Моя сестра нарушает законы физики (но я все равно ее люблю)

Моя сестра нарушает законы физики. Но я все равно ее люблю. А вот она людей не особо жалует, оттого мне так тревожно за нее. В последние дни ей не здоровится: говорит, нарастает в ней вероятность спонтанного квантового туннелирования с переходом на другой энергетический уровень. Дело в том, что моя сестра — разумная точка в вакууме.

Сам я проверить не могу, правда ли она метастабильна, как утверждает, и ученые точно не знают, ложный ли наш вакуум. Если ложный — может и распасться. Но сестра знает, а я ей верю. Хочется ей чего-то настоящего в жизни, надоел ложный вакуум. Вот бы уже в истинный перейти, думает. Отговариваю ее как могу: не распадайся, Лизок, пожалуйста, подумай!

За себя, в общем-то, мне уже не страшно, а вот Вселенную жалко: много в ней красивых мест: туманность Бабочка, например, или Екатеринбург. Очень люблю Екатеринбург, будет плохо, если его не станет.

Лиза говорит: «Вот ты все про вселенную талдычишь, а меня тебе не жалко будет, если распадусь?». Что за странный вопрос, думаю, если ты распадешься, я даже почувствовать ничего не успею: область истинного вакуума разлетится со скоростью света и сразу поглотит планету. Если все же решишь распадаться, говорю я ей, отлети подальше. Желательно за пределы наблюдаемой вселенной, может, тогда хоть из-за космической инфляции никогда нас не догонишь. Или просто подальше, в соседнюю галактику. Или в соседнюю соседней. Вот тогда я успею соскучиться.

Только вот не может она без меня шага ступить. Хоть и контролирует все поле Хиггса, но только при мне обретает человеческие очертания и разум. Стоит мне отойти от нее, сразу в квантовую пену забирается и спит в пространстве. Максимум может мне нейтрино в глаз запустить, чтоб я домой торопился. Я как-то загулял, смотрю, точки в глазах мелькают: а это сестра нейтрино пускает. Не надо так делать, говорю. Она дуется: мама-то ей запрещала в детстве с материей играться, дай, говорит, хоть нейтрино запущу, все равно вреда особо не будет.

Маме спасибо, что хватило ей ума научить Лизу манерам, а то страшно представить, что было бы, будь у сестры другое воспитание. Другие дети максимум истерику закатят, когда им киндер-сюрприз откажешься покупать, а вот Лиза могла бы всю планету в шоколадное яйцо превратить. И съесть. Не потому что ей еда требуется, а просто из вредности. Может дом наш бы оставила вместо игрушки, да и то не факт, не сильно она сентиментальная. Висела бы наша квартира в космическом пространстве, и чайник бы улетал в холодные просторы вселенной, только успевай за шнур ловить. Даже чай не попить толком.

Мама умерла пять лет назад. Лизу она держала в родительском доме, потому что кроме меня и мамы ее никто больше не видел, и все считали маму сумасшедшей. Сначала она пыталась убеждать, что родила близнецов, а потом смирилась, сделала вид, будто правда не в себе была, чтобы больше по врачам не таскали. А сама ее навещала пару раз в неделю, читала ей книги по дифференциальной геометрии. Лиза любила гладкие многообразия — считала их милыми.

В детстве мы с сестрой дружны были, а когда мама ее отвезла в бабушкину квартиру, я постепенно тоже поверил, что не было никакой Лизы, а это просто мама меня своим бредом заразила. Так и забыл сестру, думал, просто такой воображаемый друг был у меня.

Когда мама заболела, она меня к Лизе привела.

— Вот, знакомься, — сказала мама. — Это Лиза, твоя сестра, теперь ты будешь о ней заботиться. Следи за ней, чтобы она не распалась, а то вселенную уничтожит.

— А ты правда так можешь? — спрашиваю я.

Лиза не повзрослела с тех пор, так и осталась маленькой девочкой.

— Да, — отвечает Лиза застенчиво.

— Но ты же не будешь?

— Нет, мне мама не разрешает.

Выяснилось, что Лиза в детстве очень любила ядерные реакции и даже взорвала детскую площадку. Была песочница-грибок, стал ядерный грибок. С тех пор мама ее приучила, что нельзя так делать. Однажды и вовсе кошку куда-то свернула в другое измерение, хорошо хоть котейка не пострадал — длилось это всего семь миллисекунд, только где-то на Гавайях детектор засек. Но теперь Лиза будто и не умеет ничего экстраординарного — психологический блок сформировался.

В общем, она стала законопослушным полем, и законы физики не нарушает, даже если просишь. Я просил ее что-нибудь продемонстрировать, чтобы моя девушка поверила, но Лиза то ли вредничала, то ли правда сама себе запретила — в общем, девушка только пальцем у виска покрутила, и мы расстались вскоре. А как еще доказать можно? Я говорил девушке: скажи Лизе что-нибудь шепотом, а она мне передаст, но вы же помните, что я не могу от нее далеко отойти. Всегда можно сказать, что я подслушал или камеры установил с прослушивающей аппаратурой, или просто такой слух острый. Сестра видит-то с трудом, меня только — читать не умеет, следовательно, на бумажке ей не напишешь.

Но только Лиза реальная, я ни разу не сомневался. Сейчас она больна.

Жизнь у меня не сложилась, потому что я ее Лизе посвятил. Из девочки она выросла прекрасной женщиной — когда мама умерла, я ей сказал, что она ее излишне опекала, и при мне сестра преобразилась, и мыслить стала как взрослый человек. Мы с ней из дома стали выбираться, я ей мир показал, много замечательных мест, чтобы она увидела, что уничтожит, если распадется. С женой я развелся опять же из-за Лизы. Вообще Вера смирилась, что я с невидимой сущностью общаюсь. Она же понимала, что во всем остальном я самый обычный человек и на сумасшедшего не похож, так что терпимо к Лизе относилась и на контакт с ней через меня не шла, хотя Лиза и хотела с ней подружиться. Вера, кажется, до конца так и не поверила в нее. Когда я стал сына с невидимой тетей знакомить, она это плохо восприняла. Да, мой сын тоже видит Лизу — думаю, это через гены передается.

В последнее время Лиза перестала говорить. Вроде со мной, но где-то далеко — понимает, что с людьми ей не место, что ей геометрия пространства милее. И только я ее последняя ниточка, удерживающая от распада.

— Скажи мне, братик, — заговорила она вчера впервые за месяц.

Я сразу книжку в сторону отложил.

— Да, Лиз, что ты хочешь сказать?

Она молчала. Я уже стал думать, что спугнул ее, но она продолжила.

— А вот откуда ты знаешь, что это именно я хочу вселенную уничтожить?

— В каком смысле? — удивился я.

— А что если я существую не потому что ты меня видишь, — сказала она, — а потому что создаешь. Не думал об этом? Что если ты создал меня еще в утробе матери, потому что тебе одному там скучно было?

— Но как же мама? Она же тоже тебя видела.

— Ты ведь ее сын, в конце концов, у вас одна кровь. Вон Сережа меня тоже видит.

— Тогда скорее предположить, что тебя мама создала. И в чем ты тогда от обычного ребенка отличаешься? Ну, помимо очевидного…

— Если бы дело в маме было, все бы не началось после нашего рождения, да и мама на том свете уже, вряд ли она была такой могущественной. Возможно, это в тебе дело. Просто понимаешь, может оказаться, что не от меня зависит, распадусь я или нет, а от тебя. И ты себя все это время хотел убедить, что не надо мир уничтожать.

— Но я же не умею материю контролировать. Это же ты нарушаешь законы физики! Это ты можешь ядерные взрывы устраивать и частицами жонглировать, а я такого не умею.

— А ты мог это мне делегировать, чтоб на себя ответственность не брать.

И снова замолчала Лиза.

А я сижу вот и думаю: что если правда мне решать, распадается ли ложный вакуум? Что если это я нахожусь в метастабильном состоянии на самом деле?

Лиза болеет. Несмотря на то, что она квантовое поле, болезнь у нее вполне человеческая, хоть и не телесная. Что дальше будет, не знаю. И есть ли смысл просить Лизу не распадаться, тоже не знаю — к кому тут обращаться: к сестре ли или к себе самому? Пишу вот сейчас это и плачу.

Но все же, как бы то ни было…

Прошу, не распадайся, пожалуйста. Не надо. Живи, прошу тебя. Не ради нас всех и не ради вселенной, но… пожалуйста, не распадайся.