Мюнхен остаётся центром движения
Белый шум
Положение Хитлера в партии было в то время нелёгкое; но слава его как самого крупного оратора националистов, если не правых вообще, тогда уже установилась в южной Германии и начала распространяться также в северной Германии. Конференция главарей националистов в Магдебурге показала, что в годы революции из всех националистических и немецко-социалистических кандидатов только Хитлер проделал известное развитие. Рудольф Юнг, всё ещё своего рода идейный патрон национал-социализма, произвёл торжественное помазание Хитлера в вожди всех германских национал-социалистов. Юнг писал националистическим группам:
«На севере нет сколько-нибудь значительной национал-социалистической партии, Мюнхен фактически остаётся центром движения в Германии. Я ожидаю от благоразумия наших партийных товарищей в Берлине, Лейпциге и других местах, что для развёртывания движения во всей Германии они подчинятся Хитлеру». Да, так выразился бы Хитлер. Но немецкий депутат из Богемии ещё не усвоил «теории вождя»; конечно, и он желал фактического руководства Хитлера, но он мыслил его в обычных мягких формах современных ферейнов. Поэтому он пишет: «Ожидаю, что они будут помогать Хитлеру в развёртывании движения во всей Германии». Затем он даёт мюнхенцам советы, как им объединить все родственные направления под одной вывеской. Под «родственными направлениями» он понимает даже «Пангерманский союз» известного политического интригана Класса и, что ещё хуже, «Объединение немецких профсоюзов» и в первую голову «Союз немецко-национальных торговых служащих».
Немецко-национальные торговые служащие Мюнхена были одной из первых ячеек движения «фёлькише» ещё до Хитлера. Впоследствии они оказались полезными движению также и в финансовом отношении. Но предложение Юнга об объединении родственных направлений слишком отдавало парламентским клубом с его мандатом, обеспеченным по общему кандидатскому списку; эта мысль родилась в мозгу, безнадёжно застрявшем в рутине парламентских правил. Возмущённый Хитлер воспротивился этому. Он не только считал, что другие должны подчиниться ему, но и открыто объявил это. Вместе с тем он заявил: возможно, что представители северной Германии прийдут к нему, но он никогда не пойдёт к ним. Со времени бунта в партии в июле 1921 г. он не хотел и слышать об опасных попытках объединения, а тем паче о продвижении на север.
Он закрепил эту провинциальную линию партии на первом партийном съезде в конце января 1922 г. Тогда оказалось, что в остальной Германии уже существуют различные небольшие местные группы, частью преданные центру, частью требующие равноправия. В Ганновере, Штутгарте, Мангейме, Рейнском Пфальце, Галле и даже Верхней Силезии работали национал-социалисты, не говоря уже о верных соратниках в Розенгейме и Ландсгуте. Из некоторых других мест посылались по меньшей мере телеграммы. Большей частью национал-социалистами были студенты, которые некоторое время учились в Мюнхене. Их немного, и Хитлер противопоставляет им всю массу мюнхенцев, образующих «общее собрание» членов партии.
Речь идёт теперь о том, чтобы окончательно упрочить руководство Хитлера и сделать его незыблемым. В своей прокламации к партийному съезду Хитлер заявляет, что необходимо отказаться от «горсти трусливых и дряннёньких буржуа, которые легко кричат ура, а на самом деле дрожат перед каждым уличным крикуном». Необходимо также произвести чистку в собственных рядах, так как движение стало «очагом благонамеренных, но тем более опасных болванов, которые умеют только смотреть в зеркало прошлого и желают отодвинуть наш народ на тысячу лет назад. В своём ослеплении они не замечают, что речь может идти не о возрождении отживших форм, а только о создании нового немецкого права, самым непосредственным образом приспособленного к экономическим условиям нашего времени». А так как никто не проник в эти новые условия так глубоко, как Хитлер и те, кто находится под его руководством, то движение должно быть централизовано в Мюнхене. «Мюнхен должен стать образцом, школой, но также гранитной скалой; в первую очередь не должно быть сомнений, что у движения есть руководство, и все должны знать, где оно находится».
Впоследствии эту централизацию партии в Мюнхене прославляли как непревзойдённый манёвр руководства, но в основе её лежала конкретная причина: для того чтобы перенести партийное руководство из Мюнхена, надо было бы перевести также мюнхенский райхсвер. Ибо он был ядром и основой партии. Господа из райхсвера могли и не приказывать Хитлеру не допускать такого перенесения. Он уже полгода назад сам ответил отказом на заманчивые предложения из Берлина, так как знал, что всё его дело зиждется только на райхсвере.
Несмотря на то что партийный съезд в первую очередь был сколочен из мюнхенцев, последним не удалось провести тезисы своего вождя с таким единодушием, которое выглядело бы как всеобщий энтузиазм. Партийный съезд закончился 31 января довольно бледным «non liquet» (дело ещё не выяснено), без резолюций и без шумных оваций. Австрийцы и немцы из Богемии и Моравии вообще не явились. Однако за кем остаётся владение, за тем остаётся и право; так как положение Хитлера не подверглось нападкам, оно фактически укрепилось.
Число членов партии возросло по сравнению с 1921 г. вдвое: с трёх тысяч до шести тысяч. Для всякой другой партии это было бы громадным шагом вперёд; но для национал-социалистов это означало замедление темпа их роста. Год кризиса задержал рост партии, а внутри партии ещё не привёл к единой ориентации и к полной консолидации партийной линии.
1922 г. был переходным годом, годом строительства. Необходимо было сорганизовать бюро партии, добыть больше денег. Меньше размаха, больше прилежания — таков был лозунг.