Накануне священного праздника рассказал о моем отце – Артамонове Дмитрии Михайловиче, ветеране Великой Отечественной войны. 

Наш край был партизанский, это как раз Брянские леса. Вокруг постоянно шли бои, были столкновения с партизанами. Партизан было много, и им нужно было добывать еду по ночам. Когда снега не было, чтобы следов не было видно, они подползали к погребам, им нужно было передать какую-то еду. И бабушка всегда просила только об одном: если можно, рядом с этим селом не убивайте никого, этих немцев. Потому что за каждого немца расстреливали 10 мирных граждан. Этот порядок очень четко немцами выдерживался, к сожалению.

В нашей области 60 сел были сожжены живьем. Полностью всех жителей сгоняли. Тогда, когда не хватало по 10 человек. Сгоняли немцы, а поджигали эти сараи, куда сгоняли, всегда либо украинцы — дивизия «Галичина», либо румыны тоже зверствовали.

Местное население использовали для различных работ: окопы копать, дороги строить. Сгоняли местных пацанов, и моему отцу тоже пришлось эту работу делать. И в один прекрасный день он с товарищем, используя то, что есть места, которые контролируются партизанами, сумели убежать и записались для того, чтобы их призвали на фронт. Недалеко от Брянска они прошли обучение, отца направили в подразделение, которое артиллеристов готовило.

На фронте отец воевал с сорокопяткой, которую на фронте называли «прощай, Родина!». Орудие стояло фактически в окопах, оно не могло далеко стоять, чтобы пробить броню танка, нужно было не более 100 метров. Если солдат мог убежать, то с орудием не убежишь.

С этим орудием отец дошел почти до Берлина. Не дошел 40 километров — там его второй раз ранило. А первый раз его ранило где-то в Белоруссии, они стояли на позиции, шло наступление немецких танков, и один из танков — «Тигр» — подошел совсем близко, они стреляли по нему, но в лоб его прошибить было невозможно. И тогда они увидели, что он прямой наводкой наводит свой ствол в их пушку, отец говорит: «Помню, как колеса пушки летели в небо». Но в гимнастерке была зашита иконка Николая Чудотворца, которую моя мама ему зашила. И он прижал руку, прочитал молитву и попросил, чтобы у него родился сын до того, как его заберет Господь. В конечном итоге его после боя подобрали, он был тяжело ранен, но выжил. Из семи человек расчета в живых осталось двое — отец и его друг, которому оторвало обе ноги.

Бои были тяжелые, это было наступление, а наступление всегда связано с большими потерями. Приходилось преодолевать большие расстояния. Как рассказывал отец, однажды они тащили почти всю ночь свою пушку через болото, потом какая-то небольшая опушка леса была, где они решили немного отдохнуть. Вдруг начался шквальный пулеметный огонь, и нужно было срочно эти пулеметные расчеты подавить. Что его расчет и сделал. Но остался ДОТ, командир сказал ему, что ему нужно сходить самому и подавить — бросить туда гранату. Что он и сделал. За этот подвиг отца приставили к ордену Славы. А дальше была Европа, переправа через Вислу, что было сопряжено с большими потерями. И вот, не доходя 40 километров до Берлина, он второй раз был ранен и отправлен на лечение в Кисловодск.

Отец, как и все фронтовики, очень мало рассказывал о войне. Я однажды его спросил: «Скажи, всё-таки было иногда страшно? Когда танки наступают, кругом снаряды рвутся?» Он сказал: «Ты знаешь, страшно было не выполнить задание». Как и сейчас ребята воюют, отстаивая наши интересы, они тоже рассказывают без особой патетики. Рассказывают о своих подвигах как о само собой разумеющемся, что по-другому поступить было нельзя.