Мы не мы
Alexander GavrilovМилый сердцу моему Митя Глуховский написал в газете «Zeit» письмо европейцам про то, почему мы не они.
Это жанр почтенный, очень европейский как раз. Ницше, например, многословно и пылко объяснял, почему Германия не Франция, Карлейль – почему Франция не Англия, Мицкевич – почему Польша не Россия. Каталанцы с черногорцами вообще это воображаемое сообщество на болту крутили, но без слов. Макс Вебер мелко мстил за былое курощение странам доминирующего католицизма и стращал недопущением в светлое завтра капиталистической Европы. А вот Карл Маркс как раз был, как Митя, и отказывал России не только в праве на принадлежность к Европе, но и в возможности мирного с нею сосуществования. Ну да он был тот ещё выдумщик.
То есть в принципе я в этом тексте не вижу ничего плохого: одно неоднородное непонятно что определяется апофатически через несовпадение с другим неоднородным непонятно чем и, разумеется, это операция с гарантированным успехом.
Но в одном месте этой статьи я вдруг подпрыгнул и, кажется, враз понял природу странности многих разговоров о европейскости и российскости последнего времени (вот, например, недавно группа интеллектуалов несколько дней всерьёз анализировала сообщение выдающегося русского писателя Ш., жителя Гельвеции, о постыдности попыток играть с русскими в футбол). Место это вот какое: "единственный раз, когда мы пытались учить жить вас, когда Россия несла цивилизаторскую миссию Европе — я имею в виду коммунистическую революцию и последовавший за ней всеевропейский сдвиг влево, — завершился провалом".
Если мы попробуем посмотреть на историю русского коммунизма хотя бы в той перспективе, которую придумали сами большевики, то мы вспомним, что он стоит на французском социальном утопизме (и опыте революционного преобразования), на британской политической экономии, на немецкой классической философии. Ничего специфически российского в социалистической революции не было, а результаты захвата власти большевиками - в форме прямого влияния или эффективной реакции - видны невооруженным глазом по всей планете. Что в кхмерской деревне, что в Лондоне, что в Гане, что в Швеции сегодняшнее устройство жизни находится в прямой связи с революцией 1917 года. Допустим, в самой России эти результаты оказались менее лучезарными, чем хотелось бы, но как можно говорить о провале проекта на фоне его почти ни с чем не сопоставимого всемирного значения?
До тех пор, покуда мы не выкинем из головы насильно запиханное туда вредителями в советской школе бессильно-анальное огораживание произвольно выбранной территории, на которой Второй мировой войны не было, большей части искусства, созданного в ХХ веке россиянами, не было, русской литературы в её высочайших достижениях не было - - а была какая-то корявая хрень вместо настоящей истории и настоящей мысли - вот до этих самых пор мы и будем шарахаться от фантома к фантому, от русского православия, которое сперва русское, а потом уже христианство, к русскому миру, который распространяется только на гусеницах танков, от русской революции, которая пригодилась кому угодно, кроме русских, к русской гордости, которая состоит в том, чтобы быть кем угодно, но только не русским.
Я готов смириться даже с базовой посылкой митиного текста: Россия, наверное, не Европа. Потому что родившись в России, ты сразу оказываешься в мире. И Франция, позволившая вьетнамцам прямо на рынках печь лучшие хрустящие багеты на этой грешной планете, - это мир. И Америка это мир. И Бразилия, и Индия, и Китай.
А Европа, которая всё никак не даётся нам в ощущении, видимо, находится в Брюсселе, где Европарламент. Очень милый небольшой городок, если не были - съездите обязательно.