Монолог политзаключенного с инвалидностью

Инвалида первой группы Дмитрия задержали и судили за комментарии. За время заключения он побывал в трех СИЗО и несколько недель — в колонии. Это его монолог — об отношении к людям с инвалидностью, адвокате по назначению и обещании «сгноить в СИЗО».

Суд

В телеграме написал комментарии против сотрудников внутренних органов, что надо бить машины, отбирать оружие, протыкать колеса. Мне даже на суде сказали, что могли мне приписать статью за призыв (к насилию против милиции).

Адвокат у меня был государственный (по назначению — «Шуфлядка»), но адвоката я видел только полтора раза. То бишь он был на двух допросах. Так как на допросах он не имеет права задавать вопросы, он тупо сидел молчал. На суде тоже. Я говорю:

— Так а чего вы молчите? Почему вы не скажете, что у него инвалидность, ему нужно специальное лекарство и врачи.

— Ой, а зачем это говорить? Они знают, что вы инвалид, остальное им знать не надо.

— Ты нормальный, алло?

Когда был второй день, судья говорит, что пойдет в совещательную комнату, адвокат мой поднимается:

— Ну ладно, в принципе я уже приговор знаю, у меня там еще другое дело, я поехал.

— Зашибись, а мне сказать?

— Так вам сейчас судья скажет.

Хуясь, развернулся и уехал.

Мне потом из городской коллегии адвокатов пришло, чтобы я и бабки заплатил. За что? За то, что я адвоката полтора раза видел?

Я сутки до суда не спал, волновался, поэтому на суде я тупо проспал. Меня даже судья пару раз сама будила. Плюс я еще был на таблетках успокаивающих.

СИЗО

Когда меня привезли в СИЗО и знакомили с оперативным работником, он у меня спрашивал, что я понаписывал. Ну я ему сказал. Он говорит: «Я тебя, блядь, сгною». А я на него посмотрел и говорю: «Хрен что получится». Он на меня злой был, не знаю почему.

Когда задерживали первый раз на трое суток, меня даже оперативник привез домой, я взял таблетки, он мне разрешил покурить.

Второй раз задерживали уже основательно. Оперативники за мной приехали. Никто меня не ломал, не бил. Мы вышли на улицу постояли, покурили, поговорили. Сели в машину. А я еще так посмеялся, говорю: «Нихрена себе, говорю, вы за мной приехали, пять здоровых лбов». Они сами сидели в этой машине и ржали.

Четыре месяца до суда я провел в этом СИЗО, сидел в транзитной камере, там 19 человек на 22 метра.

Отношение в принципе было лайтовое. Там не было такого политический — не политический. Письма доходили. По медицине, в моем случае, все было замечательно. Мне нужны были таблетки специальные, родственники привозили и практически сразу же день в день выдавались мои таблетки. Отношение было одинаковое, как ко мне, так и к другим.

Сокамерники относились с пониманием, где-то с уважением. К тебе относятся не по тому, какая у тебя статья, а как ты себя ведешь. Я вел себя нормально и отношения со всеми сокамерниками тоже были хорошие. С кем-то сдружился.

Мне приходила волонтерская помощь денежная. Никто не интересовался, от кого.

Я себе больничный выбил, поэтому на прогулку мог не выходить. Если что-то мне нужно было, помимо моих таблеток, я обращался к фельдшеру и без проблем приходил врач. Был один случай, когда у меня повысилось давление — было очень плохо, поэтому я даже на проверку не вставал. Все понимали и не было никаких санкций, никаких карцеров.

На следующий день пришел доктор, попросил прощения за то, что дежурный врач не пришел.

Я два раза накосячил в камере. Даже не два, а четыре. А после трех предупреждений сажали в карцер. Меня после четырех предупреждений вызывал воспитатель:

— Вы в курсе, что у вас уже четвертое предупреждение?

— Да, и что такое?

— После третьего уже садят в карцер. Вас не садят только потому что у вас инвалидность.

На время до апелляции меня перевели в СИЗО в другом городе, там к политическим относились иначе. Тебе устраивают кругосветку. Меня в первый день кинули в одну камеру. На следующий день перекинули в другую. Там неделю подержали, перекинули в третью. Камеры находились на разных этажах. Новичок в камере дежурит.

Три или четыре дня подряд я дежурил в разных камерах. Подъем в шесть утра, а дежурство начинается через полчаса. Если обычный заключенный начал уборку в 7 — после завтрака — то ничего страшного. Обычному заключенному даже можно кого-то попросить за сигареты вместо него убрать. Если я в 6:30 не взялся за веник и по камере видеонаблюдения это заметили, меня сразу же штрафуют. Три предупреждения — и я иду в карцер.

Первый раз, когда по камере посмотрели и сказали, какого фига я не убираюсь, я ответил: «Так а смысл убирать, если завтрака даже люди не съели». Никого это не волнует. Мне мужики сказали, чтобы я взял веник и делал вид, что убираюсь — тогда меня никто трогать не будет.

На каждом этаже СИЗО разные врачи. Когда меня посадили в первую камеру, там был молодой доктор — он паскудный. Я хотел себе, человеку с инвалидностью, выбить постельный режим. Он сказал: «Нифига, перебьешься. Знаем мы таких больных».

Потом меня перекинули на второй этаж. Там был дед, старый врач. Я тоже говорю, что мне нужны таблетки специальные, постельный режим. Он у меня спросил: «А по какой статье?» Я назвал свою. Он посмеялся с ухмылочкой и говорит: «А так это ты госпереворот хотел устроить. А мы тут все за режим, поэтому хрен тебе, а не больничный».

Когда в третью камеру меня перекинули на другой этаж, у меня врачом был заместитель медчасти. Нормальный мужик, понятливый. Если тебе плохо, вызываешь его. По таблеткам все было нормально. Был один казус: мне привезли передачку, а в ней — обезболивающие таблетки. На свидании мне сказали, что передали. Я потом прихожу к врачу, а мне отвечают: «Никто ничего не передавал».

Посылку принимал этот молодой врач. Как мне сказали, он их стырил, положил себе в карман. А через неделю начальник медсанчасти мне принес таблетки — нашлись.

Пересылка и колония

Перевели в третье СИЗО. Камера ужасная. Еда отвратная. В душ не хотели вести. Только за день до отправки в лагерь нам разрешили помыться 10 минут. Врача не дозваться было. Очень тяжелая неделя была. Я уже быстрее хотел в лагерь.

Даже в этих столыпинских поездах (во время этапирования — «Шуфлядка») лучше относились. Я постоянно был в наручниках. Даже у людей, которые со мной ехали в поезде и у которых была статья нападение на сотрудников внутренних органов, у них наручников не было.

В лагере две недели я провел на карантине. Там были случаи, когда политических закрывали в ШИЗО на 10 суток сразу же по приезду. Они удивлялись, почему меня не закрывают.

Как мне потом сказали продольные, они очень боятся таких как я сажать в ШИЗО, потому что это большая ответственность и не дай бог что со здоровьем ухудшится.

Отряды, в котором сидят инвалиды, немощные, пенсионеры, называются «Викинги» или «Трансформеры» — самые лайтовые отряды. Там никто не работает, там просто сидишь. 

В отряд меня не переводили и оставили на карантине, так как до конца срока оставалась неделя. Начальник отряда (на карантине), когда узнал, что у меня инвалидность, сказал: «Так я тебя сразу убираю со всех дежурств, просто ходи, отдыхай».

Так я сам даже иногда просился, дайте мне хоть что-нибудь работать, потому что целый день ходить во дворике туды-сюды тоже невыносимо. Во время карантина находиться в здании нельзя, надо постоянно быть во дворике прогулочном. Когда ты идешь кушать или в туалет, можно заходить в здание. Ну и вечером 2 часа личного времени. Когда я уже трохи освоился, с дневальными сдружился, начал на кухне помогать, в комнате общей прибираться.

Сваливать куда-то (из Беларуси) я не планирую, потому что я привязан к дому по своему состоянию здоровья.