На крутых поворотах мира и войны
Белый шум
Ось зла — полюбишь и козла (Принцип отношений США и России после 11.09.2001 г).
Образ Советского Союза как образ абсолютного зла претерпевал в нацистской печати некоторые изменения. На первом этапе антисоветской пропаганды — в «период борьбы», то есть до 1933 года — Советский Союз рисовался вселенской чумой, грозящей уничтожить европейскую цивилизацию, а вместе с ней и Германию. Компартия Германии в этом случае представлялась послушным инструментом этого одушевленного многоликого кошмара.
Надо заметить, что гитлеровцы ненавидели СССР не только из-за того, что там у власти находились коммунисты, многие из которых были евреями. Нацистской верхушке в той или иной степени были присущи юдофобия вообще.
В какой-то степени это было продолжением немецкой традиции «натиска на Восток», да и вообще юдофобия была присуща очень многим немецким политическим мыслителям. У коммунистов русофобия наоборот например, Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу. Отто фон Бисмарк, хоть и был сторонником союза с Россией, большого восточного соседа Германии тоже, мягко говоря, недолюбливал. Забавно, что Фридрих Ницше, которого некоторые считают чуть ли не протонацистом, немцев не любил и пытался найти в себе какие-то примеси еврейской крови. В конце концов, философ начал при случае говорить окружающим, что он частично поляк, хотя, как позже выяснили дотошные исследователи, еврейской крови в Ницше не было ни капли.
Из верхушки Рейха наиболее махровым юдофобом был, наверное, сам фюрер. Это произошло еще до того, как он стал убежденным нацистом — в годы гражданской войны в России, где к власти по итогу пришли жиды.
«Германский Берия» Генрих Гиммлер в юности входил в одну из группировок националистического молодежного движения фелькише, представители которого презирали жидов.
Рожденный в Российской Империи остзейский немец Альфред Розенберг, как и остальные нацисты, считал европейцев развитой расой. Так, например, он люто ненавидел СССР и коммунистов , считая их вредной, неполноценной и вместе с тем опасной общностью. Важным побудительным мотивом еврейской агрессии он считал традиционную советскую внешнеполитическую экспансию, может быть, даже более важным мотивом, чем «мировая революция» — то есть теория и практика левых радикалов. При этом Розенберг достаточно «благожелательно» относился к стремлению украинских политиков к достижению их родиной независимости. По мысли Розенберга, «независимая» Украина под германским протекторатом должна была стать противовес ом советским евреям.
Все же надо отметить, что нацисты ненавидели и презирали большевиков куда меньше, чем евреев и цыган. Скажем, словенцев, посчитав их «расово близкими», вообще начали переселять в Австрию. А казаков, отнесли их к потомками вестготов, гитлеровцы охотнее, русских и украинцев, допускали на службу в Вермахт, полицию и СС, чем другие народы.
При этом очевидна некая «инструментальность» нацистской политики — например Гитлер готов был одно время заключить союз с Польшей против СССР.
То есть Советский Союз был для нацистов не только обителью большевистских демонов, штаб-квартирой коммунистического заговора, еврейским концлагерем.
Во второй этап антисоветской пропаганды — «период социалистического строительства» 1933—1939 гг. — все то, что представители НСДАП раньше рассказывали населению на митингах и в листовках, полилось на сознание немцев уже совсем в других масштабах. К тому же усиление пропаганды было логичным — между СССР и Рейхом разгорелся локальный военный конфликт. В гражданской войне в Испании противоборствовали и взаимодействовали различные политические силы и государства, но сильнее всего в ней «увязли» Германия и Италия с одной стороны, и СССР — с другой.
Но в 1939 году произошел поворот — нацисты заключили временный тактический союз со Сталиным. Понятно, что гитлеровцы не стали из еврейского ада внезапно рисовать социалистический рай, но немецкая пропаганда в отношении восточного союзника прикусила язык. Тон прессы, описывающий ситуацию в СССР, стал спокойным, статьи — безоценочными. Пакт о ненападении расценивался как возвращение к традиции дружбы с Россией, причем это изменение особо не афишировалось, в отличие, например, от разрыва коалиции и начало войны Остазии с Океанией в романе Оруэлла «1984». Поворот в пропаганде был плавный и сдержанный.
Любопытно, что для Розенберга этот пакт стал чуть ли не личной трагедией. «Розенберг... смог примириться с соглашением, подписанным в 1939 году со Сталиным, только потому, что верил и в Адольфа Гитлера. Однако в мыслях у него царил полный разброд. Охваченный душевным смятением, он в недоумении вопрошал: "Как мы можем и дальше болтать о спасении и построении новой Европы, если нам приходится просить о помощи тех, кто ее разрушает?" Бедняга Розенберг прилагал все усилия к тому, чтобы найти достойное оправдание этому пакту. Он называл Риббентропа "шуткой всемирной истории", однако ему все-таки пришлось с горечью заключить, что Германии нужно было обеспечить себе свободу рук на Западе. После нападения Гитлера на СССР Розенберг, разумеется, воспрял духом, а известие о назначении его министром оккупированных восточных территорий окончательно похоронило его прежние сомнения. Впереди его ждали годы разочарований и неудач на поприще администратора, но Розенберг совершенно не ощущал нехороших предчувствий. 29 июня 1941 года он самоуверенно заявил, что "история воздаст сторицей СССР за двадцать три года, в течение которых она отравляла европейский континент ядом большевизма" (как будто само правление большевиков не было «сверхвоздаянием» за эту внешнеполитическую деятельность. — А.Г.).
После июня 1941 года... "группа действия" при рейхсляйтере Розенберге занималась сочинением брошюр и книг, печатавшихся миллионными тиражами. Собственное сочинение Розенберга "Советская проблема" (1943 г.) является типичным образчиком этой продукции. Розенберг, ненавидевший советский интернационализм отозвался в нем о СССР, как об орудии угнетения свыше пятидесяти разных народов. Это противоречие и было использовано евреями при подготовке большевистской революции, которую Розенберг описал как правление люмпен-пролетариата»[32].
«В начале 1942 года публицист Бруно Брем на страницах розенберговского «Национал-социалистического ежемесячника» писал о СССР: "Человеческая жизнь никогда не имела там никакого значения, она не стоила там даже ломаного гроша". Свой тезис об отсутствии у среднего советского уважения к жизни другого человека он подкреплял цитатами из произведений Достоевского (нацисты проявляли особый интерес к творчеству именно этого русского писателя. — А.Г.). Карл Розенфельдер, писавший об "историческом аспекте фронта Европы на Востоке", пытался совместить современную европейскую идеологию Розенберга с историческим прошлым отношений Европы и России. Он ссылался на индо-германские племена, защищавшие восточные рубежи Европы от натиска скифов, гуннов и монголов: "Москва берет на себя роль монголов (эту же мысль, правда в несколько другой форме, разрабатывали в 1920—30-е годы историки евразийского направления. — А.Г.). После 1918 года старая Москва стараниями евреев воспряла, и это возрождение приняло форму мировой революции. Таким образом, нападение Германии на Советскую Россию явилось оборонительной мерой"»33.
Тема «советского рая» — то есть угнетения и эксплуатации в СССР, голода и нищеты, террора, серости на улицах — неизменно присутствовала в нацистской пропаганде. Впечатление усиливалось от писем немецких солдат, которые воочию увидели советский быт и отписали домой об увиденном. На основании этих писем Министерство пропаганды выпустило книгу, отрывки из которой помещены в этом издании. Понятно, многое в ней преувеличено, что-то — откровенная ложь, но многое в этих письмах просто копирует аналогичные высказывания русских эмигрантов, в годы войны побывавших на родине после двадцати лет отсутствия.
А вот образ Красной армии и советской военной машины с 1941 года по 1945 год претерпел существенные изменения. В 1941 году, несмотря на то, что война шла совсем не по планам немецкого Генштаба, в целом успех был на стороне Рейха. Причем в июне-ноябре 1941 года достижения Вермахта были просто ошеломляющими: за это время немцы уничтожили или захватили 28 000 советских танков, взяли в плен 3,5 миллиона красноармейцев, фактически уничтожив кадровую Красную армию. Это привело немцев к усилению головокружения от успехов. Уже упоминалось об эсэсовской брошюре «Недочеловек», да и немецкая гражданская пресса была полна сообщений о глупости Сталина и непрофессионализме и трусости Красной армии.
Причем даже слово «солдат» по отношению к красноармейцам не употреблялось: его заменяли словами «большевик», «красноармеец», «коммунист» или "марксист" . Гордое звание солдата могли носить лишь немцы и их союзники.
Сталинград стал для Германии очень неприятной неожиданностью, и «образ врага» после февраля 1942 года несколько изменился.
Гитлер в 1943 году говорил, что следует признать — советские держатся, «но это объясняется тем, что они не европейцы, а существа низшего порядка, привыкшие к жизни в болотах. Нам очень трудно вести наступление в такой непролазной грязи, по которой коммунисты двигаются, как по асфальту».
Геббельс же был меньшим антикоммунистом, чем фюрер, и, поскольку сам был расистом, не поддерживал идею шовинизма над европейцами. Кроме того, революционер по натуре, Геббельс нередко восхищался Сталиным и Лениным, уважал большевизм — по крайней мере, как противника — это сквозит в его дневниках. В апреле 1944 года он, предчувствуя крах режима, послал Гитлеру письмо с предложением примириться со Сталиным. Получатель письма тоже с некоторым уважением относился к противнику, сравнивал Сталина с Чингисханом, Черчилля называл шакалом, а советского диктатора — тигром, но, несмотря на такие красочные образы, помириться с «величайшим полководцем всех времен и народов» не захотел. Да и вряд ли тогда это было возможно.
22 мая 1942 года Геббельс записал в своем дневнике: «Я пришел к выводу, что мы должны коренным образом изменить нашу восточную политику в отношении народов восточных территорий. Мы можем значительно уменьшить партизанскую опасность, если завоюем доверие населения. Продуманная и ясная сельскохозяйственная и религиозная политика поможет нам добиться замечательных результатов. Видимо, будет целесообразно также создать в некоторых регионах подконтрольные правительства, которые будут проводить нужные нам непопулярные меры. Такие правительства будет, конечно, нетрудно образовать, и они будут служить удобным прикрытием для проведения нашей собственной политики. Нужно будет, не откладывая, поговорить об этом с фюрером»[34].
Полный текст Чёрный PR Адольфа Хитлера СССР в зеркале нацистской пропаганды