Московский безобразник
Все же интереснейшие персонажи проживали в свое время в Москве. И сословие купеческое одарило историю города многими яркими и неоднозначными героями. Вот об одном из таких наш сегодняшний рассказ. Итак…
Московская замоскворецкая купеческая публика с неизменным восторгом принимала постановки по пьесам Островского, что так славно ложились «на злобу дня».
В зале Малого театра охали, ахали, рыдали, хохотали и рукоплескали. А случалось так, что разглядев в персонаже пьесы своего собрата по сословию и даже соседа, обрадованный зритель, ко всеобщему удовольствию, вскакивал и выкрикивал имя прототипа на весь зал. А прочие радостно аплодировали в подтвержденье догадки. Александру Николаевичу подобное претило, но очевидцы были готовы носить правдивого бытописателя на руках!
На премьере комедии «Горячее сердце» публике даже голову ломать не пришлось, ведь образ безудержного «безобразника» и миллионщика Хлынова, был «срисован» драматургом с известнейшего своими скандальными выкрутасами на всю Первопрестольную Михаила Хлудова. И даже фамилии реального и сценического героев не особо друг от друга отличались.
Существует некая легенда, что эксцентричнейший Михаил Алексеевич, сам попросил Островского воссоздать его образ и вывести на сцену. Уж больно раззадорила известного купца карикатура на него самого, красовавшаяся аж на самой обложке модного журнала «Развлечение». Хотелось, как говорится, усугубить эффект.
Хотя болтали, будто Хлудов и сей забавный кунштюк сам оплатил. Да, мало того! Посулил финансировать журналишко, коли тот будет в каждом номере прописывать о его кутежах и выходках.
Но это, опять же пересуды, которых о данном представителе известной богатой династии текстильных фабрикантов велось очень много. А людская молва, как известно, завистлива, да и скандалы куда более соблазнительны и запоминаются крепче добрых дел.
Итак, о чем вспоминают в первую голову, когда речь заходит о Михаиле Алексеевиче? Разумеется, о ручной тигрице, что жила в его доме на манер обычной кошки. Дом, кстати, сохранился и стоит он в Хомутовском тупике, неподалеку от Красных ворот. Краснокирпичный такой, под номером семь.
«Вдруг чугунная лестница загудела, - вспоминал все тот же Островский. – Сверху, прямо на Мишу прыгнуло какое-то огромное животное – больше годовалого теленка, да все, будто черно-золотыми лентами перевитое. Оба свалились, я отпрянул, а хозяин гогочет. Не бойтесь , мол, это моя ручная тигрица. Дар кокандского хана Худояра. Сонькой ее звать.Встал он, отряхнулся, а тигрица к ноге хозяина припала, как собачонка. С ней и за стол сел. А я уж и не помню, как обед-то прошел. Со страху…»
Кстати, в те времена тупик являлся переулком, который москвичи из Тупого, перекрестили в Хлудовский. Прежде в особняке том проживала вся семья: отец и дядька оба – миллионщики. Тут давались знаменитые на весь город купеческие балы с пристойными кадрилями, где по триста человек собиралось.
Однако после, Михаил Алексеевич один в доме остался. Другие съехали. Вот тут-то он свои необычные порядки и навел. Закутил и развернулся, так сказать, во всю свою баловную неуемную фантазию.
Комнаты агромадные застелил коврами, украсил на восточный манер. Ваз понаставил, чайников с благовониями, подушек накидал, парчи понавесил и выгородил стеклом зимний сад с диковинными растениями, где паслись истошно орущие павлины, фазаны, порхали попугаи и ползал крокодил, коего купец с хохотом преподнес своей супруге на именины. Словом, интересничал миллионер московский знатно!
Всякий четверг устраивал Хлудов особые свои приемы. С утра пораньше слуги его по Москве разъезжались , ловили кого вздумается и привозили в гости к барину, а тот встречал всякого честь по чести. И не важно, мастеровой прибыл, лакей или дворянин. Каждому собственноручно подносил он угощение и чарочку, размером с бочонок.
- Пей до дна, пей до дна! – горланил хлебосольный барин, а никто и не думал противиться.
В горячительных напитках гости ограничены не были, а потому к вечеру, когда начинался съезд официально приглашенных, доходили до кондиции известной.
Однако вот, весьма дивились купцы, дворяне и «служители муз», не побрезговавшие данным приглашением, когда видели хозяина дома, обряженного как на маскараде. Встречал он их , то в кавказском, то в бухарском костюме, то в хитоне, словно древний римлянин... А однажды, и вовсе выкрасился обувной вонючей ваксой в черный цвет и предстал перед публикой диким мавром, фраппировав, но и заинтересовав дам своею полуобнаженной статью. Красив он был до невозможности! Зубы жемчугами сверкали, мускулы играли, а глаза разили молниями, как у олимпийского царя – всемогущего Зевса.
«Утренних» гостей, которые к этому моменту были уже готовы на любые подвиги, наряжали по образу хозяина, под затею вечеринки. Ряженые «статисты» еле держались на ногах. Тех, кто был способен уже только спать, раскладывали на диванах…
- А это-то батенька для какой надобности? – интересовались некоторые визитеры, возмущенные кажущимся непотребством происходящего.
- Для атмосферы-с, милостивый государь! Для атмосферы… Да и живописно, согласитесь, смотрится, - растолковывал непонятливым Хлудов и собственными поговорками сыпал. - Денег у меня – многонько, дела – легонько, вот я и маюсь, людьми забавляюсь. С моего-то капитала с тоски ведь помереть иначе можно-с...
Сколько пересудов вызывали такие вот приемы, да и сколько зависти сеяли! Отдельной темой служило хлудовское богохульство, когда он в шутейном порыве молитвы перекореживал, да над обрядами насмехался. Тут его, в патриархальной купеческой среде, чуть ли не в антихристы записали, однако забавные каламбуры, цитировали охотно.
- Во имя овса и сена, и свиного уха, овин! - или, - Господи, владыко живота моего и прочих внутренностей!
Да и как, если не связью с нечистой силой, объяснить отчаянную храбрость знаменитого «безобразника»? Ведь ничего и никого-то он не боялся!
Приехал как-то к приятелю на дачу, а у того псина на цепи громадная мотается. Да до такой степени злющая и опасная, что пристрелить ее решили. Иного выхода уберечься хозяин не видел.
Так Хлудов подошел к псу, пошептался, с цепи снял, а тот только хвост поджал, ладонь лизнул да стал потом, как шелковый. Владелец с того дня в собаке души не чаял и понять не мог. Что такого озверевшему волкодаву шепнуть можно было для такого превращения?
Или вот иной случай. Забастовали рабочие на Ярцевскоймануфактуре. Начальство поколотили, управляющего удавили и контору сожгли. Словом, настоящий кровавый бунт.
Отец - Алексей Иванович, наотрез отказался на фабрику ехать. Опасно! Покалечат ведь, а то и убьют. Мол, пущай полиция разбойников этих укрощает и строго карает, но только тут Михаил уперся.
- Поеду, да и все! Разберусь там. И погоди с полицией. Жалко людей-то!
Так и вышел к разъяренной толпе безо всякого страха. Подошел к зачинщикам с шутками и прибаутками. Кому руку пожал, кого по плечу похлопал. Бунтари заулыбались, ведь ожидать от хозяина можно было чего угодно, кроме этого. В честь перемирия Хлудов угощение поставил, водочки налил да предложил обсудить все вместе, а потом вместе же обустроить. Чтобы всем хорошо было.
- Вот это хозяин!.. Настоящий! – восклицали рабочие, которые только что готовы были разорвать любого.
Кстати, последняя история почему-то москвичами не запомнилась, в отличие от остальных. А еще, словно и не Михаил Алексеевич, будучи совсем молодым человеком двадцати лет, первым из русских купцов посетил Бухару и установил с нею торговые отношения. Опять же первым он приехал в Коканд, организовал там русскую контору покупки хлопка и устроил в Ходженте современную европейскую шелкомотальную фабрику. Это стоило громадного риска и затрат, ведь все оборудование для фабрики пришлось переправлять волоком по пустынным песчаным степям.
Нужен был хлопок России, вот Хлудов и не щадил себя. За то государь Александр II наградил его орденом Владимира IV степени. А ведь такие ордена за купеческие заслуги совсем не часто давали!
Однако, московские обыватели по-прежнему его забулдыгой да «позорником» продолжали именовать. Только ему до того было дела мало.
Когда началась война на Балканах, Михаил Хлудов на собственные деньги снабдил обнищавшую русскую армию и провиантом, и медикаментами. А вскоре, глазом не моргнув, сам отправился на передовую, где бойцам служил примером: с поля боя раненых выносил, за языками к туркам в тыл ходил. За заслуги эти и отвагу был удостоен Георгиевским крестом. Вот вам и «московский безобразник»!
Только вот репутацию кутилы ордена и заслуги никак поправить не смогли. И ладно бы, если чужие люди такое повторяли. Нет! Родной брат Михаила Алексеевича – Василий, принялся подзуживать отца изменить завещание. Ну как, мол, можно оставлять капитал столь разгульному безумцу?
Как известно, вода камень точит, а тут еще и пересуды вечные. Люди то, как говорится, зря не скажут.
Папаша прислушался, пораскинул чуток да переписал миллионы со своего бывшего любимчика в пользу более разумного наследника - Васи.
Надо ли говорить, какой семейный скандал произошелмежду братьями. Почему семейный? Потому как Хлудовы, решили не «выносить сор из избы», чтоб всю Москвуочередными сплетнями не тешить.
Более того, ради приличий внешних, поддерживать видимость отношений решили, что и делали, правда, не без зубовного скрежета.
В тот морозный день, Василий Алексеевич прибыл на саняхв Хлудов переулок, дабы кофею откушать. С неба сыпал нарядный снежок, многоголосный колокольный звон не предвещал беды.
За столом собрались втроем. То есть Елизавета – хозяйка дома и враждующие братья. Посмотреть со стороны – чистая идиллия, только в воздухе, будто искры сыпались.
Кофий подали, но вот Михаил Алексеевич, не успев притронуться, за неизвестной надобностью отлучился из комнаты, а вернувшись, обнаружил любимую супругу бездыханной…
И снова поползли слухи. Одни утверждали, что «московский безобразник» плеснул брату яду, а чашка попала в руки невинной жертвы, другие же перекладывали вину на Василия. Так или иначе, Хлудов овдовел.
Покойная Елизавета Алексеевна – известная московская красавица, которую безудержный купец взял безо всякого приданного и жил с ней по большой любви, хоть как-то сдерживала его «африканский» нрав. Теперь, оставшись вдовцом с малолетним сыном Алексеем на руках,миллионер уже полностью пошел в разнос.
Извечное его благодушие сменили гнев и черная меланхолия. Запил купец так, что чертям тошно стало. Стакан чая, запивал он бутылкою коньяка, и делал это таким образом. Чайную ложечку из чашки хлебнет, и малость этуизрядной дозой горячительного запивает. Подобное «чаепитие» продолжалось пока бутыль не опустеет, а там уже можно нового «чаю» раскупорить.
И главной, ведь печалью было - как станет расти его сын Алешенька без материнской заботы… Кто пестовать станеткровиночку женской рукой и привечать? Любимое дитя от любимой, но уже покойной Елизаветы Алексеевны…
Свято место, как известно, пусто не бывает. Вера Алексеевна, урожденная Александрова, ревностно следила за судьбой своего давнего мимолетного ухажера, не упуская из вида богатство новоиспеченного вдовца. Какие же аппетиты порождали в ней цифры мануфактурного предприятия и суммы, что Хлудов столь бездарно бросал на ветер. И пусть сердце было занято доктором с красивой фамилией Павлинов, карман все еще пустовал, а потому – грех просто, и глупость полнейшая - упустить столь дивный шанс!
Итак, упорная Вера Алексеевна сделалась второй женой известного текстильного миллионщика, но уж она-то сумела взять «московского безобразника» в руки!
Да и впрямь, что же это такое! Беспробудное пьянство, то смех, то слезы, тигрица чуть ли не в постели и вечное цацканье с сыном, который пусть и сирота, но все же наследник капитала, что должен по-хорошему отойти будущей вдове, терпящей все эти безобразия не за просто так!
С тигрицей разобрались. Отвезли в зоопарк, тем паче, что зверь до того напугал почтенного господина Найденова Николая Александровича, что тому пришлось наполнить ванну, дабы отмыть тело от последствий пережитого страха. После этого случая сам генерал-губернатор приказал убрать хищника из особняка.
Оставшись без любимого зверя, Хлудов и вовсе потерялся, однако утрата тигрицы не была последней трагедией его жизни. Вскоре случилась куда большая беда.
При совершенно неясных обстоятельствах погиб любимый сын Алеша – тот, ради которого он женился на этой Горгоне, надеясь, что она заменит мальчику мать…
Хлудов обезумел от горя. Сейчас невозможно квалифицировать его состояние, однако предприимчивая Вера Алексеевна, при поддержке своего близкого к медицине Павлинова, объявила публично, что купца по причине пьянства одолела «белая горячка», а потому она не имеет иного выхода, иначе как запереть его в четырех стенах, обитых войлоком, став заложницей и «сестрой милосердия» для «опасного сумасшедшего».
Все, что успел огласить Михаил Алексеевич, так это то, что в память об ушедшем сыне он желает основать детскую больницу, на которую жертвует все свои деньги…
Пишут, что Хлудов умер в «желтом» доме. Это не совсем так. Он умер в своем особняке, где сумасшедший дом был обустроен его женой. А клиника детских болезней была выстроена на Девичьем поле, и принимает маленьких пациентов по сей день.
В свое время я там лечилась, а потом и училась. Ходила на лекции, занятия и экзамены, понятия не имея о «московском безобразнике» - отчаянном герое с трагической судьбой, имя которого совсем недавно вернули этой прекрасной больнице.
