Мужики Расширяют Каналы В Лесу Мужикам Порно

Мужики Расширяют Каналы В Лесу Мужикам Порно




🛑 👉🏻👉🏻👉🏻 ИНФОРМАЦИЯ ДОСТУПНА ЗДЕСЬ ЖМИТЕ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Мужики Расширяют Каналы В Лесу Мужикам Порно
Ваш браузер устарел. Попробуйте браузер Atom , чтобы работа ВКонтакте была быстрой и стабильной. Подробнее


БОРИС АЛФЕРЬЕВ

ЗДРАВСТВУЙТЕ ДЕВОЧКИ!




Бесм’илло во рахмон во рахим!
Размышляя над прошлым своим познаешь свое настоящее, и создаешь свое будущее, человек.
М-да, вот начало так начало!

Несмотря на название, несколько игривое, сразу разъясню, что касаюсь я довольно серьезных вопросов, однако, отходя от принятых по этому делу традиций, а может быть, возвращаясь, напротив, к истокам их — «Метаморфозы» Апулея повествовали о довольно серьезных вещах — я все же обсуждаю все эти «проклятые вопросы» с точки зрения, не скажу обывателя, а, скорее, со своей собственной — человека, варящегося в котле всех этих «всемирно-исторических процессов» уж сорок один год, и на основе примеров, которые наблюдал лично, или же что-то знаю; коротко говоря: отвлекаясь от беспристрастности историка и публициста, изложу точку зрения более личную, хоть и не лишенную модного экзистенциализма, но что тут делать — слава Богу, до экзистенциальных концепций я в свое время додумался сам, не читав ни Сартра, ни Камю тогда, впрочем, читав и Фолкнера, и Олдингтона; без хвастовства — Камю и Сартр только подтвердили мне то, что я сообразил и до них, чему я, кстати, не обрадовался, просто отметил это себе, и все, ибо для меня экзистенциализм есть некий только мысленный эспандер, позволяющий синтезировать прямо противоречащие друг другу суждения в дуальные, а не в привычно диалектические построения; еще очень хорошо здесь помогает Специальная Теория Относительности, если кто измудряется ее вполне понимать, я, вроде, понимаю. Неопределенность, неодновременность и нетождественность позволяют делать такие выводы, которых с формальной логикой сроду не сделать, ну и, соответственно, анализируя всяческие загадки и путаницы, есть смысл пропускать их через такой вот перегонный куб — получаются интересные на выходе эффекты.
Благодаря этому я мыслю особенными категориями, не так просто. И то и это, и за и против — для меня нет только черного или только белого, для меня есть все сразу. И как-то сами у меня выходят некоторые логические игры, которые помогают мне так мыслить. Да, что далеко ходить: вот я летом шел домой с ночной тренировки, понимай — ночной пьянки… Была бы охота пить? А была охота выть в пустой квартире? Все как по кругу, колесо какое-то беличье, да и только. И вот: в отходняке этаком, накушамшись, ест-стно, шел я по проспекту под ярким солнцем, на плече вещмешок, и было у меня полное ощущение, что иду я с войны — с долгой войны, наконец, на дембель. Основания к этому были: вспомнил я, как по молодости, да по детству фактически, проклял я город, в котором живу — проклял, и с тех пор не любил ни его, ни людей, его населяющих. Это было во времена первой моей любви, образца восьмого класса средней школы — ох, времена, прямо скажем, для меня уж эпические… И осознал — загадочка для психологов и психоложцев… осознал, что все это время я со своим городом находился в состоянии пусть вялотекущей, но вполне настоящей войны, и, как-то так получилось, что войне пришел конец, пришел сам собой, время вышло. Никто никого не победил, понятно: ни я не на кладбище, ни город не сгорел. Время вышло, тайм-лимит. Однако, досталось мне на орехи. Да, так пошел я туда, где она тогда жила, первая моя любовь, да, в общем, и не любовь, а генеральная репетиция оной (ох, лиха была беда началом!) — постоял под ее бывшими окнами — новые хозяева ее квартиры, что интересно, даже застекленного ее балкона не изменили, а лет-то прошло! — постоял, и опричь того с городом своим вполне примирился. Бывает: каждый человек внутри себя содержит целый мир, да и не один я таков. Я вернулся.
Но Город при этом остался таким, как и был. Просто я теперь снова люблю его. И жалею.
 Но к делу!

Давно, господи, еще во время службы в ВЧ 84520 услыхал я от офицеров шутливый тост, и с него и начну, пора уже его увековечить: «В стародавние времена на территории современного Точикистона жил великий Эмир. И когда он умирал, он созвал своих нукеров, и сказал им:
— Дети мои, когда я умру, положите меня в золотой саркофаг, и закопайте меня на простом поле.
— Зачем? — сказали нукеры, — Мы тебе построим такой мавзолей, который будет выше Гур-Амира, и шире дворца падишаха…
— Вы не понимаете, — сказал Эмир, — Через тысячу лет простая девушка будет вскапывать свое поле, наткнется заступом на мой золотой саркофаг, откопает его, откроет, увидит, какой там шикарный мужчина, поцелует меня, я воскресну, исполню восемнадцать ее желаний, и порабощу ее страну!
Восхитившись мудростью своего Эмира нукеры так и сделали.
Через тысячу лет простая студентка Катя, археолог, наткнулась своей лопатой на золотой саркофаг Эмира. Она откопала саркофаг, открыла, увидела, какой там шикарный мужчина, поцеловала его, он встал из гроба, и сказал:
— Девушка, сейчас я исполню восемнадцать твоих желаний, и порабощу твою страну!
— Нет, — сказала Катя, — Ты исполни одно… но восемнадцать раз!
Этого великий Эмир исполнить не смог, и удалился, не поработив дружную семью народов СССР.
Так выпьем же за наших прекрасных женщин, которые каждый день спасают нашу великую социалистическую Родину от порабощения!»
Вот.


Ехал не так давно в маршрутке, видел на улице свою бывшую. Так себе бывшая, сильно не изменилась — одета так же, выглядит так же. Новое счастье не счастливее старого.
Проехал мимо, и ничего не шевельнулось. Нигде. В сердце пустота и пепел.
Помню, когда она появилась в моей жизни, я очень болезненно расставался с предыдущей своей бабой, кстати, ее звали Катя, и она была археолог (!) — расставался тяжело, и все ждал от нее звонка или СМС, так как не имел о ней информации. А СМС посылала Роксана, с какой-нибудь ерундой, призванной меня заинтересовать; и каждый раз, бросаясь к мобильному, и видя сообщения от нее, я кричал вслух: « — Господи, только не ты!!!!»
А потом не мыслил своей жизни уже без нее.
А теперь не могу понять, как я смог два года терпеть ее сумасшедшую жизнь, которая стала моей.
А она год назад физически заболевала, если я пропадал больше чем на сутки. Приходилось уезжать с игр посередине, и никто не мог понять, зачем я это делаю.
А теперь она всем утверждает, что просто «играла в люблю», и «на самом деле ничего не было».
И когда и кому нам верить?
Да мы себе верить не можем — потому что нельзя нам верить даже себе!
Бесполезно.
Что бы мы не сделали, себя сами уж мы всегда оправдаем.
Мы придумаем себе будущее, и извратим свое прошлое. Так, как нам удобно.
Вот такие мы.
Это такой экзистенциализм нашей жизни.
А проще сказать: мы сами не знаем, чего мы хотим.

Да разве в нас дело?
"Они — как трава. Как трава, которая сейчас завянет. Которая к вечеру будет срезана и засохнет". (Талмуд).
Это про нас.
Мы — как трава.
DOMINUS MEUS — DOMINUS MUNDI ( Надпись на косе, которая принадлежит Смерти).
Владыка Мира, срезающий сухую траву — Смерть.
"Что вложил ты в уста Его, то Его оживляет, что там, то дает Ему облик и образ, как там, то Его качество, сколько там, то Его жизнь". (Эсроэль Лев).
"СЛОВА НЕ ПАДАЮТ В ПУСТОТУ" (Сэфер 'а Зогар).

Вот мне интересно, и я не боюсь тут показаться параноиком, так как не обо мне одном речь, нас таких немало, так вот: почему, стоит нам заняться каким-либо делом, и при этом задеть, прямо или косвенно, комплекс наших, этих самых, «проклятых вопросов», как тут же начинаются с нами всяческие неурядицы — от доносов на работу, в результате чего мы работы лишаемся — то есть лишаемся в буквальном смысле слова куска хлеба, и в личной жизни нашей появляется какой-нибудь очередной «нахал», который активно лезет в эту нашу личную жизнь с целью одной — разрушить ее, лишить нас не просто подруги и регулярного секса — это-то мелочь, но ощущения стабильности и «прикрытых тылов» — это, кстати, в некоторых случаях приводит и к трагедиям, и уж точно — к дискомфорту, отвлекает от дела. А? Почему так? Нет, вроде мелко и смешно, но великие Тайны Тайн, и трагедии, если разобраться, состоят ведь все из таких вот мелких и «смешных» мелочей. Хотя, в общем, не в нас дело, боюсь — это общий принцип, в качестве иллюстрации которого можно стать настолько нескромным, что процитировать и самого себя:
«Мы живем в Городе Одиноких Людей. Город Одиноких Людей находится в Стране Одиноких Людей. Страна Одиноких Людей находится в Мире Одиноких Людей. Мир Одиноких Людей повис в Пустоте.» (Игра в Воскресение).
Это было наблюдением с натуры. Это такая квинтэссенция — да вы присмотритесь! — всеобщей разобщенности всех и всея в нашем окружающем «Глобальном Информационном Обществе». И, думаю, это культивируется и делается нарочно — пропагандой как индивидуализма, так и половой или потребительской распущенности — лучший способ сделать всех людей «самими по себе», талмудистской «сухой травой». Еще этот эффект достигается эрзацем общения и социального поведения в Интернете — уж коль скоро все перешло туда, в реальной жизни должен, обязан наступить больший или меньших аутизм отдельной личности, тут еще свою роль играют и навязываемые всем нам известнейшие страхи — от СПИД до маньяков и торговцев мясом — наши СМИ уже превратились просто в индустрию страхов, загоняющих население в безопасный и недорогой интернет или сетевой маркетинг… Один человек и есть один, один в поле не воин, и уж ночью-то, наедине с подушкой, он сознает, что один, никому даром не нужен, и положиться ему не на кого, и делать что-то, в общем, не для кого, стало быть, и незачем… А может, делается это и для разжигания зависти: у них-то, правильных и избранных, везде все в порядке, это ли не свидетельство их Истины? Получается вроде как заперли индивидуума в клетку, и морят голодом, так того мало — у него же на глазах садятся, и организованно и вкусно жрут — ничего не напоминает? А я напомню: цеппелиновцы в 42-м, сначала приказывали советских военнопленных три дня вообще не кормить, а потом приходили, и призывали идти в разведшколы или в РОА позднее, и согласившихся тут же, у всех на глазах, кормили кашей, для чего подгоняли, и ставили на видном месте полевую кухню. Тот же принцип, грубо — но работает.
И так ли уж мелко и недейственно воздействие на личность с помощью пищи и женщины? Вспомним иранских маздакитов? Ведь стоило Маздаку декларировать, что любой человек имеет право НА ХЛЕБ И ЖЕНЩИНУ, как за ним поднялся весь Иран, вместе с шахом! — и они тут же устроили по всему Ирану такой военный коммунизм, который и блаженной памяти Льву Троцкому не снился! Хлеб и женщина — инструмент очень действенный, и если его своевременно применять, у всякого можно отбить всю охоту лезть не в свои дела, а что тут не применить — это просто, достаточно иметь в резерве некий штат идеологически подкованных всего лишь соблазнителей и соблазнительниц, и еще доносчиков, самое главное, что и те и другие действуют всегда вполне добровольно и инициативно, причем совершенно бесплатно и в подготовке не нуждаются — самоообучающиеся, и их деятельность — их же просто стремление, да, психопатологическое, но очень и очень распространенное. И им нужно только прикрытие, защита, чтобы в случае, если их за их пакости призовут к ответу, было бы кому вступиться, и такие «стучали» в КГБ на соседей и коллег, а в девяностые — бандитам, и они всегда сами хотят «стучать», им это нравится. И любое «коммьюнити», которое может пообещать им свою защиту и покровительство, получает их со всеми потрохами, и настолько, что даже не надо и трудиться, и указывать, кем им следует «заняться», сами соображают, опять-таки проявляя активную инициативу. Так что довольно просто предположить, что именно этот вот инструмент против всех бунтарей и несогласных во все времена и во всех народах использовался и используется, и, можно сказать, что если вы имели смелость что-то табуированное и тайное задеть, и наступить каким-то чертям на хвостики, то, что вы за этим лишились всего, сидите на пепелище, и пеплом посыпаете главу свою — не случайно, совсем не случайно! Никто же точно не знает, о чем сговариваются ДВОЕ, когда вы их не слышите — никто вам и не скажет, может сговариваются, а может — нет, недоказуемо, никто не слышал. Но если есть посыл — действие, есть и сила, действие произведшая, есть и заинтересованность. Случайностей в мире вообще не бывает, бывает лишь нечто, на случайность похожее.
И я теперь, с сердцем, в котором пустота и пепел, и ничего больше, во всяком случае знаю, за что мне это: я дерзнул подняться на борьбу с Истиной, которая должна быть принята всеми, что только и докажет истинность этой Истины… иначе все зря, все напрасно, вообще все. Слишком много напрасно, так что лучше таких как я растоптать, и нас можно и должно искренне ненавидеть.

Однако, я отвлекся.
Повторяю совершенно честно: увидел ее, и… и ничего. Пустота и пепел остались, но с ней уже даже и не связаны — с глаз долой, из сердца вон. Обычное дело. Круг замкнулся, и противоречий нет, как говорят каббалисты. Вернулись к тому, с чего начали.
А что было делать, выскочить, что ли, из маршрутки, и запеть на манер муэдзина: «— Сэстра нашя Рокша-ан!»?
Неудобно как-то.
Года четыре назад она так же стояла почти в том же месте, и я прошел мимо. Просто прошел и все.
Все вернулось на круги своя.
И что?
Обычное дело! Осталось имя в списке имен: Роксана.
Там еще есть Карина, множество Наташ, Лен, Тань, Кать, Оль, Свет, две Гали, Ира, Юля, Эля, господи, всех и не вспомнить! Гаянэ еще была. Лайла была. Суламифь даже. И теперь одна Роксана. Одна и останется — редкое имя.
Вернулись к тому, с чего начали.

Мы всегда возвращаемся к нашему же началу, хотя нам хуже горькой редьки уже надоело это.
Мы возвращаемся.
Мы никогда не хотим этого: вроде все сказано, и все ясно, и хоть мы кому-то и обещали вернуться, если честно, возвращаться мы не собирались — обещание было дано походя, так, как надежда, которой не суждено сбыться. Обещать мы вообще умеем, умеем очень хорошо, особенно у нас получается с «любовью до гроба»… в сотый раз, и все до гроба, понимаешь… и так до гроба, ехарный бабай! После десятого это становится привычкой, и, кстати, чаще всего в это мало верят, и безусловно правильно делают. Мы обещалкины, все, причем все сразу. Обещаний своих мы как правило не сдерживаем, потому что не можем — мы же несчастные, брошенные дети, мятущиеся в моментном настоящем между позором и болью нашего прошлого, и непредсказуемостью нашего будущего, которое может быть ЛЮБЫМ, только, почему-то, однозначно не тем, какого мы для себя планируем и ожидаем. Есть от чего ошалеть, и каждый раз то, что должно случиться по всей логике предыдущих событий, и о чем мы, кстати, отлично знаем, или догадываемся, тем не менее наступает для нас совершенно неожиданно, или уж, во всяком случае, совершенно не вовремя, и мы, стремясь уцелеть в очередной катастрофе квартирного масштаба, уходим в «аварийную защиту»: ищем виноватого, и быстро находим виноватого, после чего стремимся «примениться к местности», замаскироваться под зеленый куст или кучу мусора, забыться, смешаться с толпой, и больше никого своими персонами не беспокоить, и своими суждениями не обижать. И каждый раз стремимся начать свою жизнь «с начала» — только в начале мы писались в пеленки (памперсы), так начиная, надо начинать в том числе и с этого, это же логично! — но этого мы себе не хотим, и ходим, как обычно, в унитаз или в раковину. Ну и никакого «с начала», естественно, не получается.
И не все оказывается сказано, и не все оказывается ясно, напротив, выясняется, что ничего не ясно, и ничего ровным счетом не сказано: то, что было выражено, толком никто не понял, предпочитая копаться в грязном белье, в то время как углубляться надо бы было в себя самих. Но в себя самих углубляться тоже чревато: тот, кто слишком долго смотрит в себя, начинает смотреть в бездну, если, конечно, ему хватает ума понять это. Но если долго смотреть в бездну, на дне ее увидишь себя, но уж на это, действительно, нужна и ума палата, и терпение, и даже, пожалуй, определенная отвага. Это выход для немногих, а большинство, не в силах вырваться из круга событий и неопределенных состояний, захваченные этим, возвращаются, чтобы расставить все точки над теми «I», которых сами и наплодили на свою голову, и, заодно, наставить новых «I» еще больше — это ведь неизбежно, в конце концов. И объявляют нам: «Мы вернулись, берите нас за рупь за сорок, или идите на х…!» Коротко и со вкусом.
Я тоже все время откуда-то возвращаюсь куда-то, порой не очень представляя себе, зачем это делаю. А чем я лучше или хуже других? Так или иначе, подобно рыбе, стремящейся к месту нереста, мы всегда возвращаемся туда, откуда пришли, пусть нас порой здесь и забыли, и, тем более, что много воды утекло, все давно изменилось, и чего-то, или кого-то уже нет здесь, и часто — больше никогда и не будет. Тем не менее, мы возвращаемся.
Так устроен мир.
Те, кого с нами уже нет, по той или иной причине, пусть сами хоронят своих мертвецов. О них нет речи, и нет возврата к прошлому, которого, тем более, уже нет. Так что о том, что было, но не имело последствий, и о тех, кто был, но это теперь безразлично, ныне разговора не будет. Бывает в жизни так, что следующий шаг служит той границей, за которой все становится по новому, и к прошедшему возврата нет: нет в этом ни нужды, ни смысла.
Да, вперед, и не возвращаясь никогда туда, откуда уже ушли — нет от этого добра никому, и не будет. Бессмысленно бывшей подруге, как бы я ее ни любил до сего дня, прийти сейчас, и предложить начать все с начала — зачем? — говорил уже про начала и памперсы, тут то же самое — фарш невозможно провернуть назад; и с начала не значит с нуля, и все мы, каждый раз, меняя свою так же и «личную жизнь», тоже пишем ее заново, рассчитывая на будущее, и переписывая прошлое — порой и сочиняя легенды, а порой просто забывая или замалчивая, в настоящем же мы применяемся к текущим обстоятельствам, и к тому, что у нас действительно, реально есть, отвергая химеры и мечтания, которые есть те же химеры, так что старому и в «личной» нашей жизни просто нет места, вообще нет, и не должно его быть; топтание на месте никому не нужно, так что вперед, вперед, и черт нам не брат, только вперед, почти не замечая того, что двигаясь только вперед, мы возвращаемся, всегда возвращаемся, разве меняются лица, имена, запахи, и расходы с доходами, а суть остается неизменной, даже стереотипной — программа тут одна, раз устоявшаяся уже она не меняется — во всяком случае САМА НЕ МЕНЯЕТСЯ, но даже если ее и менять: на глазах у нас шоры, и мы не видим объективно того, что бежим мы по кругу, и здесь тоже бежим по кругу, или как белки в колесе — все равно стоя на месте, крутится в этом случае только колесо, парадокс? — а не все ли так? — почему парадокс, в конце концов? — ну, вперед, ну, возвращаемся, и что? — так уж Мир устроен.
Плохо это, или хорошо, но мы возвращаемся к тому, с чего начали.

«Наг вышел из чрева матери моей, наг и возвращаюсь».
Мы уходим нагими, нагими возвращаемся, и снова уходим. Период, когда мы одеваемся, «поднимаемся», когда у нас «прикрыты тылы» — недолговечен и нестабилен: у нас в миг это все могут отнять, или мы можем промотать это легко сами… Против нас тут все: от пули до женского каприза, и не теряет только тот, кто ничего не имеет. И лучше быстро все потерять, и успокоиться, чем годами бояться все потерять — все равно потерять — и успокоиться!
Успокоиться, и… вернуться к тому, с чего начал!

Мы, каждый, похожи на ободранного, с рваными ушами, черно-белого мордатого кота, который, пропав перед этим недели на три, приходит домой, терпеливо ждет у двери подъезда, когда пойдут НАШИ, бросается к ним, и, гордо подняв хвост, шествует к двери дома, впереди, хотя и знает, что его ждет; и, да, и в дверях нам показывают на ванную, и мы идем, не желая тратить силы на борьбу с неизбежным, мы опираемся передними лапами на кафельную стенку, и покорно даем себя мыть водой, мылом, и средством от блох; потом мы отъедаемся, сидя на холодильнике, и громко, радостно мурлычем, но уже через три дня р
Зрелые Домашние Тетки Порно Фильм
Порно Аниме Короткие Видео
Порно Видео Бесплатно Русская Маленький

Report Page