Мужик в кепке в деревянном помещении связал девушку

Мужик в кепке в деревянном помещении связал девушку




🛑 ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

































Мужик в кепке в деревянном помещении связал девушку


Оставить комментарий
Катаев Иван Иванович
( yes@lib.ru )
Год: 1932
Обновлено: 17/02/2009. 70k. Статистика.
Рассказ : Проза Проза


Скачать FB2








Оценка: 7.75*11


 Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать











Оставить комментарий
Катаев Иван Иванович
( yes@lib.ru )
Год: 1932
Обновлено: 17/02/2009. 70k. Статистика.
Рассказ : Проза











Оценка: 7.75*11


 Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать









Электричка медленно, словно нехотя подходила к перрону. Сбившийся плотной массой народ глядел на нее и волновался, теснясь и напирая на самый край. Наконец поезд подполз и, коротко лязгнув, замер. Разочарованный вздох прошелестел над платформой – сквозь запаленные окна были видны лица и спины людей, плотно заполнивших вагоны.
Двери электрички с недовольным шипеньем раздвинулись, явив взгляду монолитную массу столпившихся в тамбуре и сурово нахмурившихся пассажиров. Толпа на перроне колыхнулась и после секундного колебания рванулась в открытые двери.
Мужчины, женщины, дети, старики – все с ведрами, корзинами, коробами, – толкались и отпихивали друг друга, протискиваясь в железное нутро вагонов.
– Куда ты лезешь, твою мать!... – А ты не толкайся, а то как толкану... – Ваня! Ваня! Ваня, ты где? – Осторожно, граждане, ребенка задавили! – под аккомпанемент разноголосых воплей и вопреки всем законам физики толпа с перрона всосалась в электричку, двери с судорожным всхлипом закрылись, и поезд, пронзительно загудев, двинулся дальше.
Молодой человек лет тридцати в штормовке и очках задумчиво глядел ему вслед, поставив на землю небольшую плетеную корзинку, до половины наполненную разнокалиберными грибами – сыроежками, маслятами, опятами.
– Что, опоздал? – послышался сзади чей-то голос. Молодой человек оглянулся и увидел невысокого старичка в помятом же- лезнодорожном кителе и фуражке с околышем. В руках у старичка была метла, которой он неторопливо, но тщательно сметал оставшийся на перроне мусор, среди которого можно было различить помимо бумажек, палочек и листьев, так же две-три пары очков, значительное количество мелких монет и даже вставную челюсть.
– Опоздал, говорю? – повторил старичок, выбирая из мусора представляющие интерес предметы. Деньги он небрежно ссыпал в оттопыренный карман кителя, а челюсть принялся рассматривать с видимым удовольствием.
– Да нет, не опоздал... – нехотя ответил молодой человек в штормовке – Тут такое творилось, не подступишься...
– Ну, сёдня еще по-божески! – замотал головой старичок – Ничего еще сёдня! Ты б поглядел, что в прошлом месяце было! А сёдня еще ничего, уехать можно! Ты ж мужик, какой-никакой, поднажал бы – и зацепился!
Молодой человек пожал плечами и отвернулся. Но словоох- отливый старичок не отставал.
– Чего теперь делать-то будешь, а?
– На следующем уеду... на шесть сорок пять...
– На следующем... – старичок радостно захихикал – Нет, милок, все! На сегодня боле поездов не будет! Ни на шесть сорок пять, ни на восемь десять, ни на одиннадцать ноль-ноль! Все, последний ушел.»
– Как «последний»... – растерянно произнес молодой человек и поглядел на выцветший щит с расписанием поездов – Вот, тут же написано...
– Мало, что написано! – с готовностью принялся объяснять старичок – Время-то у нас нынче сам знаешь какое! За экономию боремся! Вот и на нашем отделении порешили не отставать. Сцепили по два поезда вместе, зато ходют реже и в пять – шабаш. Во какая экономия выходит. И всем хорошо, удобно всем. Раньше, бывалоча до полночи приходилось на станции торчать – я же, мил человек, дежурным состою! – а нынче – в шесть – в полседьмого все на замок и домой; хозяйство у всех, сам понимаешь!
– Это кто же такое выдумал? – ошеломленно спросил пассажир.
– Как кто? Известно, начальство! Кому ж еще об нас, об народе думать? С апреля месяца уже так работаем! Да ты вон почитай, здесь все прописано! – старичок указал корявым пальцем на самый низ расписания, где белела маленькая бумажка с неразборчивым машинописным текстом.
Молодой человек склонился к ней и почти сразу же разогнулся.
– Но это же черт знает что! – растерянно развел он руками – Как же мне теперь домой добираться? Мне же на работу с утра! Ночевать что ли здесь
– Зачем ночевать? – старичок присунулся поближе – Ты меня слушай, я тебе совет дам. Ты вот что, паренек. Пойдешь сейчас направо, мимо леса, через овраг. Там дорога. Не бойся, не заплутаешь – одна она там. Иди, не сворачивай. Опосля оврага будет поле, силосные ямы старые, мимо них и прямиком через лес придешь в Грехово. Там нонче от клуба автобус в город пойдет, артистов повезет. С ними и уедешь. Шоферу скажешь, дядя Федя, мол, попросил. Понял?
– Понял... – медленно произнес молодой человек. – Спасибо... а далеко до этого Грехова?
– Да недалече, километров семь. Шибко-то не беги, автобус не раньше восьми пойдет. Но и рассиживаться недосуг...
– Понял, спасибо – торопливо повторил молодой человек – Спасибо вам, Фёдор... а как по отчеству?
– Да какое там отчество! – махнул рукой старичок,– Все дядь Федей кличут... А тебя-то как звать?
– Сергей Михайлович... можно просто Сергей.
– Ну и ладно. Давай, Серёга, двигай. По лесу пойдешь – там в березняке белые, корзинку-то свою заполни, а то мусора разного понабрал, стыдно в город волочь...
– Спасибо, дядя Федя... – смущенно улыбнулся Сергей Михайлович.– Может я вам... может я что-нибудь...
– А не надо ничего... – спокойно ответил дядя Федя – Вот разве что... время будет, заскочи к куму моему, дом у него аккурат на краю деревни. Поклон от меня передай и скажи, что в четверг буду, пущай баньку топит...
– Передам, обязательно передам, – заторопился молодой человек и после секундного колебания протянул старику руку, – Еще раз спасибо. А кума-то вашего, как зовут?
– Кума? Кирик Захарыч. Запомнишь?
– Да, конечно, запомню. Ну, до свиданья!
– Бывай здоров...
Сергей Михайлович ловко перепрыгивает через ограждение
станции, взбегает по косогору, на вершине оборачивается, машет рукой и скрывается из виду. Старичок с ласковой улыбкой кивает ему вслед. Но вдруг лицо его начинает меняться, оно приобретает зловещий и холодный вид. Он пристально, чуть
прищурившись, глядит вслед ушедшему и беззвучно шепчет что-то, оскалившись и быстро-быстро шевеля тонкими, хищно поджатыми губами...


Дорога шла через лес. Это была проселочная, сухая, хорошо наезженная дорога, и идти по ней было легко. Густой смешан- ный лес обступал ее со всех сторон, переплетаясь над головой лапами сосен и шелестящим ветками желтеющих берез. В густой, но невысокой траве то здесь, то там проступали островки серебристо-голубого мха, из которого торчали коричневые, плотные шляпки боровиков.
Сергей уже набрал полную корзину белых и теперь складывал грибы в скинутую с плеч штормовку, соорудив из нее нечто вроде мешка. Мешок наполнялся быстро, и Сергей, ошалело глядя по сторонам веселыми блестящими глазами, негромко напевал.
Лес внезапно кончился. Сергей Михайлович задержался на опушке, нерешительно оглянулся, затем махнул рукой, связал рукава у штормовки и, взвалив довольно внушительный узел на плечо, двинулся через большую поляну к видневшейся невдалеке деревне.
В стороне от других домов, почти у самого леса, стояла большая изба, сложенная из могучих, потемневших бревен. Дом и двор были обнесены высоким тесовым забором из досок внахлестку, так что не было ни единой щели, сквозь которую можно было бы заглянуть внутрь.
Сергей Михайлович обходит вокруг забора и громко стучит в калитку.
– Эй, хозяева!
Тишина.
– Эй! Есть тут кто-нибудь?
Тишина.
Потоптавшись на месте, он чуть толкнул калитку, и она с легким скрипом отворилась.
Сергей входит во двор и оглядывается. Ни души. Двор просторный, чисто выметенный. Двери многочисленных хозяй- ственных построек плотно закрыты. Не слышно ни звука не мычит корова, не блеют овцы, не кудахчут куры... Даже ветра нет в этом странном, окруженном забором дворе...
Дом стоит посреди двора, словно громадный серый сундук. Несмотря на белый день, окна в доме закрыты массивными ставнями, и только дверь гостеприимно распахнута настежь.
Сергей подходит к двери и нерешительно останавливается. Вдруг ему чудится сзади какое-то легкое движение. Он резко оглядывается – то ли показалось, то ли действительно кто-то ис- чез за сараем.
– Эй, кто там? – зовет он, но почему-то говорит негромко, словно боясь нарушить мрачную тишину двора.
Невольно поеживается и внимательно оглядывает дом, задер- жавшись взглядом на высоком, резном коньке, к которому прикре- плено изображение не то солнца, не то какого-то круглого лика.
– 0-о-о-о-о-а-а-а-а-а... из темного нутра избы внезапно доносится низкий протяжный стон. Сергей вздрагивает. Стон повторяется, переходя в протяжный, свистящий хрип.
Сергей Михайлович растерянно оглядывается по сторонам, затем опускает грибы на землю и осторожно входит в дом.
Просторные сени, увешанные пучками каких-то трав. В углу неожиданно белеет стиральная машина «Вятка-автомат».
Полутемная, хорошо обставленная комната. Мягкая, широкая мебель. На стенках и на полу большие ковры. Под потолком чуть слышно позванивает хрустальная люстра. В узких полосках света, падающих из-за закрытых ставен, пляшут пылинки.
В комнате никого. Вдруг откуда-то из глубины дома доносится знакомый стон и следом душераздирающий крик:
– Подойдите ко мне! Подойдите ко мне! Мишка! Хвеня! Васька! Нате! Нате!
Сергей Михайлович ощупью пробирается через комнату и, разглядев слева низкую, приоткрытую дверцу заглядывает туда. Посреди небольшой, совершенно пустой комнаты на двух табуретках стоит длинный, некрашеный и оттого кажущийся белым гроб. Возле гроба в высоких витых шандалах горят толстые свечи, и в их мягком трепещущем свете виден лежащий в гробу громадный костлявый старик с лысой головой и длинной, седой, всклокоченной бородой.


Руки старика сложены на груди, а глаза широко раскрыты и уставлены в потолок. Внезапно лицо его искажает гримаса боли и ярости, он впивается длинными, высохшими пальцами в края гроба, изгибается дугой и кричит:
– Мишка, сбрось охлопень! Мишка, сбрось охлопень! Миш- ка, иди, сбрось охлопень в улицу! – крик прерывается и умира- ющий протяжно застонав, обмякает.
– Кирик Захарыч... – кашлянув, хрипло обращается к нему Сергей. – Что с вами? Вам плохо?
– А-А-А?! – вскидывается лежащий в гробу, поворачивая пе- рекошенное лицо с белыми остановившимися глазами к двери и шаря перед собой длинной, костлявой рукой, почти по локоть высунувшейся из широкого рукава полотняной рубахи.
– Кто здеся? Подойди ко мне! Подойди! Возьми!
– Вам кум привет передает... – невпопад бормочет Сергей, нерешительно приближаясь – Дядя Федор... – и замолкает, поняв всю неуместность своих речей.
– Подойди ко мне... – исступленно хрипит умирающий – Возьми скорей, мочи нет...
– Может мне врача позвать, а, Кирик Захарыч? – тревожно озираясь, спрашивает гость и осекается, так как в этот момент лежащий с невероятной быстротой садится в гробу и хватает его за руку, оглушительно закричав:
– НА!!!
Словно беззвучная молния вспорола сумрак комнаты, а когда потрясенный всем произошедшим Сергей Михайлович пришел в себя, то обнаружил, что стоит посредине комнаты, в нескольких шагах от гроба, а в гробу лежит длинный, худой, но какой-то невероятно благостный и умиротворенный старик с выражением блаженного покоя на застывшем лице.
На крыше слышатся осторожные шаги, какой-то стук, скрежет выдираемых гвоздей. Сергей машинально смотрит на потолок. Затем что-то, заскрипев, с шумом упало на землю перед домом. Тут же в доме захлопали двери, послышались голоса, шаги и в комнату хлынул поток света из раскрывшихся окон.
Пока Сергей Михайлович, прищурившись от ярких лучей заходящего солнца, озирался по сторонам, комната наполнилась деловито снующими и негромко переговаривающимися женщинами в черных платках.
Одни, обступив покойника, принялись привычно и протяжно голосить, другие завешивали зеркало, расставляли лавки, подметали пол. Сергей пытался вступить с ними в разговор, объяснить хоть как-то свое появление и пребывание здесь, но женщины его словно бы не замечали. Они проходили мимо, отворачивая голову и стараясь не задеть стоящего даже краем одежды, так, словно это был не неизвестный мужчина, а какой-то неприятный, но неизбежный неодушевленный предмет.
Потоптавшись немного, Сергей прошел сквозь молча расступившихся женщин и вышел на улицу.
Во дворе, где из распахнутых дверей хлевов и сараев неслось хрюканье, визг, блеяние и мычание, он увидел кучку хмуро куривших небритых мужиков. Они мельком взглянули на него и отвернулись, продолжая вполголоса беседовать о чем-то своем.
Сергею Михайловичу стало не по себе, он зябко поежился, несмотря на теплую погоду, и подхватил с земли корзину и узел со своими грибами. При этом ему в глаза бросился валяющийся перед домом деревянный круг, как видно только что сброшенный с изуродованного зачем-то конька крыши.
Сергей резко поворачивается, и не оглядываясь уходит со двора, провожаемый недобрыми взглядами разом замолчавших мужиков.

Вечер. Запыленный «ПАЗик» катит по сияющему огнями окон и реклам городу. Автобус битком набит дремлющими людьми. Часть из них расположилась на сиденьях, часть на ка- ких-то разноцветных узлах и баулах, из которых торчат потертые кружева костюмов и рукоятки деревянных мечей. Актеры спят, прижавшись друг к другу, спит режиссер, прислонив голову к стоящему в проходе рекламному щиту, на котором угадываются буквы «КОРОЛЬ...».
Сергей Михайлович сидит рядом с шофером и тоже дремлет, опустив голову на узел с грибами. Автобус тряхнуло на поворо- те. Сергей резко поднимает голову и осоловело глядит вперед, затем, встрепенувшись, обращается к шоферу:
– За светофором остановите, пожалуйста... «ПАЗик», мигнув подфарником, скрывается за углом, а Сергей Михайлович входит в ярко освещенный подъезд многоэтажного дома. Дверь лифта бесшумно раскрывается. Сергей выходит на площадку и, немного повозившись с замком, скрывается за дверью квартиры. Включает свет в прихожей и сразу же идет на кухню – небольшую, но уютную, сверкающую чистотой и никелем. Ставит в угол корзину и узел с грибами, достает из холодильника бутылку минеральной воды и с наслаждением пьет прямо из горлышка. Затем, расстегивая на ходу рубаху, скрывается в ванной.
Сергей Михайлович сидит в кресле перед мерцающим экраном телевизора. На нем полосатый купальный халат, влажные волосы аккуратно расчесаны. Рядом с креслом столик на колесиках с остатками ужина и пузатым кофейником.
Мебели в комнате немного – застланный широкий диван, журнальный столик, два больших кресла, шкаф-тумба. У окна, закрытого плотной шторой, письменный стол с ворохом бумаг и пишущей машинкой, стул. И книги. Их много, очень много. Среди книг на стеллажах несколько безделушек и застекленных гравюр в деревянных рамках.
Сергей дремлет. Вот он потягивается, встает и выключает телевизор. С сомнением смотрит на невымытую посуду, машет рукой, сбрасывает халат и ныряет под одеяло. Высовывает руку, гасит лампу на столике.
Квартира засыпает...
Вдруг свет загорается вновь, но не такой, как раньше, а трепещущий, словно от живого огня.
Сергей Михайлович приподнимается на локте и с удивлением видит стоящего к нему спиной человека в белой вышитой рубахе и черных брюках, заправленных в сапоги. Вот человек поворачивается к лежащему, садится в кресло и весело подми- гивает левым глазом. Это Кирик Захарыч.
– Книг-то сколь! – негромко говорит он онемевшему от изумления Сергею низким хрипловатым голосом – Куды столько? Нешто их все перечесть можно? Да и чего в энтих книгах путнего напишут? Суета одна...
– Вы ... – с трудом выдавливает из себя Сергей,– как сюда попали?
– Я-то? – усмехается сидящий, – я-то что, обо мне речь опосля будет... А вот ты, паря, кто такой и почто мне в дом давеча попал? – Меня кум ваш прислал... дядя Федя просил привет передать
и сказать, что в четверг будет, чтобы баню затопили.
– Федька?! – внезапно захохотал странный гость. – Так это он тебя наладил? Ну, язви его душу, шельмец! Ну, кум, удружил! Ладно, не забуду... А ты, паря, выходит, подвернулся... Знать, судьба твоя такая. – Какая еще судьба?! – рассердился Сергей Михайлович –
Что все это значит? Объясните толком!
– Да не боись, не боисъ, – усмехнулся Кирик Захарыч – ишо благодарить меня да Федьку будешь. Жизня у тя пойдет таперь совсем другая... Мои-то щенки напужались, попрятались, вот тебе все и досталося, ты и перенял...
– Что перенял?
Гость, не отвечая, вновь оглядывает комнату.
– А живешь-то небогато... Али денег нет?
– Почему нет? – пожал плечами Сергей. – Все, что мне надо,
у меня есть.
– Ну уж «все» – усмехнулся Кирик Захарыч и еще раз огляделся. – Куды там «все»... один, что ль, живешь? Бабы-то нету? Это ты, паря, зря. Зря! Мужик без бабы дуреет. Баба, она зачем нужна? Чтоб про ее не думать. Када есть, вроде так и быть должно, а нету – тока об том голова и болит.
– Вы что, меня воспитывать собираетесь?
– А хоть бы и так... Ишь, гордый... Ежли не я, так кто? Ты ж таперь навроде как наследник мой, ты ж ВЗЯЛ.
– Что «взял»?
Свет в комнате начинает быстро тускнеть, сидящая в кресле фигура отодвигается куда-то, и только негромкий голос произносит издалека:
– Ты теперь УМЕЕШЬ.
Сергей Михайлович спал, лёжа на спине. Лицо его время от времени судорожно подергивается, словно он строит кому-то дикие, уродливые гримасы, и от этого становится странно похожим на лицо умирающего Кирика Захарыча.


На следующее утро Сергей Михайлович проспал. Это случалось с ним крайне редко – он вообще-то был человек весьма аккуратный, даже педантичный, но, согласитесь, события вчерашнего дня могли выбить из колеи кого угодно.
Итак, проснувшись словно от толчка и взглянув на будиль- ник, Сергей увидел светящиеся цифры: 8.25. Рабочий день начинался ровно в 9.00, поэтому наш герой вскочил как ошпаренный и начал лихорадочно собираться.
Наскоро умывшись, он, не намыливаясь и морщась, быстро побрился, ухитрившись при этом порезаться. Прижимая к порезу ватку с одеколоном, Сергей Михайлович надел свежую рубашку, галстук, накинул пиджак, со вздохом поглядел в зеркало на багровую царапину на щеке, снял с вешалки светлый плащ и, захватив плоский портфель – «дипломат», поспешил к двери.
На пороге он обернулся, с сожалением оглядел неприбран- ную комнату, столик с немытыми тарелками и чашками, перевел взгляд на сверкающую никелем мойку в кухне, огорченно хмыкнул и вышел из квартиры.
За дверью загудел лифт, и тут вдруг с треском распахнулась форточка и в комнату влетела большая серая птица. Сделав не- сколько лихорадочных, мечущихся кругов по комнате, она садит- ся на люстру и затихает, нахохлившись и втянув голову в плечи.
Сергей Михайлович выскакивает из своего подъезда и видит, как от остановки неторопливо отходит полупустой автобус – его автобус! Сергей делает несколько быстрых шагов, почти бежит, но поздно, двери закрыты, уже не успеть. В отчаянье глядя на автобус, он топает ногой, и – чудо! Ровно рокочущий мотор «ЛИАЗа» вдруг чихает раз, другой, третий и наконец глохнет. Двери открываются. Из остановившегося автобуса выходит водитель и начинает копаться в моторе. Сергей Михайлович обрадованно бросается к машине, заскакивает в салон, произносит, ни к кому конкретно не обращаясь, «Проездной» и садится. В ту же секунду мотор взревывает, шофер, недоуменно пожав плечами, занимает свое место, и автобус трогается.
Сергей сидит у огромного, во всю стену окна, полуприкрытого плотной шторой, за письменным столом, заваленным книгами, бумагами, пухлыми папками и быстро строчит на машинке, изредка заглядывая в лежащий справа лист бумаги, испещренный заметками.
Комната, где он работает – небольшая, тесно заставленная высокими, застекле
Сексвайф ебется с негром и делает с ним селфи чтобы отправить мужу рогоносцу
Заглядываем под юбки девочек
Худая бебиситтер сосет член хозяина и подставляет манду раком секс порно видео

Report Page