Может ему бороду поджечь?
Я был самым обычным рядовым мусульманином: совершал намаз, посещал мечеть. Когда брал в руки Коран, мне всегда хотелось понимать, что я читаю.
У меня было несколько знакомых, которые изучали арабский язык в Египте. Слышал от них, что можно приехать в Каир и отучиться в одном из центров арабского языка. Жизнь там дешёвая, уроки доступные, никакой подготовки не требуется. В языковой среде можно в течение полугода взять язык на достаточно неплохом уровне.
Я поговорил дома с родителями и взял разрешение отца. Он отпустил меня.
Решил немного поработать грузчиком на песчанном карьере, чтобы собрать деньги на дорогу и проживание в Египте…
***
В мае 2022 года нашёл самый дешёвый рейс до Каира (с Адлера) и поехал в Адлер, в аэропорт. Прошёл регистрацию, пошёл на таможенный контроль.
Таможенник осмотрел меня, сверил с фото в загранпаспорте и спросил, зачем я лечу в Египет. Сказал, что на учёбу. Он пробил мои данные по базе. Пришёл ответ, что я чист. Он отдал мне паспорт и пожелал счастливого пути. Когда я отошёл метров на 30, он меня окликнул: "Ильяс, Ильяс, подожди-ка, сейчас к тебе подойдёт мужчина".
Ко мне подошёл человек в гражданке, который представился сотрудником ФСБ Алексеем (Алексей Гришанов). Он задал те же самые вопросы. Когда услышал, что я лечу на учёбу, с усмешкой ответил: "Знаю я вашу учёбу".
Алексей потребовал мой телефон. Я передал, скрывать мне было нечего. Он стал листать мой телеграм.
Почитав мои чаты около пяти минут, он позвонил кому-то и рассказал обо мне, называя своего собеседника шефом.
Сказал, что я странный тип, что он посмотрел мой телефон, ничего лишнего вроде не нашёл, чтобы меня задерживать, но я лечу на учёбу в Египет. Сказал, что считает, меня надо проверить.
Он отключил вызов, подошёл ко мне и сказал, чтобы я набрал отцу. Я позвонил отцу и передал ему трубку. Алексей отошёл от меня с телефоном. Их разговор я не слышал. После того, как он поговорил с отцом, он опять позвонил "шефу". Сказал, что отец в курсе, вроде всё нормально и потом добавил: "Но отец что-то троить начал". Отец мой очень плохо говорит по-русски.
Потом он долго слушал "шефа", после чего подошёл ко мне и сказал: "Мы с отцом решили, что ты никуда не летишь”. Я сказал, такого не может быть, давайте я сам наберу отцу – и протянул руку за телефоном. Он убрал его в карман: "Ты никуда не летишь, для выяснения обстоятельств надо пройти в кабинет". Я сказал, что опоздаю на рейс и попросил телефон, чтобы хотя бы поменять билеты. Он задумчиво смотрел на меня, потом ответил: "Забудь о поездке". В этот момент я понял, что всё серьёзно.
Алексей подошёл к двери, через которую до этого вышел ко мне, нажал на кнопку и громко произнёс: "Один снятый пассажир".
***
Он передал меня погранцам и сказал откатать пальцы. Я просидел у них около 30 минут. За это время заходил Алексей и спрашивал пароль на телефон. Видимо, он заблокировался. Я сказал, он ушёл.
Потом Алексей забрал меня со всеми вещами в другой кабинет и стал расспрашивать о жизни, после чего позвонил оперативникам и сказал им приехать.
Оперативники приехали примерно к часу ночи. И стали ему выговаривать: "Утра не мог что ли дождаться, зачем было нас ночью вызывать?". Они сразу начали разговаривать со мной очень грубо.
И этот Алексей, который до этого в целом вёл себя вежливо, сразу поменял тон, начал перед ними грубить и пытаться задеть меня.
Мне стало не по себе. Я не давал им повода так разговаривать. Решил молчать и не отвечать на их вопросы.
В этот момент пошли первые удары. Они били меня ногами и руками, сопровождая избиение разговорами между собой. Алексей спросил оперов:
– Помните, что мы с ними в Ботлихе делали?
– Нет. Расскажи.
– Там много было вот таких, которые строили из себя героев, мол будут стоять на своём. Их по одному заводили в микроавтобус, там двое их держали, а третий бороду вырывал.
– Я знаю ребят, которые им бороду поджигали. Может, ему тоже поджечь? – все смеялись.
Гришанов начал кричать: "Назови своих сообщников, кто тебя отправлял, кто тебя там ждал?!". Поднимали футболку, искали “пояс шахида”. Я молчал, они били меня и издевались:
– Чё, думаешь, здесь героем умрёшь, и в Раю тебя будут ждать гурии на деревьях?
Один высыпал из сумок мои вещи, и они внимательно всё осмотрели. Из одной сумки выпал мой второй телефон. Там ничего не было кроме контактов близких и личных фото, но я решил принципиально не говорить им пароль.
В сумках было несколько книг. Они так набросились на них, будто нашли бомбы. Больше всего их внимание привлекла книга "40 хадисов Ан-Навави". Они долго пытались найти её в списке экстремистской литературы на сайте Минюста, но не нашли. При этом они били меня и кричали: "Вот значит твоя учёба!". Сильно попали по лицу, у меня сразу вышла большая гематома. Я только один раз спросил, за что они меня бьют. Они ругались матом, кричали, что я террорист, который ехал в ИГИЛ*.
В один момент оперативники вышли из кабинета и стали о чём-то шептаться за приоткрытой дверью. В это время Гришанов сказал мне: "Смотри, не шути с этими людьми. Всё, что мы тут делаем – это цветочки по сравнению с тем, что они могут с тобой сотворить". Он говорил правду.
Они резко зашли, и один сразу сильно ударил меня крепким носком обуви в верх живота. У меня перехватило дыхание, мне стало плохо. Они начали орать на меня матом: "Ты здесь нагадить хочешь что ли? Только попробуй вырви тут!".
***
С нами в кабинете в углу за столом всё это время сидел молодой парень. Он оставался со мной, когда все выходили. Когда в очередной раз все вышли, он обратился ко мне и сказал:
– Ильяс, то, что делает Алексей – это его работа, в этом нет ничего страшного. А вот с этими ребятами, которые приехали, лучше не шути. Я сам не приветствую то, что они делают. Я понимаю, ты молодой парень, совершил ошибку. Они всё о тебе знают, поэтому, когда они тебя о чём-то спрашивают, лучше не отпирайся.
– Я не совершал никакую ошибку. Как мне признаться в том, чего я не делал? Сам поставь себя на моё место.
– Нет, я себя на твоё место никогда не поставлю. У тебя свой путь, у меня свой. Просто, имей в виду, с этими людьми шутки плохи. Что они с тобой будут делать – зависит во многом от тебя. Просто совет даю тебе: соглашайся с ними.
Гришанов вошел в кабинет и стал спрашивать меня:
– Знаешь, что с тобой сейчас будет?
– Нет, не знаю.
– Знаешь-знаешь, ты же неглупый парень.
– Коран выше или Конституция?
Я молчал. Он начал орать и повторять этот вопрос. Пришлось ответить:
– Коран выше.
– Так значит, да… хорошо…
Оперативники вывели меня из здания, посадили в машину и повезли в УФСБ. (Сочи, Театральная, дом 14). По дороге пугали меня словами "Знал бы ты, что сейчас будет". Я попросил дать мне совершить ночной намаз, они не дали.
Когда меня подвели к дежурке, на голову надели пакет до носа, чтобы я не мог смотреть перед собой. Меня подняли на четвертый этаж и посадили на стул. "Давай по-хорошему, назови своих кураторов: кто тебя встречал, кто отправлял", – сказал один (опер Голиков). Я ответил, что мне нечего им говорить.
***
С меня сняли верхнюю одежду, запястья рук и ноги прикрепили скотчем к ножкам стула. Я не сопротивлялся. Они прикрепили клеммы к большим пальцам и щиколоткам, один встал сзади и стал крепко держать меня за плечи, затыкать рот мастеркой, а второй начал крутить тапик-машинку.
Когда я почувствовал ток, это была нереальная боль. Было ощущение, будто по всей коже и на голове волосы встали дыбом. При этом один лазил в моем телефоне и задавал мне какие-то вопросы. Я не слышал его нормально, не мог говорить, не мог кричать, не мог даже дышать нормально.
Периодически они уставали крутить машинку, останавливались, требовали что-то подписать "вместо того, чтобы дергаться как с..ка". Кричали, что я зря всё это терплю. Я не отвечал им. Они принесли мой второй телефон, чтобы я ввёл пароль.
Там ничего не было, кроме контактов моих друзей и знакомых, личные семейные фото, видео. Я боялся, что они заставят меня оговорить кого-нибудь и специально вводил неправильный пароль, делая вид, что забыл. Они злились и пытали меня ещё сильнее.
Это было настолько невозможно терпеть, что я надеялся, что мое сердце не выдержит и я умру. Но я не умирал, и они продолжали меня мучить.
В один момент я решил сказать им пароль от телефона. Не мог больше сопротивляться. Они остановились, принесли телефон и сказали, что это мой последний шанс. У меня дергались руки и я даже не мог держать его в руках. Они подождали, пока я успокоюсь, минут десять. Я взял телефон и начал вводить пароль, но в последний момент обида и злость на них пересилили, и я опять ввел неправильный пароль. Телефон заблокировался. Они всё поняли. Как они взбесились…
Налетели толпой и начали избивать меня по всем частям тела изо всех сил. Я не чувствовал удары и думал, пусть они меня бьют как можно дольше. Потому что знал: когда устанут бить, они начнут пытать меня током.
Так и было: когда они уставали крутить, начинали избивать, когда уставали избивать опять пытали током. Издевались: “Давай проверим твой пресс” – и били ногами по животу; или: “Давай посмотрим, насколько крепкая твоя голова” – и били ботинками по голове. Им нужно было, чтобы я согласился подписать бумаги, я отказывался. Так они пытали меня до утра.
***
В итоге они устали и остановились. Вначале моё тело сильно вздрагивало, я непроизвольно дёргался. Потом расслабился, и меня начало клонить ко сну. Они злились, кричали: “Мы из-за него всю ночь не спали, работали, а он тут засыпает!”, – хотели водой меня облить. Свистели мне в уши, не давали уснуть. Предлагали коньяк и кальян. Потом они посадили меня в странное место и отошли на расстояние. Я боялся, что меня расстреляют, читал дуа и шахаду.
Утром пришел человек, которого все называли шефом. Спросил, что тут происходит. Послушал их и сказал, что я на такое не способен. Потом подошел ко мне и поздоровался: “Здравствуй, Ильяс, расскажи мне, что случилось?”. Я рассказал, что летел в Каир в центр изучения арабского языка, что меня сняли с самолета и всю ночь пытали, чтобы я оговорил себя и “признался”, что собирался в ИГИЛ. У меня был ком в горле и сильно изменился голос.
“Всё понял, я верю тебе. Не переживай, всё закончилось, больше тебя пальцем никто не тронет. Я вижу, мои ребята переборщили”. Потом помолчал немного и добавил:
– Раз уже с тобой так случилось, ты должен как мужчина пройти это испытание.
– Что меня ждет?
– Я не могу тебе точно сказать. Мы постараемся, чтобы тебе дали минимальный срок. Конкретный срок я не могу тебе сказать. Если я назову три или четыре года, а судья даст больше, ты меня вспомнишь. Я как честный человек не хочу перед Господом отвечать за это. Всё будет хорошо, мы тебе особо ничего не подкинем. Ключевое слово “особо”. Договорились, Ильяс? Я ничего не ответил. Он спросил, с какого района Дагестана я родом. Когда я сказал, что с Дахадаевского, он ответил, что был там. “Шеф” увидел, как билось моё сердце – на груди подскакивала футболка (хотя на тот момент я уже относительно успокоился) – и сказал сотрудникам, чтобы мне заварили мятный чай и дали мёд. А сам пошел за таблеткой.
Минут через 20 он вернулся с таблеткой и стаканом воды и спросил, доверяю ли я ему и буду ли принимать её. Я взял из его рук жёлтую таблетку и запил водой. Мне принесли чай, мёд, изюм и валерьянку. Пришёл врач, стал спрашивать, на что у меня есть жалобы. Я ему тоже всё рассказал. Он сказал, что сочувствует мне, но это всё-таки ФСБ, здесь, к сожалению, по-другому никак.
***
Через полчаса зашёл какой-то человек и сказал: “Его уберите отсюда, другого везут”. Меня завели в другую комнату, там было два кожаных дивана и телевизор. Пришел “шеф”, сказал, чтобы у меня взяли анализы. Я заснул, сидя на диване. Часа через два проснулся от того, что захотел в туалет. Рядом со мной всё это время сидел один и тот же сотрудник. Меня вывели. Я попросил кувшин с водой. Он ответил: “Это светский туалет. Давай справляй нужду как нормальные люди”.
Меня вывели на улицу, и впервые за полторы суток сняли с головы пакет. Он был обмотан скотчем в нижней части лба, до этого я видел только перед собой из-под пакета. Как только его сняли, со лба пролился холодный пот, который собрался во время пыток. До этого я его не чувствовал.
Шел дождь, мне стало холодно, я дрожал. Сотрудник подумал, что я дрожу от страха, стал меня успокаивать, сказал, что всё будет хорошо, меня больше не тронут. “Ты наверное голодный, давай я тебя покормлю? Давай куплю тебе халяльную курицу, сок возьму натуральный, ты же вторые сутки ничего не ешь”. Я отказался. Это был тот, кто больше всех меня пытал.
Мы сели в машину и приехали в УМВД. Там нас встретил капитан полиции, сказал, что “шеф” звонил ему и он в курсе. Этот капитан вызвал другого сотрудника (фамилия – Букреев), чтобы подделать материалы дела: якобы он задерживал меня, а я убегал и оказывал сопротивление.
Он зашел в кабинет, я сидел сзади в углу, он меня не видел. Букреев спросил начальника: “А что если это выявится?”. “Да не выявится, первый раз что ли, твое дело маленькое, давай подписывай, жаловаться будешь, когда капитаном станешь”, – ответил начальник.
***
Сутки я провел “в стакане”, потом меня доставили в суд и арестовали на 12 суток. Это нужно было оперативникам, чтобы завести и оформить на меня уголовное дело. Меня отвезли в КПЗ.
В камере было очень холодно. Я сразу заболел. Через несколько дней сказали, что ко мне пришли. Я обрадовался, думал, может, дядя приехал, узнал как-то. Но как только вышел из камеры, я увидел Голикова – оперативника ФСБ, который доставлял меня с аэропорта и пытал. В руках у него были пакет и папка. Они о чём-то шутили с начальником.
Меня завели в медицинский кабинет (там не было камер). Мы сели с ним за стол. Он вытащил из пакета сушеное манго, финики и воду. Поинтересовался, как здоровье, понял по лицу, что болею. Покушай здесь, говорит, они у тебя половину отберут. Я отказался. Он достал бумаги и сказал: “Тебе надо это подписать. Я не хочу возвращать тебя в тот кабинет”.
Я был в очень подавленном состоянии. Болела голова, был слабым от недоедания. Мне не к кому было обратиться. Они могли забрать меня обратно и пытать, пока не сломают. От этих мыслей мне становилось хуже, чем во время пыток. Мои родные не знали где я, и не знали, где меня искать. Я подписал бумаги…
Он встал и протянул мне руку со словами: “Я передам тебе лекарства. Извини, что так получилось, всё будет хорошо, Ильяс”. Я не пожал ему руку.
Абдулмумин из СИЗО, март 2024