Национально-освободительная борьба и анархизм

Российско-белорусские военные учения «Запад-2017» вновь актуализировали в белорусском обществе вопрос о возможности российской оккупации. Вместе с этим очередной раз зазвучали критика культурной политики белорусских властей и призывы к национально-освободительной борьбе. Словосочетание «национально-освободительная борьба» очень часто звучит в отношении чуть ли не любого восстания, без всякого критического осмысления данного термина. Мы уже писали ранее таком явлении как «этнос» (https://pramen.io/ru/2017/05/belarus-mae-byts-volnaj/) , на сей раз давайте взглянём с тех же позиций на национально-освободительную борьбу и попробуем определить место в ней анархистов.

Борьба за нацию и и борьба против угнетения

Когда речь заходит о национально-освободительной борьбе, для анархистов принципиально важно различать две воможные ситуации. 1 – Требования снятия культурных ограничений воспринимаются повстанцами как часть повестки социального освобождения. 2 – Условием для социального освобождения повстанцы считают создание национальной автономии/федерации/государства, т.е. территориального образования, в основу которого, положена концепция нации. Под концепцией нации имеется в виду, что существует конкретный этнос, который можно определить объективно, и он должен иметь преимущественные права на реализацию культурной политики в определённом регионе.

В первом случае, мы зачастую сталкиваемся с терминологической путаницей. Повстанцы, желая, в числе прочего, избавиться от ущемлений в области культуры и языка, ошибочно называют это национальным освобождением. Тем самым, они невольно воспроизводят миф о том, что в отрыве от государства может существовать некая нация, представители которой обладают рядом неизменных черт. В таком случае, повстанцам приходится постоянно изощряться в трактовках, объясняя, что они имеют в виду в каждом отдельном случае, и почему идея разделения людей на нации не противоречит идее всеобщего равенства. Это пример заблуждения среди анархистов.

Во второй ситуации, мы видим желание именно сохранить существование нации и расчистить для неё жизненное пространство. С той лишь оговоркой, что демократические завоевания (идеи о которых порой взяты из анархической повестки) послужат во благо развития нации. Здесь не учтено основное противоречие – создать территорию полноценного существования нации, можно лишь вытеснив (насколько это возможно) или подчинив своим правилам другие нации. В результате мы получаем момент противостояния наций, следствием чего являются культурное угнетение тех, кто не попал под стандарты нации, возведение видимых или невидимых (правил поведения внутри одной территории) границ и, возможно, даже войны из-за вопросов культуры и языка. Т.е. воссоздание ситуации культурного угнетения, теперь уже со стороны тех, кто намерен всеми силами оборонить своё воображаемое сообщество.

Вторая ситуация логично ложится в государственный концепт нации (ведь нации и есть продукт государств), но совсем не в в картину общемирового равенства, устранения границ и прочих анархистских тезисов. И это не говоря уже о том, что сама идея о неизменной национальной принадлежности лишает человека свободы выбора культуры и языка, хотя природой такой выбор не исключён.

Согласитесь, очень забавно, когда сторонники наций осуждают расизм, защищают мигрантов и при этом отказывают жителям определённого города самостоятельно выбрать удобный язык (например, когда этот язык был когда-то в прошлом был навязан иностранным государством). Защищать нацию – это защищать идею о том, что вы заранее знаете лучше других людей, каковы их любимый язык, обычаи, социальные нормы. Понятно, что в мире, где можно в любой момент сменить повседневный язык и место проживания, где привычки в одежде, еде и обычаях – это персональное дело каждого, в таком мире не может быть и речи о нации. Сама её концепция перестаёт существовать.

Во второй ситуации повстанцы оказываются в том случае, когда флагманом восстания являются национал-демократы, которые перенимают часть социальных лозунгов из популистских целей либо под влиянием народных масс. Внутреннее противоречие идей их не интересует, ведь после обретения власти можно отмести любые социальные требования, как не соответствующие духу времени и потребностям выживания нации.

Что для анархистов нация?

К чему приводят попытки построения социального государства со стороны левых националистов и авторитарных социалистов мы рассматривать не будем. Противоречивость и авторитарность этих движений, сегрегация, иерархические черты – это всё отдельная тема. По той же причине опустим опыт левых националистов Ирландии, Украины, Беларуси, Эускади [1] и т.п. Это всё примеры, относящиеся ко второй ситуации, описанной выше. Нас более интересует первая ситуация. И один из частных её примеров – это упоминание нации в положительном контексте некоторыми анархическими теоретиками.

Здесь следует понимать, что в конце XIX – начале XX вв. разница между понятиями «этнос» и «нация» была очевидна далеко не всем, и тем более ещё не существовало постконструктивистского [2] подхода в трактовке концепции этноса. Это приводило к тому, что анархисты заимствовали понятие из либерального дискурса, для обозначения комплекса культурных проблем народа, без критического осмысления терминологии. В подтверждение этого факта говорит почти единодушное осуждение теми же самыми теоретиками национализма. Или уж если не осуждение, то, по крайней мере, явное указание на заблуждения националистов.

В то же время нередки слова поддержки со стороны анархистов в адрес национально-освободительных движений, которые звучат до сих пор. Это неудивительно, ведь анархисты всегда сочувствовали любой низовой борьбе за права, а также безусловно признавали существование языковой дискриминации и прочих негативных последствий «культурной политики» государства. Наверняка именно это сочувствие мешает им рассматривать национально-освободительные движения в критическом ключе.

Другой частный пример – это национально-освободительные движения курдов, сапатистов и корейцев. Во всех этих движениях присутствует яркий культурный акцент и схожие заблуждения антиавторитарных течений, связанные с реакционными чертами, поиском союзников, а также с элементарным безразличием к используемым терминам. Опыт современных движений сапатистов и курдов изучен мало и требует отдельного обширного анализа, поэтому проиллюстрируем сказанное (и первую, и вторую ситуации, описанные в начале статьи) на известном примере корейских анархистов.

Анархизм и национализм в Корее

Корни корейского анархизма не растут из одних лишь народных устремлений и, как это часто бывает, завязаны на личности конкретных мыслителей. Син Чхэхо считается одним из мыслителей, чьи идеи оказали значительное влияние на развитие корейского анархизма. Взглянём на некоторые страницы его ранней биографии [3].

С 1907 по 1910 гг. Син Чхэхо работает в националистической газете Тэхан Мэиль Синбо, где пишет статьи, стыдящие корейскую знать за заигрывание с японскими колонизаторами, и напоминает им об абсолютности долга перед «большим я» (государством и нацией). Он призывает к созданию нового типа личности, готового к самопожертвованию во имя национальных интересов, пренебрегая интересами клановыми. Внимание Син Чхэхо к анархизму появляется из-за интереса к революционному насилию, которое, по его мнению, является орудием создания сильных наций. Лишь в 1921 г. поняв опасность большевизма, он переходит на позиции более близкие анархизму, но продолжает делать основной упор на национально-освободительную борьбу. Главная задача в этот период для него – свержение власти Японии через насильственную революцию народных масс и построение «народной Кореи». Эти идеи были изложены в написанном им в 1923 году Манифесте Корейской Революции.

В Манифесте Корейской Революции наиболее наглядно можно увидеть подмену понятий, скорее всего неосознанную: «мы хотим освободиться из-под контроля иностранной нации. Причина этого в том, что народ Кореи был лишён права на независимость Японией, иностранным государством. Мы должны прогнать захватчиков из своей страны и вернуть независимость корейскому народу». Здесь видно, что корейцы прекрасно осознавали, что их оккупировало иностранное государство, а не простой народ другой страны, но при этом использовали понятие «нация» как привычный термин, отождествляя иностранную нацию с иностранным государством. Если говорить про корейских анархистов в целом, то в отношении корейцев они чаще всего использовался термин «народ», а не «нация».

Некоторые исследователи противостоят мнению о том, что Син Чхэхо был националистом, использовавшим анархизм лишь как средство в своей борьбе, и утверждают, что он выступал за общество, основанное на анархических идеалах, но которому должно было предшествовать национальное освобождение. Действительно, под конец жизни взгляды Чхэхо сильно эволюционировали в сторону анархизма. В Манифесте он довольно чётко выражает необходимость бороться со всеми видами угнетения, проводит разницу между политическим переворотом и социальной революцией и заявляет о необходимости вооружённой низовой борьбы. Однако, зацикленность на проблеме колониализма не позволила ему критически переосмыслить культурную проблему и сформировать свои идеи в логике анархизма до конца.

Многие отцы-основатели корейского анархизма не чурались использовать сомнительные практики, и речь даже не об индивидуальном терроре, а о создании политической партии и участии в парламентской борьбе, создании коалиций с либеральными националистами, участии в работе правительственных органов или даже создании собственного правительства(sic!). Йу-Рим: «В таких условиях, даже анархисты обязаны ответить на насущное желание народа создать своё собственное правительство». И это всё притом, что корейским анархистам очень повезло – им были доступны переводы анархической литературы с английского, китайского и русского языков. Но вера в уникальность ситуации колониализма и поиск выхода из кризиса анархизма в его популяризации путём симбиоза с национализмом и либерализмом, привели к тому, что корейские теоретики анархизма так и не внесли работающих новшеств в тактику движения. Корейский анархизм оставил наиболее ярких след, используя классические для анархизма террор и повстанчество (которые имели мало общего с националистическими симпатиями отдельных теоретиков).

Эти практики у корейцев получили довольно широкое распространение и имели интернациональный характер (восхищение международным опытом вооружённой борьбы, сотрудничество и образование федераций с иностранными анархистами). Что даёт основание подозревать, что миф о повальном национализме корейских анархистов сильно преувеличен позднейшими исследователями.

Корейский анархизм споткнулся о тактические проблемы (спор между анархо-синдикалистами и анархо-коммунистами) и погрузился в бесконечную пучину раздоров. Это показывает нам необходимость сохранения единства, несмотря на тактические споры. Однако, следует отличать тактику от стратегии. Смутное представление о целях, наряду с замалчиванием внутренних противоречий, а также миф о возможности долгосрочных союзов с политическими оппонентами уже не раз губили анархическое движение. Критический анализ опыта, самокритика нынешней практики и непрекращающиеся дискуссии – вот прививка от повторения таких ситуаций.

А что насчет колониализма?

Одним из важнейших тезисов корейского анархизма было представление о том, что для развития анархизма в этот период необходимо было бороться против колониализма. Этим собственно и оправдывались любые заигрывания с национализмом.

Давайте разберёмся с этим термином. Колониализм есть ни что иное, как сочетание двух составляющих: государства и культурного угнетения. Примечательно, что вовсе важно «своё» или «чужое» это государство, ведь по-сути своей они абсолютно одинаковы и политику культурного угнетения может проводить даже формально «своё» государство (как мы это видим на примере Беларуси). В свою очередь, любое государство проводит политику культурной унификации и проявляет культурное угнетение по отношению к т.н. «этническим меньшинствам». Однако, ситуацией колониализма считается, лишь когда от культурных ущемлений страдает значительное количество людей на указанной территории (обращаю ваше внимание на размытость понятий «значительное количество» и «определённая территория»). Таким образом, для борьбы с колониализмом необходимо бороться с государством и с культурным угнетением. Но эти виды борьбы уже логично включены в повестку анархизма и для этого ему вовсе не понадобилось фехтовать терминами «нация» или «этнос». Анархизм уже борется с любым государством, а значит и с причиной колониализма. Уникальность корейской ситуации оказывается банальным мифом.

Из всех приведённых рассуждений анархисты могут сделать следующий вывод. Нужно бороться против государства и различных форм угнетения, а не за права якобы уникальной, обособленной и неизменной группы угнетённых. Освобождайте людей во всей полноте их прав, не освобождайте гендеры и нации. Не делайте отдельную характеристику человека более определяющей, чем его совокупные права, как личности. Да здравствует народно-освободительная борьба!

1. Страна басков

2. Постконструктивистская концепция этноса критикует группизм, т.е. представление о том, что группа людей, схожих по ряду внешних признаков будет обязательно иметь схожие ценности, поведение и т.п., предлагая вместо этого рассматривать групповые процессы среди нескольких индивидуумов.

3. http://www.libfront.org/2014/anarchism-in-japan-and-korea