Морошковое лето

Лёшка на всех парах прибегает к опушке леса – и с облегчением понимает, что Яся сидит там же, где он её видел в последний раз. При виде него она радостно улыбается.

– Слушай, тут такой смешной случай был, – щебечет девушка, когда они идут от леса к деревне. – Я сижу и вдруг вижу, как по лесу идёт кто-то в красной футболке: я сначала подумала, что это ты, что ты уже вернулся от дяди Толи. Я за этим, в красной футболке, пошла – и чуть не заблудилась! А это оказался просто мальчик из соседней деревни, который шёл к себе домой, представляешь?

Лёшка натянуто улыбается: после того, что он услышал от дяди Толи, история Яси почему-то вовсе не кажется ему смешной. Он рассказывает ей всё, что удалось выведать у их соседа.

Яся какое-то время молчит. А потом, внезапно для Лёшки, спрашивает:

– А почему ты уверен, что у чуди так плохо? Ну то есть – если у них там и правда столько богатств, если у них так красиво... Ну и что, что живут под землёй...

Лёшка в недоумении оглядывается на неё. Неожиданно для себя он видит, что Яся расстегнула верхнюю пуговицу на своём платье, приоткрыв вырез на груди. Его бросает в жар, но в голове тем временем настойчиво и тяжело звучит мысль: что-то здесь неправильно, что-то не так.

Словно во сне, он видит, как Яся подходит к нему – и заключает его в свои объятия. От её горячего тела, от тепла её груди, которой она прижалась к нему, у Лёшки в голове всё переворачивается вверх тормашками: он даже не сразу замечает, что Яся, крепко-крепко его обняв, ведёт его в сторону леса – туда, откуда они и начинали идти. А когда замечает – чувство неправильности происходящего становится очевидным.

Он тут же отстраняет её.

Ясино лицо вдруг перекашивает такая злость, какой Лёшка у неё никогда ещё не видел, а её глаза на мгновение сверкают странным белым светом. Пока изумлённый Лёшка смотрит на неё – она, отведя взгляд, вытаскивает из глаз маленькие стёклышки и протирает их платочком.

«Это, наверное, контактные линзы сверкнули на солнце, – проносится в голове у парня. – Не знал, что она их носит...».

Насупившись, Яся идёт к своему дому. Лёшка несколько раз окликает её, но всё без толку.

Вечером из леса возвращаются старики, которые ходили искать Беклю: его так нигде и не нашли.

∗ ∗ ∗

Ночью Лёшке снится сон.

Он оказывается словно бы посреди огромного поля, где на многие километры кругом ничего нет – кроме белёсого, заполняющего всё пространство вокруг тумана. Парень пытается пошевелиться, но не может. Приглядевшись, он замечает, что из тумана по направлению к нему выходит группа из нескольких человек.

Когда они становятся ближе, Лёшка различает, что среди них – Яся, одетая в то самое небесно-голубое платье, в котором была вчера. Волосы девушки распущены и доходят ей до самого пояса, а венчает её голову сверкающее белое украшение, которого Лёшке ещё не приходилось видеть, – похожее на корону причудливой формы. По всему ободку украшения в ряд выложено что-то, издали напоминающее маленькие драгоценные камни: но когда Яся подходит совсем близко – Лёшка видит, что это маленькие оранжевые ягодки. «Морошка», – вдруг понимает он.

По бокам Ясю сопровождают лохматые бородатые человечки, одетые в звериные шкуры: даже ей, низенькой девчушке, они едва ли по пояс. Длинные седые волосы достают им до плеч, а лиц за всклокоченными бородами почти не видно: виднеются лишь глаза с белыми-белыми радужными оболочками. Лёшка неожиданно даже для самого себя задумывается, что это и к лучшему: ему бы не хотелось видеть их лица полностью...

Ни Яся, ни её странные спутники, судя по всему, не замечают Лёшку. Когда девушка подходит к нему так близко, что до неё, казалось бы, можно дотронуться, он протягивает руку в попытке схватить её и увести подальше от этой жуткой процессии, – но не дотягивается. Он ещё успевает разглядеть её красные, будто бы заплаканные глаза – перед тем, как она вместе с сопровождающими её карликами исчезает в тумане, а Лёшка наконец-то чувствует, что может двигаться.

Он тут же бросается туда, где только что растворилась в тумане его подруга, но никого, никого вокруг не видит... И вдруг просыпается.

Ещё не отойдя от кошмара, он постепенно начинает понимать, что именно его разбудило. Печальное женское пение – но в этот раз оно звучит намного ближе, чем в предыдущие ночи. Как будто тот, кто поёт, находится совсем рядом.

Лёшка чувствует, что раскрытие этой тайны его не обрадует, – но он обязан всё выяснить. Тихонечко приоткрыв окно спальни, он вылезает на улицу.

И тут до него доходит: пение доносится из приоткрытого окна дома бабы Вали.

Лёшка перелезает через соседский забор и на цыпочках подходит к окну.

Посреди комнаты он видит Ясю. Одетая в длинную белую рубашку до колен, она стоит спиной к нему, покачиваясь из стороны в сторону и втупившись взглядом куда-то в стену, – и напевает ту самую песню.

Лёшка не может поверить своим глазам и всё ещё пытается осмыслить увиденное, как вдруг Яся, будто бы что-то услышав, поворачивается к нему – и Лёшка на мгновение теряется в её огромных глазах с молочно-белыми радужками...

Он машинально запирает приоткрытое окно Ясиной спальни на крючок – и отбегает от него: привалившись к стене дома рядом с окном, он пытается отдышаться.

«Это не Яся, – стучит у него в голове одна-единственная мысль, словно набат. – Кем бы ни было это... существо, но это не она».

Постояв так минуту, Лёшка осознаёт, что в спальне у Яси как-то подозрительно тихо: он ожидал, что нечто из спальни начнёт ломиться наружу, но ничего не происходит. Парень осторожно заглядывает в окно – и видит, что комната пуста. Тут же он оглядывается вокруг – и только лишь успевает заметить, как где-то далеко, на опушке леса, мелькает тоненькая фигурка в белом одеянии и тут же исчезает между деревьями.

Лёшка без лишних раздумий бежит туда, где она только что показалась: он понимает, что кем бы ни было это существо, но оно – пока что единственная ниточка, которая связывает его с пропавшей Ясей.

Пение чудских женщин, доносящееся словно бы отовсюду, достигает его слуха, ещё когда он подходит к опушке. Но оно становится намного, намного громче, когда Лёшка заходит в лес: теперь в нём отчётливо слышится мольба о помощи и дикая неизбывная печаль... Стиснув зубы и собрав всю.волю в кулак, Лёшка идёт дальше.

Он блуждает по лесу до самого рассвета, но так и не находит ни Ясю, ни того, что прикидывалось ею. Лишь когда сквозь деревья начинают пробиваться первые солнечные лучи, он выходит к болоту. Лёшка здесь ещё не бывал – лишь слышал о нём от бабушки и дяди Толи: теперь он видит, что берег болота сплошь усеян множеством маленьких оранжевых ягодок.

«С тех пор у нас и говорят, что морошка – чудская ягода, а морошковое лето, когда её особенно много, – чудское: тогда к чуди, под землю-то, проще всего попасть...», – всплывают у него в памяти слова дяди Толи.

Знать бы ещё, как.

Солнце тем временем поднимается всё выше – и Лёшка вдруг видит, как среди зарослей морошки что-то сверкнуло. Подойдя ближе, он берёт в руки свою находку. Это большой серебряный кулон с пентаграммой в центре.

Внимательно осмотревшись кругом, Лёшка видит ещё кое-что: прядь длинных светло-серых волос, зацепившуюся за сучок дерева справа от него. И переводит взгляд на болото.

Кажется, он начинает понимать, где и как закончил свои дни Бекля. Но нужно возвращаться, пока его не хватились.

Пока Лёшка тихонько пробирается огородами к окну своей спальни – до него доносится плач бабы Вали, которая разговаривает с его бабушкой:

– Исчезла, исчезла! Я утром захожу к ней в спальню – а её там нет! И нигде её нет...

∗ ∗ ∗

– Смотри, что я нашёл сегодня в лесу, – тихо говорит Лёшка, протягивая Шмыге кулон Бекли.

Шмыга видит кулон, и в его глазах читается неподдельный ужас. Он переводит взгляд на Лёшку. Тот ожидает всего, чего угодно: того, что Шмыга начнёт отнекиваться, пошлёт его или даже набросится на него с кулаками, – но точно не того, что следует дальше.

– П-понимаешь, Бекле дед по синьке рассказал, что в этом лесу чудь – это племя такое, которое здесь раньше жило, – з-закопала клад перед тем, как исчезнуть, – вдруг начинает сбивчиво объяснять Шмыга. – Что, там, мол, и золото лежит, и всякие другие богатства, которые у них были... И что это п-проклятый клад, который нельзя достать, не положив взамен чью-то жизнь. Беклин дед с друзьями по молодости ходил искать этот клад – и вроде бы там у них даже кто-то помер, но клад они то ли не нашли, то ли он им не дался в руки: хер их знает, короче... А Б-бекля эту легенду услышал и прямо загорелся. «Пацаны, – говорит, – если мы найдём этот клад, то не надо будет ни учиться, ни работать: всё что угодно сможем себе позволить, все девчонки будут наши». Он и про твою Ясю так же говорил: мол, она такая неприступная, только пока у нас денег нет, а как появятся деньги – сразу и в рот возьмёт, и...

Он осекается, понимая, что ляпнул лишнего. Лёшка, однако, терпеливо ждёт продолжения.

– Ну и Бекля где-то достал металлоискатель. Не помню, где: на бутылку у кого-то выменял, что ли... Мы дня три ходили с этой херовиной по лесу, но ничего не было. А потом она вдруг... запищала...

Шмыга проглатывает слюну: по всему видно, как ему трудно говорить о том, что было дальше.

– Мы за лопаты – и давай копать. И вроде уже выкопали здоровенную такую яму, и крышку сундука с какими-то нерусскими узорами там уже видно – но не получается у нас... Мы копаем, копаем – а сундук как будто уходит всё глубже и глубже. И тут я вдруг слышу голос – вот как есть голос, словно мне прямо на ухо кто-то шепчет: «Хочешь клад – убей рыжего». Я от такого поворота охерел, смотрю на Бугая – и понимаю, что он тоже это слышит: он же простой, как валенок, вообще ничего не умеет скрывать...

Паренёк снова ненадолго замолкает, а потом продолжает с таким видом, как будто каждое слово даётся ему с трудом:

– Один только Бекля ничего не услышал, но он же не дурак был: по нашим лицам обо всём догадался... Схватил лопату и хотел нас первыми положить, а Бугай его булыжником по голове – и...

Не договорив, Шмыга закрывает лицо руками.

– А клад-то вам хоть дался? – после минутной паузы спрашивает Лёшка.

Хотя по виду Шмыги всё понятно и так.

– Слушай, если ты хочешь как-то связаться с ним... с ними, то я в этом точно не помощник, – наконец глухо произносит тот. – Я бы, может, и помог, но не знаю, как. Мы этот херов голос вообще не звали, он как-то сам к нам в головы влез...

Поняв, что здесь он больше ничего полезного не узнает, Лёшка собирается уходить. Как вдруг Шмыга его окликает:

– Лёш, ты только Бугаю ничего не говори – ни о Бекле, ни о... том, что я тебе рассказал. И... и в лес, пожалуйста, не ходи.

Это первый раз, когда Шмыга назвал его по имени. Немного помедлив, Лёшка утвердительно кивает.

∗ ∗ ∗

Когда наступает ночь, Лёшка долго не может заснуть: он ворочается в кровати, слушая далёкий плач невест чудского бога – как вдруг в него вплетается новая нотка.

Приподнявшись, он пытается вслушаться – и через некоторое время убеждается в том, что ему не показалось. Яся там, среди них. Она зовёт на помощь – и хочет, чтобы он, Лёшка, к ней пришёл.

Он не в силах это вытерпеть. Взяв с собой фонарик и подаренный папой перочинный нож, Лёшка вылезает в окно и идёт к лесу.

Парень идёт по лесу, ориентируясь по голосу Яси, который становится тем громче, чем глубже в чащу он заходит. В конце концов он начинает помечать деревья, вырезая на них крестики ножом: отметив крестом большой дуб впереди себя, Лёшка заходит за него – и видит Ясю.

Она стоит на небольшой лесной полянке в голубом платье, в котором была вчера – когда они в последний раз виделись у леса. Она ничего не говорит – лишь ласково улыбается и смотрит, как ошеломлённый и счастливый Лёшка переходит на бег, одержимый одной мыслью – лишь бы поскорее добраться до неё и прижать к себе.

Как вдруг он останавливается и замирает.

У Яси была родинка на шее. У того, что стоит перед ним на поляне, родинки на шее нет.

Тут же с его глаз будто спадает пелена: теперь он видит и раздавленные ягоды морошки у себя под ногами, и то, что остановился буквально в шаге от болотной трясины, и то, что нечто, прикинувшееся Ясей, стоит в нескольких метрах от него прямо на трясине, – и ему это, кажется, нисколько не вредит.

– Лёш, а пошли к нам... – вкрадчиво произносит псевдо-Яся, и Лёшка видит, как она начинает стремительно погружаться в болото, за считанные секунды уходя в трясину по колено. – У нас тебе будет хорошо, привольно и ни капельки не скучно...

– Где Яся? – надрывисто спрашивает подросток. – Куда вы её дели?

– Она там, откуда уже никогда не вернётся и где ей всегда будет хорошо, – ласково отвечает существо: Лёшка видит, что оно уже ушло в трясину по пояс. – И ты тоже можешь уйти вслед за ней: у нас никому не бывает тоскливо, каждый находит развлечение по нраву, а золото и драгоценные каменья лежат горами и сверкают, как днём... Ты сможешь взять себе любую жену – и Ясю тоже, если пожелаешь. Хочешь?

– Не обманывай меня! – переходит на крик Лёшка. – Я знаю, что если не спасу её – она станет невестой чудского бога! Скажи мне, как...

– Она уже ею стала, глупыш, и пути назад для неё нет! – зло перебивает его тварь, которую болото поглотило уже по грудь. – Но ты ещё можешь уйти к нам и, хоть и не будучи с ней, видеть её рядом с собой вечность! Он хочет забрать и тебя, он хочет тебя видеть! Уходи со мно-о-о...

Существо захлёбывается, потому что болотная вода добирается ему до рта. Отплёаываясь, оно вдруг начинает кричать совершенно человеческим голосом: Лёшка вдруг ужасается от мысли, что настоящая Яся кричала бы точно так же, тони она в болоте. Оцепеневший и совершенно растерянный, он смотрит, как над такой знакомой и полюбившейся ему русой головой смыкается грязная мутная вода болота, – а затем в ужасе бросается наутёк.

Он бежит, казалось бы, очень долго. В небе уже брезжит рассвет, когда он выбирается из леса и добегает до бабушкиного дома. Бабушка, которая хозяйничает на кухне, почему-то нисколько не удивлена его внезапному появлению.

– Прибежал, пострел? А я-то думала, где ты с утра запропастился... На вот кашку, – и она начинает накладывать на тарелку перед ним перловку из кастрюли.

Усевшийся за стол Лёшка задумчиво ковыряет кашу вилкой: после того, что он только что пережил, есть ему почему-то совсем не хочется.

– Ба, а что это?! – вдруг ошарашенно спрашивает он. Огромный карий глаз, выкатывается откуда-то из тарелки, уставившись на Лёшку неподвижным мёртвым зрачком.

– А это твоей Яси, чтоб не забывал её... – мягко говорит бабушка, усевшись к нему за стол. Её глаза с молочно-белой радужкой ласково смотрят на внука.

Лёшка вдруг чувствует, словно что-то ударило его по голове, – и он начинает падать куда-то вниз, в непроглядную беззвёздную тьму...

... Лёшка приходит в себя у большого дуба с вырезанным на нём крестом. В небе только-только начинает брезжить рассвет. Примерно помня, в какой стороне деревня, Лёшка начинает продираться через деревья в нужном направлении, но вдруг слышит рядом с собой треск.

Из-за дерева справа от него выходит... Бекля. Его рыжая шевелюра взъерошена, а в волосах застрял листочек, но выглядит он совершенно целым и невредимым.

– О, мусорской, – хмуро произносит он. – Ты же шаришь, в какой стороне здесь деревня, да? Давай помогай мне выбираться, а то башка раскалывается так, как будто вот-вот помру...

– Бекля, но... – ошеломлённо произносит Лёшка.

– Не надо было вчера с пацанами тот батин глинтвейн открывать... Я, короче, здесь в лесу очухался, а эти два дебила куда-то запропастились, – мрачно бормочет Бекля, совершенно не обращая на него внимания. – Башка болит – мрак, сейчас бы хоть пятьдесят грамм бахнуть, похмелиться...

– Бекля, но ты же умер... – наконец выдавливает из себя Лёшка.

– Умер? Как умер?! – в недоумении смотрит на него Бекля.и вдруг душераздирающе кричит:

– Ой голова моя, голова!

Он крепко хватается за свою рыжеволосую голову – и вдруг, потянув её кверху, отрывает от тела. Бекля перебрасывает свою голову с руки на руку, словно она жжётся, и подбрасывает высоко вверх: наблюдающий за этим жутким жонглированием Лёшка опять чувствует, как что-то бьёт его по затылку, – и проваливается куда-то вниз...

... Лёшка приходит в себя у большого дуба с вырезанным на нём крестиком. Откуда-то пахнет дорогой и выхлопными газами. Раздвинув ветви деревьев, он видит прямо перед собой шоссе.

Приглядевшись, Лёшка видит, что откуда-то издалека в его направлении едет машина, а ещё через минуту понимает, что это – старенькая «Волга» дяди Толи. Поравнявшись с подростком, она останавливается.

– Здорово, малец! – громогласно приветствует его дядя Толя, приоткрыв дверь спереди. – Ну как, подвезти тебя до деревни?

– Да, если можно, – удивлённо соглашается дядя Толя. – Дядь Толь, а как вы...

– Давай тогда садись на заднее сиденье, – громыхает дядя Толя. – Там у меня, правда, пассажир сидит, но ты его не бойся – он хороший, смирный...

Решив больше ни о чём не спрашивать, Лёшка идёт к задней дверце. Как вдруг в ужасе останавливвется.

Он видит, как за оконным стеклом на заднем сиденье копошится бесформенное чёрное нечто, заполняющее, казалось бы, всё пространство за дядей Толей.

– Дядь Толь, а кто это... что это... – пытается выдавить из себя парень.

– Дак я же тебе говорю – пассажир, – дядя Толя выходит из машины, и Лёшка видит, что глаз у него нет: там, где они должны быть, кожа совершенно гладкая и без каких-либо углублений. – Садись к нему, говорю: он хороший, добрый, он давно тебя ждёт...

Лёшка опять чувствует удар по голове и ухает куда-то вниз, в непроглядную черноту...

... Он приходит в себя у большого дуба с вырезанным на нём крестиком.

∗ ∗ ∗

Лёшка выходит из леса только через неделю.

Измождённый, весь в траве и грязи, он только и говорит, что о лесных страхах, о белоглазых людях, о Ясе, которую забрала чудь, и о похороненном в болоте Бекле. Никто не может добиться от него внятных ответов – где он ходил всю неделю, раз даже поисково-спасательный отряд его не нашёл, и что он там делал. Когда же наступают сумерки – у Лёшки начинается истерика: он порывается снова убежать в лес, крича о знакомом, любимом голосе, который зовёт его к себе и умоляет о спасении...

На следующее утро Лёшку забирают родители.

∗ ∗ ∗

С той поездки в Чудепалово прошло уже почти три года.

Лёшке кажется, что за эти три года он прошёл миллион врачей и выпил миллион лекарств. Хотя он по-прежнему сидит на нейролептиках и сторонится лесов и парков – все говорят о том, что он наконец-то здоров: к нему вернулись прежние приятели, а ещё он кое-как смог закончить одиннадцатый класс, догнав упущенное за годы. На словах он вынужден признавать, что Яся погибла – что её тело достали из трясины через некоторое время после его отъезда из деревни, что она похоронена в своём родном городке: ведь если он опять всем расскажет, что произошло на самом деле, – лечение для него начнётся по новой...

Яся часто ему снится. Во снах Лёшка видит, как она сидит в каменном круге на Чудском холме – в том самом голубом платье, в котором он её, настоящую, видел в последний раз, а её длинные волосы распущены и стелются по земле: она поёт грустную, пробирающую до мурашек песню на незнакомом ему языке. И с каждым Лёшкиным сном её огромные карие глаза становятся всё светлее.

А за её спиной, во тьме, вздымается колоссальная бесформенная чёрная масса, которую Лёшке ещё ни разу не удалось как следует разглядеть.

Этим летом, когда созреет морошка, Лёшка вернётся в Чудепалово.

Её нужно спасти.