На льдине

https://mrakopedia.net/wiki/На_льдине

Май
19 мая

Когда четырёхмоторный «Н-170», пробив облачность, сел на льдину, мы испытали неописуемую радость. Северный полюс! Здесь нам жить и работать.
В первую очередь установили радиостанцию, голос и уши экспедиции: взвели мачты, протянули между ними антенну, разбили палатку для радиста Жени Аппеля, потом палатки для жилья и гидрологических работ. Перезарядили аккумуляторы и оправили радиограмму на остров Рудольфа. Получили тёплый ответ.
Льдина хорошо подходит для полярной станции, выбрали место для будущего аэродрома.
Столько волнений, хлопот и впечатлений – не передать! А сколько всего предстоит: приятно осознавать, что изучение Центрального полярного бассейна окажет неоценимую службу советской науке.

20 мая

Передохнули, ранним утром продолжили обустраивать лагерь. Наладили мотор для зарядки аккумуляторных батарей, поставили кухонную и складские палатки, установили метеорологическую будку и теодолит, который позволит определять местоположение нашей дрейфующей льдины.
Спрятали жилую палатку за стенами из снежных кирпичей. По опыту знаем: без этого толстый брезент, между слоями которого проложен гагачий пух, будет продувать. Палатки максимально облегчены для удобства транспортировки – всего пятьдесят четыре килограмма вместе с кроватями.
Аппель принимал приветственные радиограммы, из Москвы нас поздравила правнучка полярного исследователя и мореплавателя Витуса Беринга. С Федей Кудряшовым весь день рубили лунку, чтобы определить толщину льда. Кудряшов держал пари, что меньше трёх метров, и проиграл: три метра и двадцать сантиметров. Отлично: не пропадём!
К вечеру поднялась пурга, спряталось солнце.

21 мая

Начали возводить снежный домик для машинного отделения и радиостанции.
Как только проклёвывается солнце, Жора Тамахин занимается астрономическими наблюдениями. Погода противится: ветер, позёмка. Дрейф станции составляет без малого километр в час.

22 мая

Аппель продолжает радовать новостями: московский корреспондент «Нью-Йорк таймс» назвал наш перелёт и экспедицию «великолепными».
Небо расчистилось, ни облачка – слепит так, что без очков никуда. Полдня провёл на торосе с биноклем: ждали самолёты с Рудольфа.
Дождались. Правда, только одну машину. Теперь у нас есть ветряк.

23 мая

Разгружал новое имущество полярной станции.
Покрыли крышу радиостанции парашютом с «Н-170». Внутри два отделения – машинное и радио. Мотор вморозили в лёд, принялись за ветряк.
Я послал домой, в Ленинград, телеграмму: устроился неплохо, люблю, скучаю. Кудряшов оказался более выразителен: «Очень счастлив. Готовимся к зимовке в добротных льдах Северного полюса».

24 мая

Аппель поругивается из-за навалившейся корреспонденции. Продолжают сыпаться поздравления – Чкалов, Лебедев-Кумач, Косарев, Шарль Папэн, знакомые и незнакомые благожелатели, неописуемо!
За сутки устаю так (сегодня собирали ветряк), что не остаётся сил на дневник.

25 мая

Разгрузили новый самолёт, прибыла гидрологическая лебёдка. «Благоустроенных квартир» на всех не хватает. Северный полюс перенаселён.
Выбрали место для основной жилой палатки, пол покрыли резиновыми подушками и шкурами.

26 мая

Погода капризничает: десятибалльный ветер, пурга, снег. Барахлит связь с островом.
Строили камбуз.

27 мая

Кудряшов установил гидрохимическую лабораторию, скоро начнёт корпеть над пробами воды.
Аппель и Тамахин видели чистика. Тут же засуетились «квартирующие» на льдине корреспонденты: в редакции полетела новость о птице на Северном полюсе. Аппель ругается (помимо полярников и поздравителей, его атакуют на коротких волнах радиолюбители), но телеграфирует. «Комсомольская правда» требует от комсомольца Тамахина ежедневной корреспонденции.

28 мая

Дел по горло! Даже страшновато.

29 мая

Прилетел последний самолёт. Разгружали имущество. Скоро можно будет полноценно заняться научной работой.

30 мая

Кудряшов с трепетом прочитал радиограмму от жены: сына назвали Иваном. Похож на отца.
Все аплодировали. Наш пёс Счастливый вилял хвостом.

31 мая

В час дня прошёл торжественный митинг. Официально объявили об открытии дрейфующей полярной станции. Я на правах начальника станции поднял над ледяной равниной флаг. Грянули из ружей и пистолетов – первый салют на Северном полюсе.
Тепло попрощались с улетающими на остров Рудольфа товарищами. Напутственные слова тронули до глубины души. А потом прозвучала команда «По самолётам» – и мы остались вчетвером. Я, Аппель, Кудряшов и Тамахин.
Счастливого пути!
Перед сном Тамахин пошутил, что теперь нашему продовольствию не угрожает опасность – едоков уменьшилось. Ворочаясь в спальных мешках из волчьего меха, посмеялись, но с грустинкой.

Июнь

1 июня

Кудряшов измерил океан под нами – трос с грузом ткнулся в дно на глубине четыре тысячи триста двадцать метров. Взяли пробу грунта: зеленоватая плёнка ила.
В обед я сварил уху, суп имел ощутимый запашок, не спасал даже перец.
Продукты – сорок шесть наименований, в основном концентраты, – хранятся в запаянных жестяных бидонах. Одного бидона должно хватить на десять дней. Институт инженеров общественного питания уделил внимание каждой кулинарной мелочи экспедиции. Внутри сорокачетырёхкилограммового бидона: паюсная икра, сливочное масло, корейка, сало, сухари, супы, мясные котлеты, плавленый сыр, яичный порошок, шоколад, кофе, кисель, лимонная кислота, конфеты с витамином C и другое. Взяли с собой также сухой лук, чеснок и коньяк.
Ледяная кухня намного просторней шёлковой палатки: не приходилось держать миски на коленях, сидели за фанерным столиком на пустых бидонах. Пищу готовили на тульских примусах с двенадцатилитровыми резервуарами.

2 июня

Увеличили объём научных работ. Тамахин начал магнитные наблюдения. Мы с Кудряшовым организовывали глубоководную станцию. Аппель инспектировал и заливал аккумуляторы.
Счастливый уныло гуляет по льдине. Не по нутру дрейфующая жизнь: останавливается, поджав хвост, вынюхивает. Тоскует. Жалеет, что не вскочил в самолёт вместе с остальными. Аппель предложил переименовать пса в Грустного. Шутку не поддержали.
Погода хорошая. Прошлись на лыжах, осмотрели ледяное поле.

3 июня

На завтрак: яичница с колбасой и кофе. Вспоминали Москву, Ленинград, родных, близких, друзей.
Распределили груз по трём базам: если одна утонет или её затрёт льдами, две другие уцелеют – проживём. Откапали из-под снега доски, уложили на нарты, возили керосин, одежду и бидоны к палаткам. Хозяйство надобно содержать в порядке – предстоят ещё долгие месяцы на льдине.
Обед прошёл с аппетитом. Выпили по рюмочке коньяку. Отдохнули и снова за работу.
Вечером Аппель и Тамахин передали сводку на остров Рудольфа – метеорологические наблюдения.

4 июня

Ночью бушевала пурга. Ветер достигал двадцати пяти метров в секунду. Тамахин говорит, что «ягодки впереди». Мало не покажется.
Днём – штиль. Расчистили сугробы, в палатке двадцать три градуса. Что сказать, Северный полюс!
Дрейф ускорился. Льдина плывёт на восток, недалеко 0т меридиана Гринвича.
Я занимался остатками непристроенных грузов: керосин перелил в расходный баул, мясо и рыбу сложил в вырубленный в льдине «холодильник». Аппель выстукивал радиоключом точки и тире. Тамахин обрабатывал данные гравитационных наблюдений. Кудряшов делал гидрохимические анализы, пытался получить химически стойкую воду.
Вечером он нашёл меня в палатке и сказал:
– Трещину не узнать. Расходится лёд.
Тамахин говорит:
– Это ветер мебель двигает. Ночью, когда занимался метеорологией, слышал, как шумят льды.
– Крепкая льдина, основательная, – оптимистично заметил я. – Мы ещё здесь поживём!
– Точно! – поддержал Кудряшов.
Вечером Аппель принял радиограмму от Эмануэля Ласкера: тот предлагал мне партию в шахматы.

5 июня

Солнце греет круглые сутки. Ночь – только по часам.
Кудряшов позвал в свою лабораторию. Лицо озабоченное.
– Сам всё увидишь, – говорит.
Мы зашли в снежный дом. Ледяной пол потрескался и сочился водой. Надо было срочно спасать лебёдку и гидрологические приборы.
– Да уж, – сказал я, – придётся строить для тебя другие владения.
– Ты туда загляни, – Кудряшов указал на прорубь.
Сначала я ничего не увидел кроме талой воды, а потом…
В проруби что-то плавало. Вода лишь на десять-пятнадцать сантиметров не доходила до верхнего края трёхметрового ледяного тоннеля. Она была мутной, захламлённой льдистой крошкой. От неё исходил странный запах – запах оттаивающего мяса.
Из воды торчала круглая болванка. Я огорошенно смотрел на этот поплавок из голубого льда. Сквозь густой осадок твёрдых кристаллов виднелись размытые очертания. Внезапно я разобрал что-то, напоминающее голову и плечи.
– Что это? – спросил я, хотя Кудряшов знал не больше моего.
– Надо вытащить, – сказал он.
На помощь пришёл Тамахин.
Мы извлекли предмет из проруби. Очень странная находка! Ледяная статуя с пропорциями ребёнка. Она словно спала: голова опущена к груди, руки сложены под щекой. У статуи не было лица – гладкое ледяное яйцо. Руки и ноги грубо обозначены в куске идеально чистого льда, будто вырублены ленивым скульптором.
Мы сфотографировали и перенесли изваяние в «холодильник». Аппель передал на остров о случившемся.
Объяснений и теорий нет, но «подарок» океана, несомненно, требует тщательного анализа.

6 июня

Ночью все спали мало и плохо. Я думал о человечке из голубого льда.
Утром Кудряшов попытался взять пробу, но скульптура оказалась настолько прочной, что не отдала и малюсенького кусочка. Недоумевающий Кудряшов отложил исследования и занялся возведением новой лаборатории. Я помогал возить снежные кирпичи.
В машинном отделении открылась трещина, прямо под мотором. Установили мотор на нарту: так спокойней.
Тамахин перенёс палатку, в которой размещались научные приборы, чтобы сжатие не уничтожило оборудование.
Ужинали киселём и коврижками, которые изготовил Аппель. У нашего радиста на спине образовался нарыв. Двигаться больно, мучается.

7 июня

Кудряшов завёл под руку к «холодильнику».
– Выросла, – сказал он, кивая на статую.
Я не смог возразить. Это было невероятно. Ледяной ребёнок превратился в ледяного юношу. Появились и анатомические нюансы, подсказывающие пол скульптуры.
– Это не смешно, – наконец сообразил я.
Кудряшов не понял. Он держался от статуи на почтительном расстоянии. Вряд ли его рук дело – гидробиолог выглядел испуганным.
– Кто веселится? – спросил я. – Тамахин? Аппель?
Кудряшов покачал головой.
– Никто. Она меняется… сама.
– И это слова учёного? – сказал я. – Федя, если всё-таки ты, то предупреждаю…
– Даже если бы я захотел… её не разрушить, не изменить. Огонь не берёт. Я пробовал.
Ничего выяснить не удалось. Какой из меня начальник экспедиции ещё предстоит узнать, а вот разоблачитель – неважный. Ни Аппель, ни Тамахин не сознались в глупой (и жуткой, надо признать) шутке. Кудряшов тоже стоял на своём, даже заговорил о загробном мире. Я пресёк.

8 июня

Ветра нет. Ветряк бездействует. Аккумуляторы разряжаются – почти не пользуемся радио. Ещё немного — и придётся запускать бензиновый двигатель.
Осмотрели с Тамахиным снежное поле. На месте трещины теперь целая река. Надо держать ухо и глаз востро, как бы трещина не подвела. Кудряшов работал у новой лунки. В полночь он заступит на суточную станцию – двадцать четыре часа у лебёдки.
Тамахин исследовал другую часть льдины. Там тоже трещины и разводья.
Мы на плавучем острове.
Погода по-прежнему ясная, температура – минус восемь. Над станцией пролетела чайка-глупыш.
Вечером опомнились – у Аппеля сегодня день рождения. Отметили коньяком и щекоткой – наш радист ужасно боится щекотки, поэтому вместо того, чтобы подёргать за уши… Было весело, довели Аппеля до слёз.

9 июня

Безветрено. Запустили бензиновый двигатель. Радиолюбители-коротковолновики затеяли всесоюзное соревнование по выходу на связь с нашей радиостанцией. Аппель весь в мыле.

Проведал ледяную статую. Вернулся в палатку злым: кто-то вырезал на лице провалы глаз, прорезь рта, аляповатые уши. Нет, это была новая скульптура! Ростом со взрослого мужчину, руки прижаты не к голове, а груди. Детализированы пальцы на ногах и руках, рельеф торса…

Меня охватил озноб. Я собрал Кудряшова, Тамахина и Аппеля в жилой палатке и потребовал объяснений. Признания: кто продолжает этот неуместный фарс?!

– Она просыпается, – сказал Кудряшов, когда я закончил. – Или, скорей, оно.

– Мы всегда при деле, знаешь ведь, – проговорил Тамахин. – Сколько времени понадобится, чтобы вырезать новую статую?

– Вы нашли другую фигуру! – неожиданно осенило меня. – Ту, что сейчас в яме! Она больше старой и…

– Нет, – сказал Кудряшов.

Тамахин и Аппель покачали головами. Я искал в их лицах хоть малейший намёк на собственную правоту, но не находил.

– Надо избавиться от неё, – предложил Аппель.

Мои товарищи по дрейфу не врали: они не находили вторую статую, не пытались меня разыграть. Все были напуганы. Как и я. Злость ушла.

Но что же тогда лежит в «холодильнике»?

Я схватил паяльную лампу, зажигалку, кирку – и отправился выяснять.

От бесплодных попыток стало жарко. Я стянул варежки и шапку-ушанку, отложил кирку и разжёг паяльную лампу.

Ледяная скульптура лишь посмеялась надо мной: гладкие формы, живые изгибы – ни сталь, ни огонь не повредили им. Более того, я действительно что-то услышал. Тихий смешок или утробный возглас, похожий на треск… он донёсся из статуи.

Слуховая галлюцинация. Всё из-за паники. Я отступил.

Сомнений не осталось: от ледяного истукана надо избавиться.

10 июня

Мы отвезли статую на край острова и бросили в широкую трещину.

Прежде чем скрыться под водой, я отметил одну дикую странность: у голубого идола было лицо Кудряшова.

Господи, надеюсь, это видел только я.

Продолжение>