать. Попрощавшись в Леной, я зашел в здание, отыскал отделение и уже через пять минут был в пустынной палате — кто-то из соседей ушел гулять по территории, кто-то был на процедурах. Я осматривал стены и «обжитые» койки рядом со своей. Было ясно, что здесь я проведу неопределенно долгое время, значит, надо было привыкать. Вышел в коридор — обычная больница. Та же самая унылая атмосфера, вереница ламп дневного света по потолку, покрашенные масляной эмалью стены… «Вернитесь в палату! Я обернулся — рядом стояла медсестра. Идите назад. Скоро к вам подойдут», — добавила она. Вернулся в палату. Через несколько минут в палату зашла пожилая женщина в белом халате, державшая в руках лоток со шприцами и стаканчик с таблетками. Пара уколов, инструкция по приему препаратов… «Скажите, а отсюда выходили? И вы выйдете. Что в направлении написано у вас», — рассмеялась медработница. К новому году гарантированно будете здоровы, даже не переживайте», — успокоила она. Эти слова позволили перестать волноваться. Лег на койку, позвонил начальнику, объяснил, что ближайшие недели меня лучше не ждать. Попытался поискать какие-нибудь статьи о туберкулезе через мобильник. Вскоре бессонная ночь взяла свое, и я буквально провалился в сон. Вновь проснулся ближе к обеду, в палате уже были мои собратья по несчастью. Знакомимся, идем вместе на кухню. На столах — обычная больничная еда без изысков, не лучше и не хуже, чем я ожидал. Жидкий суп, слегка пересоленная котлета со слипшимися макаронами… После еды — таблетки. Вкус одной из них показался очень знакомым — едкий, кисло-острый… Точно! Это тот самый препарат, который назначали в детстве, когда в 5 лет у меня «прыгнула» реакция Манту. Значит, лечат… Значит, будем жить… Скелет, Борода и Связист Прошло несколько дней с момента моего заезда в отделение. Я уже привык к распорядку дня, сдал кучу анализов, несколько раз сходил на рентген. Лена привезла подходящую одежду, и ноутбук, надолго ставший окном в мир. С родственниками старался не встречаться, боясь заразить в добавок и их. Всем друзьям-знакомым посоветовал немедленно пройти флюорографию, отговорил от посещений меня в больнице, просил до выяснения степени инфекционной опасности общаться со мной удаленно. За это время я также выяснил, как устроен стационар изнутри. Как рассказали соседи, на втором этаже есть страшное отделение — там лежат люди с МЛУ, т. МЛУ боялись все. Поговаривали, что пациенты с устойчивой палочкой обязательно умрут. Еще в здании было отделение для людей с ВИЧ. Их прогноз тоже был негативным. Я же, судя по полученной информации, находился в обычном туберкулезном блоке, да еще и в «хорошей» стороне — в левом крыле. Сюда отправляли тех, кого относительно просто вылечить. Самое страшное в больнице — скука. Чтобы хоть как-то развеяться, начал знакомиться с собратьями по несчастью. Неконтактным людям, выглядевшем недружелюбно и не желавшим общаться, мысленно присваивал клички. Оказалось, так развлекаюсь не только я. Сосед рассказал, что в первой палате лежит бородатый человек, его называют Связист. Была байка, что в феврале он поставил рекорд — целый месяц ел только водку, в пьяном угаре Связист уснул в сугробе и отморозил ноги. Ампутировать не стали, но теперь он ходит на костылях. Пока лечили обморожение выяснилось, что у связиста начисто сгнила половина легкого и направили сюда. Еще есть Борода — он похож на одноименного персонажа из популярного телешоу на ТНТ. Его часто ругают за то, что норовит улизнуть из отделения и налакаться горячительных напитков. В «нехорошем» крыле лежит Скелет, его почему-то называют Якутом. У Скелета-Якута какая-то тяжелая форма болезни — он исхудал донельзя, виден каждый сустав. Живот неестественно выпирает вперед, как у узников Освенцима или детей Северной Кореи из кинохроники. Что касается моей палаты, со мной лежат неплохие ребята — тихий бывший сиделец дядя Ваня, отбывший несколько лет за пустяковую кражу. Инженер-нефтяник Вадим, подцепивший заразу где-то на «северах» и студент Толик. К слову о сидельцах — в отделении их действительно было много. Поговаривали, что они даже избрали себе смотрящего, который поддерживал в больнице порядок, не позволяя излишне ретивым пациентам переходить черту. Не исключено, что это было правдой. Как-то раз, у меня возник конфликт на ровном месте в столовой — соседу по столу не понравилось, что я ем второе, пользуясь ножом и вилкой. Что ж ты себе фрак не привезешь сюда?! Доводы о том, что это просто привычка, и мне неудобно отламывать куски ложкой, не помогли успокоить разгневанного оппонента. Пересел за другой стол, закончил обед, ушел в палату. Вечером дядя Ваня рассказал продолжение истории. Объяснили, что не надо так себя вести», — поведал он. Как оказалось, после моего ухода «кое-какие люди» вывели оскорбленного товарища на лестничную клетку, где в понятной форме объяснили его ошибку. Впрочем, это был единственный острый угол за весь период лечения. Люди, попавшие в отделение, обычно находили себе собеседников по интересам и старались не вторгаться в чужой круг общения. Единственным исключением был Костя. Простой как три копейки юнец, чья навязчивость и «душа нараспашку» ассоциировались с карикатурой Гаврилы Лубнина про «дурацкого лешего» опять пришел с клетчатым флагом дурацкий леший. Именно так он и ходил из палаты в палату, непрерывно задавая вопросы, будто дошкольник. Впрочем, даже Костя нашел себе круг общения, а точнее, подружку. С Ольгой, пациенткой из пятой палаты, он постоянно кружил вокруг корпуса гулять по территории разрешалось , что-то рассказывая и обсуждая. Как-то вечером эта Оля забежала к нам в палату в слезах. В ответ на вопрос, что случилось, девушка лишь рыдала, показывая пальцем в сторону отделения МЛУ. Как оказалось, пришел анализ мокроты — обычные таблетки уже не действуют, и Ольгу переводят на «страшный этаж». Кое-как успокоили, попытались убедить, что там лечат лучше, и Ольга выздоровеет еще раньше нас. Напоили чаем, накормили йогуртом с булкой. В общем, проводили со всеми почестями. После этого все переглянулись и бросились мыть посуду в хлорке, а в самой палате на полчаса включили кварцевый светильник — верное средство против любых туберкулезных бактерий. От таблеток толку ноль, если выбрал алкоголь Выходные в туберкулезном отделении — время затишья. Сравнительно безопасным пациентам, не выделяющим палочку, разрешают отправиться домой, а в больнице остаются лишь «плюсовые» и лица с неизвестным статусом, наподобие меня. Вечером в воскресенье больные возвращаются. Часть из них после «отдыха» не может идти самостоятельно — им помогают соседи по отделению. Кое-кто бредет сам — ноги танцуют краковяк, равновесие держат с трудом. После отбоя начинается ночная жизнь — медсестры тщетно пытаются успокоить «разогретых» подопечных, то там, то тут раздаются пьяные вопли. У кого-то пропал мобильник. Персонал грозит вызвать полицию, нетрезвые голоса наперебой доказывают свою непричастность к краже. Катавасия заканчивается только заполночь. Утром встречаюсь с лечащим врачом — обходы в большинстве отделений проходят нечасто, доктора стараются не заходить без крайней нужны в палаты, взаимодействуя с больными дистанционно. В этот раз я прошу принять меня в ординаторской — мне нужно выяснить, какие у меня прогнозы, а заодно узнать, требуется ли докупать что-то из препаратов за свой счет. Андрей Борисович, молодой фтизиатр, рассказывает о заключениях по рентгеновским снимкам и отмечает, что находиться мне в больнице придется минимум месяц — за это время придет анализ мокроты и станет ясно, могу ли я кого-то заразить. Судимостей нет? Как выяснилось, в диспансере все-таки есть маленький стационар «не для всех». Туда направляют тех пациентов, кто четко настроен переносить все тяготы и лишения вплоть до полной победы над болезнью — не пропускать процедуры, принимать все назначения и полностью воздерживаться от спиртного. Спустя два дня я уже был в другой палате. Моими новыми соседями оказались школьный учитель физики, водитель-дальнобойщик и отставной майор ФСБ. Врача, руководившего «отделением не для всех» звали Лариса Васильевна. За особое внимание и заботу, проявляемые по отношению к каждому, а также за строгость и категоричность ее в шутку называли мамой. Настораживала лишь «любовь» Ларисы Васильевны к пугающим неподготовленных больных методам диагностики и лечения. Создавалось впечатление, что она полностью убеждена в том, что жалость к пациентам ухудшает результат. Всех вновь прибывших она отправляла на бронхоскопию, чтобы гарантированно получить образец микобактерии, грызущей легкие человека изнутри. Тяжелым пациентам назначала установки клапанов в бронхи, а также коллапсотерапию — когда в живот через огромную иголку закачивают воздух, обездвиживая пораженное легкое. При первой же возможности врач бодро «отписывала» людей к хирургам, считая, что единственный действительно надежный способ лечения болезни — удаление пораженного участка. Несмотря на внешнюю сторону такого подхода, он приносил свои плоды. По слухам, у Ларисы Васильевны вылечивались почти все. Из всех страшилок, рассказанных соседями, у меня сбылась лишь одна — в первую же неделю я угодил в эндоскопический кабинет. Там мне предстояло поучаствовать в тяжелой, но критически нужной процедуре — бронхоскопии. Сразу хочу сказать, что боялся напрасно. Ощущения действительно не из приятных, но это совершенно не больно — в легких нет нервов, и все движения прибора ниже уровня трахеи не чувствуются — по ощущениям это напоминает не более, чем двухминутный приступ кашля. К слову, именно бронхоскопия помогла во время диагностировать особенность моей болезни и, вероятно, спасти меня от тяжелых последствий. В хирургию или в Москву? Следующие четыре недели я провел под наблюдением Ларисы Васильевны. Уколы, капельницы, знакомые таблетки… Рентген показывал улучшение — распад в легком начал рубцеваться. Лечащая уже поговаривала о скорой выписке на амбулаторный участок, поясняя, что нужно лишь дождаться итогов бактериологической пробы. Тем не менее, результаты оказались неутешительными. Как-то утром, подойдя к столику медсестры, я обратил внимание на совершенно другие таблетки, лежавшие в предназначавшемся мне стаканчике. Почему нет привычных препаратов? Что случилось? С этими вопросами я обратился к дежурной. Полчаса спустя «мама» под роспись вручила результаты анализов — у меня была устойчивость к четырем препаратам, та самая пресловутая МЛУ, которой все боялись. Другой вариант — отделение для пациентов с устойчивостью. В палату я вернулся в убитых чувствах. Я четко осознавал, что риск умереть от туберкулеза у меня значительно выше, чем у других больных. Сколько мне осталось? Нужна ли хирургия? Что, если Лариса Васильевна ошибается? Что делать дальше? Но я с удовольствием бы поменялся с тобой и возрастом, и диагнозом», — усмехнулся собеседник. Следующие дни я провел в раздумьях — ставки были слишком высоки, другие фтизиатры, с которыми я списался через интернет, называли решение о хирургическом вмешательстве рискованным и несвоевременным. Надо было срочно что-то делать. Через родственников и знакомых договорился о приеме в столичных клиниках. Уже к концу недели меня были готовы принять врачи из ведущих больниц страны — в институте Сеченова и в Центральном НИИ Туберкулеза. В пятницу я написал отказ от хирургического вмешательства и получил на руки выписной эпикриз. В философии и психологии есть такое понятие, как экзистенциальный ужас. Это ощущение, накрывающее человека в момент, когда он осознает свою конечность и близость смерти. Именно такие эмоции чувствует, пожалуй, каждый, кому ставят диагноз МЛУ. Покидая диспансер, я вспомнил Ольгу, вспомнил, как мы провожали ее в «страшное» отделение. Как потом мыли ее чашку и кварцевали палату… И вот мы с ней сравнялись. Теперь я тоже МЛУ-шник, и шансы на выздоровление у нас примерно равные. В Москву… К профессорам… Идите и лечитесь, не забивайте себе голову «Уважаемые пассажиры! Наш самолет произвел посадку в аэропорту Домодедово города Москвы. Просим вас оставаться на местах до полной остановки…», — раздалось из динамика сверху. Боинг, моргая проблесками, катился по рулежке столичного аэродрома к терминалу. В моей дорожной сумке лежала пухлая папка с анализами, заключениями, выписками. После периферийного диспансера я думал, что попаду в ультрасовременный больничный комплекс, больше напоминающий космический корабль, чем лечебное заведение. Реальность оказалась прозаичнее — «супербольница» была зданием XIX века постройки, не видевшем ремонта уже десяток с лишним лет. На полу — советский мелкий кафель, в оконных проемах — рассохшиеся деревянные рамы, в воздухе — запах безнадежности. Было ощущение, что я стал жертвой какого-то мошенничества. Так не бывает! Не может больница с таким именем иметь более жалкий вид, чем районный тубдиспансер. В консультативном кабинете меня встретил профессор. Светило науки сидел за столом, который, предположительно, был собран еще до моего рождения. Мы вас обследуем, а там и решим, что делать», — врач внимательно пересмотрел мои снимки и предложил госпитализацию. Возможно, что и оперироваться…», — ответил доктор. Я судорожно пытался сообразить, что делать. Да, чувствовалось, что этот человек разбирается в вопросе досконально. Но само здание? Само оснащение?.. Как они могут тут работать? Даже халат ученого медика протестовал против положения вещей, сложившегося в этой больнице — протестовал каждой заплаткой, которых было немало, разноцветными пуговицами, пришитыми разными нитками. Складывалось впечатление, что за одной из облупившихся дверей прячется эндоскопический аппарат х годов, с рабочей частью, напоминающей поливочный шланг, а инструментами, находящимися в распоряжении хирургов, оперировали еще во времена Сталина. Как можно добиваться результатов, работая не благодаря, а вопреки? Нет… Здесь лежать — не вариант. Я ехал в Москву, чтобы попасть в лучшие, а не в худшие условия. Зашел в отделение, посмотрел на палаты. Разговор с пациентами лишь подтвердил правильность моих сомнений: многие люди были вынуждены даже покупать дорогостоящие медикаменты за свой счет. От госпитализации в итоге я отказался. К счастью, уже на следующий день был запланирован прием у профессора Владимира Анатольевича Стаханова — одного из авторов методических указаний по лечению туберкулеза, руководителя кафедры фтизиатрии университета имени Пирогова. Вы не с того начали. Я прошу рассказать с самого начала. Начинайте так: я родился тогда-то, с такими-то замечаниями по родам, в детстве болел тем, этим… Все, что знаете и помните», — пояснил он. Я непрерывно говорил почти 15 минут. Рассказывал обо всех болячках и травмах, перенесенных до школы, о странном ОРВИ в шестом классе и об аллергии на мандарины в раннем детстве. Профессор внимательно слушал, делая пометки на листе бумаги. Еще минут десять Владимир Анатольевич внимательно рассматривал снимки, изучал заключения и выписки. Удаление половины легкого слева», — ответил я. Профессор вновь подошел к светящемуся экрану, где висели рентгенограммы. Есть устойчивость. По новому режиму лечитесь всего две недели. Гарантий, что процесс полностью неактивен у нас нет. Что удалять после этого будем? Я не вижу показаний. Есть ситуации, когда хирургия нужна, но в вашем случае можно сохранить легкое. Заключение сейчас напишу», — резюмировал он. Через 15 минут у меня был документ за подписью профессора, в котором один из ведущих фтизиатров страны отменял назначенное в местном диспансере оперативное вмешательство. Вам даже не нужен стационар. При такой динамике вы, по всей вероятности, не заразны. Все препараты будете получать в поликлинике», — посоветовал врач, прощаясь со мной. О побочках и инвалидных подъемниках Во время поездки в столицу пришел к неутешительному выводу — инфраструктура для людей с особенностями здоровья у нас совершенно неразвита. Дело в том, что на фоне приема некоторых противотуберкулезных препаратов развиваются выраженные побочные эффекты. У меня, например, невероятно болели ноги. Настолько, что каждый подъем по лестнице был подобен пытке. Однажды, доехав до одной из новых станций метро, я решил воспользоваться средством для инвалидов — эскалатора не было, зато в углу платформы красовались лифты. К моему удивлению, я смог вызвать кабину и уже через минуту был в вестибюле. Дело оставалось за малым — подняться из перехода на поверхность и сесть в такси, которое бы довезло меня до съемной квартиры. Лифты были предусмотрены и тут, но на дверях ближайшего из них красовался велосипедный замок. Собравшись силами, прошел до другого конца тоннеля — та же ситуация. Ладно, предположим, я еще мог постепенно подняться по лестнице, но как быть «колясочникам», вообще не способным ходить? И такие ситуации сплошь и рядом. Вообще, именно неготовность терпеть побочки заставляет очень многих пациентов прерывать терапию. Последствия обычно печальны — палочка быстро мутирует и становится устойчивой к препаратам. Задумайтесь, в е годы практически всем пациентам помогала схема из трех антибиотиков. В е годы больные излечивались новой недорогой черехкомпонентной схемой. Сегодня почти половина заболевших нуждается в сложной многокомпонентной терапии, подобранной индивидуально — эти люди изначально заразились МЛУ, и я волей судьбы оказался в их числе. Побочки бывают самые разные — от упомянутых болей в ногах до перебоев с печенью, нарушений слуха и психических расстройств. Главная задача пациента — отслеживать все негативные изменения и сообщать о них лечащему врачу. Купировать можно почти любой побочный эффект, а вот способа лечения туберкулеза кроме долгой химиотерапии не существует. Есть такое понятие, как стигматизация — навешивание на пациента ярлыков. По мнению ряда людей, если человек болен туберкулезом, он обязательно заразен, опасен, и с ним лучше не иметь ничего общего. Впервые с этим понятием я столкнулся в Москве. Несмотря на свой «отрицательный» статус я не выделял бактерии при кашле и дыхании , я так и не смог встретиться с добрым десятком близких людей. Почти все, кто знал о диагнозе, наотрез отказались от общения. С другой знакомой мы все же увиделись. Пообщались пять минут. Через полгода она заболела пневмонией, а виноват был, разумеется, я. Ведь врач, увидев тени на рентгене, намекнула, что не исключает туберкулезный очаг. Ответил, что из-за меня заболели не менее миллиона человек. Действительно, туберкулезники же заняты лишь тем, что заражают всех вокруг. Нам, наверное, премии дают за каждого зараженного. Как оказалось, мне еще очень везло — я не подвергался такому остракизму, как некоторые другие товарищи. Меня не увольняли с работы под выдуманным предлогом, от меня не ушла невеста, со мной продолжили общаться действительно близкие друзья и родные. Истории многих других пациентов незавидны: разводы, требования немедленно написать заявление «по собственному», последующие сложности с трудоустройством. Древние говорили: «Сон разума рождает чудовищ». Это действительно так. Люди, незнакомые с проблемой туберкулеза, считают его сверхзаразным неизлечимым заболеванием. Объяснить, что эти страхи надуманы — задача за пределами возможного. Ну не понимают люди, находящиеся в плену собственных страхов, что те же фтизиатры часто ходят по отделению без масок, надевая их лишь при непосредственном общении с пациентом — нет никакого заоблачного риска заражения. Тем более, существенная часть больных абациллируется прекращает выделять бактерии в первые же месяцы лечения. Заразны в основном те, кто сознательно не лечится или не знает о диагнозе. Как донести эти аргументы до общества? Видимо, никак. Все-таки, туберкулез еще долгое время будет оставаться той болезнью, о которой не стоит говорить открыто. Если вы заболели туберкулезом, вам «невероятно повезло» После возвращения домой начались трудовые будни. Формально я все еще числился на больничном, однако вставать спозаранку и ехать в другой район города приходилось ежедневно. Захожу в родное амбулаторное отделение, заученным движением надеваю защитную маску, а затем бахилы. Мне нужно отстоять очередь в процедурный, получить укол сильного антибиотика. После этого надо дойти до кабинета контролируемой химиотерапии, где мне выдадут лекарства на ближайшие сутки. Общая стоимость дневного курса лечения — около рублей. Практически всегда я получал препараты бесплатно. Исключением были лишь выходные дни, когда препараты не выдавались, а принимать их было все-таки нужно. Случались и «черные полосы», когда льготных лекарств физически не было в поликлинике. Пришлось тратиться: пять таблеток одного лекарства — около рублей, упаковка — другого — рублей за упаковку, инъекционный антибиотик — от до рублей за ампулу российский — дороже, импортный — дешевле. Ставить научился сам. Оказалось, это не так уж и трудно. Был бы это, скажем, рак, вы бы уже лишились машины, а то и квартиры. К слову, уровень социальной поддержки больных ТБ действительно высок. Нуждающимся даже бесплатно выдают путевки в санатории. Что касается перебоев… Ну, что тут поделаешь. Система несовершенна. Хочешь жить — умей вертеться. Кстати, некоторые пациенты слишком буквально понимали эту поговорку и ударялись в самодеятельность. Участковый врач как-то рассказала о таких методах самолечения, от которых волосы вставали дыбом. Кто-то пытался лечиться барсучьим жиром, другие покупали в Китае медведок и употребляли их в пищу. Находились и любители восковой моли, народных заговоров и языческих обрядов. Говорил, что вылечится без таблеток», — однажды поделилась фтизиатр. Эпилог В совокупности лечение заняло у меня 2 года 4 месяца и 15 дней. Из них — 89 дней стационарно, 11 месяцев на листке нетрудоспособности. За время терапии я принял 9 килограммов и 93 грамма противотуберкулезных препаратов, примерно на столько же увеличилась масса тела поступал я в отделение с явным недовесом. Меня перевели в группу излеченных в году. Год спустя — окончательно сняли с учета. Теперь я здоровый человек с незначительными остаточными изменениями в левом легочном поле. Туберкулез для меня стал важнейшим уроком жизни. Научил преодолевать невероятные трудности, не рубить с плеча, обсуждая вопросы борьбы с инфекционными болезнями, отзываться на просьбы о помощи. В то же время я стал критично относиться к антипрививочникам и к людям, боящимся мифического дисбактериоза. Согласитесь, странно смотреть на человека, скупающего в аптеке все известные препараты для защиты кишечника из-за пятидневного курса какого-нибудь антибиотика, если перед этим сам годами принимал лошадиные дозы намного более сильных препаратов. С одной стороны, не поспоришь с правом женщины на личные убеждения, а с другой — отказ от теста может оказаться фатальным. Если у маленького человечка начался туберкулезный процесс, то каждую неделю малыш будет терять легочную ткань, а она практически не восстанавливается — замещается фиброзом. Кроме того, иногда несвоевременность диагностики доводит юных пациентов до операционного стола, а то и инвалидности. Вы готовы настолько рисковать здоровьем сына или дочери? Завершая рассказ, хочется добавить, что и моя история началась с пропущенной флюорографии. К моему счастью, у меня слишком рано проявились острые симптомы, позволившие относительно своевременно приступить к лечению. Не будь того приступа кровохаркания, я бы еще долгое время не знал о своей болезни, и ее последствия были бы намного более тяжелыми. Пожалуйста, заботьтесь о своем здоровье и берегите себя. Алексей Иваненко www. Сайт Александра Дидковского. Прайслист Контакты WhatsApp.

Наркотики бесплатные пробы Мосрентген

Маскат Оман где купить амфетамин фен, порох

Модена купить Лирика

Наркотики бесплатные пробы Мосрентген