НОТР-ДАМ В ОГНЕ: НАША САМАЯ СТРАШНАЯ ОШИБКА

Здания вроде Нотр-Дама не вспыхивают сами по себе. Бог не творит свое правосудие такими способами, даже если он хочет наказать цивилизацию, которая пала так же низко, как пала наша. У меня есть свои подозрения, и их разделяют со мной все, кого я знаю. Эти подозрения не успокаиваются, даже когда мы смотрим Fox News - да, даже Fox - который не раз и не два отказался дать возможность провести честную дискуссию на эту тему. Эксперты говорят французскому телевидению, что восьмисотлетняя древесина не будет гореть так быстро без искусственного розжига. Вообще-то, новостные сети редко удерживают своих ведущих от самых диких спекуляций во время кризисов иного рода.

Итак, понятно, что первой реакцией любого, кто читал новости, было: «мусульмане, так?» Увы, даже самые «правые» репортеры боятся сказать «неправую» вещь: что преступник может оказаться приверженцем Религии Мира. Нападения на христианские церкви в Европе сейчас настолько многочисленны, что даже Newsweek пришлось признать это — хоть журнал и весело заявляет, что никто не знает, почему происходят эти нападения, и слова «ислам» и «мусульманин» нигде не встречаются в из текстах.

Как бы то ни было, на данный момент никаких веских доказательств не появилось, а наши СМИ отказываются обсуждать контекст, в котором произошел пожар. Верно и то, что некоторые из осквернений сопровождались сатанинскими рисунками — скорее всего, работа феминисток- анархисток. Таким образом, если мы хотим и впредь отвечать за свои слова, мы вынуждены признать, что не знаем точно, как начался этот конкретный пожар. Пока что не знаем.

Однако можно сказать, что потеря Нотр-Дама - это христианская трагедия. Это трагедия, символизирующая стремительное разрушение западной цивилизации за последние несколько десятилетий, визуальное напоминание об адском пламени, в котором уже сгорело, например, наше образование. Удивительно, что леваки сами не прикончили парочку церквей — хотя, конечно, SJW только и могут, что взволнованно визжать при виде наглого осквернения, совершить которое самостоятельно у них никогда не хватит яиц. Те, кто смотрел новости в Facebook, были ошеломлены - или восхищены, в зависимости от их предпочтений - морем арабских имен, щелкающих по смайликам, пока жемчужина Парижа превращалась в пепел.

Это не значит, что только христиане скорбят. Нотр-Дам был не просто духовным сердцем Парижа, но и оставался буквальным географическим центром - местом, от которого отмеряются расстояния. Как монастырская школа, он была центром средневековой интеллектуальной жизни. Пьер Абеляр и Фома Аквинский оба преподавали там. Какими бы ни были поздние ужасы французского постмодернизма и постструктурализма, у Парижского университета когда-то были разумные претензии на то, чтобы быть центром западной интеллектуальной традиции, первого в мире в изучении Аристотеля, схоластического богословия и здравого смысла, примененного к таинствам веры.

Нотр-Дам считается вершиной готической архитектуры. Он построен в форме, популярной для церквей той эпохи, которая символизирует тело Христа. Это важно, и, опять же, — пусть даже мои подозрения не оправдаются, — не случайно, что пожар случился во время Страстной недели, ибо надежда на воскресение заложена в самом его проекте. Нотр-Дам далеко превзошел свою роль как просто места, где проводятся католические богослужения. Как недавно заметил отец Джеймс Шалль, говоря о великих европейских соборах: «Каждое из этих сооружений, не вполне постижимым нам образом построенных в эпоху, намного более бедную, чем наша, странно и неизбежно подталкивает к мысли, что то, чего вообще не должно существовать, существует вопреки всем нашим представлениям и ожиданиям, и это оно прекрасно».

«Потрясение и восторг неожиданного обнаружения таких зданий — продолжает он: может стать вершиной нашего мистического опыта. Самые основы нашего существования строятся на поразительном осознании того, что мы еще не объяли и не можем объять всю окружающую реальность, а особенно — предметы такой возвышенной красоты. И мы не можем не смириться с открытием того, сколько мы пропустили. И все же мы радуемся, что если будем смиренными, мы можем теперь унаследовать то, что нам передала Земля. Ибо мы стоим перед этой реальностью так же, как иные стоят перед соборами Дарема, Фрайбурга и Личфилда, когда впервые видят их. Когда им являют то, чего они никогда не смогли бы ни создать, ни даже представить себе сами». 

Для любителей архитектуры окно северной розы собора является одной из трех великих сохранившихся роз тринадцатого века. В центре розы находится Мария. Как Божественный Свет сиял сквозь Марию, принимая цвет ее человеческой природы, так и солнечные лучи в Нота-Даме принимает цвет разноцветного стекла. Как сказал в двенадцатом веке святой Бернар Клервоский: «Как чистый луч входит в стеклянное окно и появляется неиспорченным, но приобрел цвет стекла ... Сын Божий, вошедший в самое целомудренное лоно Девы, появился чистый, но принявший цвет Девы, то есть характер человека и изящество человеческой формы». 

Журналисты и комментаторы опять ничего не поняли. Реакция еврейских консерваторов на пожар в Нотр-Даме была сочувственной, хоть и несколько эгоцентричной. Они наперебой пытались напомнить нам, что евреи тоже пострадали, что христианство имеет «еврейские корни» и что евреи стали жертвами ужасного насилия в европейских странах, которые теперь наводнены мигрантами из третьего мира. (Я сейчас рискую обидеть моих еврейских друзей, но они ведут себя немного похоже на тех недалеких пользователей сети, что используют нынешнюю трагедию как повод похвастаться парижскими фоточками).

И это верно: евреи действительно были жертвами жестокого насилия от рук мигрантов. Но верно и то, что представители средств массовой информации, которые наиболее агрессивно выступают за щедрое размещение сирийцев на Западе, сами являются евреями.

Мария - Нотр-Дамская Богоматерь - является доказательством Воплощения. Это ее тело, через которое Бог воплощается, и именно она воплощает Слово. Нотр-Дам был построен, чтобы воплотить это понимание, веру, уникальную для христианства. Евреи отрицают, что Иисус есть Христос, и поэтому в истории о об Успении они нападают на гробницу, когда апостолы несут Марию к ее могиле, и именно поэтому их называют «слепыми». Талмуд ясно говорит об этом отвержении Христа. Но Мария молится за них и хочет, чтобы и они все равно обратились к истинной вере. Она никогда не призывает к насилию против своих собратьев Авраама.

Пожар в Нотр-Дам является актом иконоборчества, сродни статуям Марии, разбитым во Франции и Германии мусульманами, которые также считают Воплощение кощунственным. Если иметь в виду суровые реалии жизни евреев в современной Германии или Франции, решение очевидно. Самое время объединяться с христианами — для борьбы угрозой нашему существованию и нашей общей истории. Мы можем объединиться друг с другом, как никто из нас не может объединиться с исламом. Как еврейский католик, я — живой пример такого союза. Ислам и лавки представляют собой угрозу существования для нас обоих.

В том, как европейцы освещали трагедию, я могу уловить еле заметное чувство вины. Франция,возможно, больше, чем любая другая страна, заслужила божье возмездие, и парижане прекрасно знают это. Франция не регистрирует религиозные убеждения своих граждан в своей переписи населения. Никто не знает, какой процент французов остался христианами, хотя мы можем быть уверены, что этот процент снижается по мере роста числа мусульман. Со времен Просвещения Франция сделала больше, чем любая другая страна, чтобы уничтожить христианство. И это началось рано. Еще в 1767 году Вольтер описывал христианскую религию как «Без сомнения, самую нелепую, абсурдную и кровавую из всех, кто когда-либо заражали мир."

На Западе мы утратили наше понимание христианства как источника разума, надежды и радости. Мы описываем веру как слабость, нелепицу, суеверие и болезнь - впечатления, которых нынешнее состояние католической церкви никак не улучшает.

Мы не потеряли веру, также, как не потеряли самые ценные реликвии в огне Нотр-Дама. Но тенденция понятна.

В одной из самых чудесных историй о Богородице, впервые рассказанных Григорием Турским, речь идет о еврейском мальчике, который дружил с христианскими детьми. Он общался с ними, но когда его отец, стеклодув, узнал об этом, он бросил мальчика в свою печь. Богородица защищала мальчика своим плащом. Я размышлял над этой историей, наблюдая, как Богоматерь не смогла защитить саму себя от огня, и читая новость про профессора американского университета, видимо «вдохновленного» Нотр-Дамом, и арестованного на входе в церковь со спичками и канистрой бензина.

Для западной цивилизации характерно возрождение, восстание из пепла — это признают даже леваки-медиевисты, которые не могут заставить себя признать христианство. Но сможем ли мы восстановить то, что уже утеряно, даже если мы попытаемся? Запад потерял свою душу и вместе с этой душой свою силу. Потеряв наше понимание Бога как творца, мы утратили уважение к тому, чтобы делать вещи сами. Поэтому мы больше не обладаем ни волей, ни средствами для создания чего-то подобного Нотр-Даму, и еще меньше — техническую возможность решиться на попытку ремонта. Мы забыли, как это делается — и часть меня говорит, что Собор должен оставаться таким, как сейчас, чтобы напоминать нам о случившемся. Незавершеным и невосстановленном останется он, пока мы снова не найдем цель, для которой он однажды был построен. Пока же мы просто не имеем права бездумно подражать оригиналу.

Илер Беллок еще недавно, в 20 веке, мог сказать, что Европа «ремонтирует и достраивает». Сказал бы он это сегодня? Сказал бы, услышав леденящее обещание Эммануила Макрона, что Нотр-Дам будет восстановлен «еще красивее, чем раньше»? В 1905 году церкви во Франции были объявлены собственностью государства, что открывает ужасающие перспективы для реконструкции Нотр-Дама. Будет ли Макрон предлагать «многоконфессиональное молитвенное пространство», чтобы оно стало «по-настоящему инклюзивным» для французского «мультикультурного общества»? Не спорьте, ребята. Уже звучат призывы от элитарных архитекторов - в Rolling Stone, естественно, - что восстановление не должно отражать «белую европейскую Францию».

В этом огне была какая-то ужасающая красота. В нем можно было видеть танцующего дьявола, ярость Балрога, которая разбивает камень и стекло. Этот пожар был живой, и, загипнотизированные им, мы могли увидеть отблеск нашего собственного конца. Увидеть все то, что мы позволили сделать с нашими величайшими институциями, порчу, нанесенную нашему образованию, насилие, которому мы позволяем каждый день свершаться над нашими законами, нашими обычаями и нашими нравами. И в едком дыме скрывался вопрос, который преследует меня и сегодня: действительно ли мы это заслужили?

Телеграм-канал переводчика