Молодой любовник хорош в сексе не то что лысый старый муж

⚡ ПОДРОБНЕЕ ЖМИТЕ ЗДЕСЬ 👈🏻👈🏻👈🏻

Молодой любовник хорош в сексе не то что лысый старый муж
Доступ к информационному ресурсу ограничен на основании Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».

Лучшие предложения со всего рунета!
Поиск по базе с фильтром по: жанрам, лайкам и фразам
No elements found. Consider changing the search query. введите запрос в строку поиска

Порно рассказы »
К »
Когда мы были женаты. часть 3

В общественном пользовании (2 часть: Конкурсный отбор)

Скачать:

TXT
/ FB2
/ EPUB
/ MOBI
/ PDF


Унизил и жестко оттрахал жену брата
Свингер пати: Ревность и наслаждение

жанры текущей статьи
драма измена 20 самых популярных жанров


При использовании любых материалов
с данного сайта обязательно активная
гиперссылка на страницу-источник информации.




Контакты


Родительский контроль



Все описываемые с рассказах персонажи вымышленные и старше 18 лет, согласно 18 U.S.C. 2257 RKRCS.
Нажимая на кнопку "Отправить", я даю согласие на обработку персональных данных .
Понедельник – 11 июля 2005 года – 9 часов утра. Войдя в кабинет, я услышал, как зазвонил телефон. Он становился все громче с каждым моим шагом, с каждым этажом, на который я поднимался в лифте, все, кто входил или выходил из лифта, на секунду пялились на меня, а затем быстро отводили глаза. Я вышел на пятом этаже и направился в свой кабинет. За мной следовали шепот, редкие вздохи. Я начал задаваться вопросом, не так ли чувствуют себя Большие Белые, когда они скользят мимо стай потенциальной добычи. Шерил молча смотрела на меня, когда я вошел в свой кабинет в 8:30 утра, опоздав на несколько часов, и открыл файл Бингхэма. Сегодня Чарльз Бингхэм предстал перед судом за убийство своей жены Мейбл, вколов ей в вену в пять раз больше морфия, чем она обычно получала. Этого было достаточно, чтобы подавить ее дыхание и убить. В каком-то смысле – это было открытое и тут же закрытое дело. Он признался. Но, к сожалению, я посвятил немного больше времени этому открытому и закрытому делу, чем обычно делает прокурор, потому что оно было именно таким открытым и закрытым. Я узнал то, что не хотел знать. А теперь мне пришлось играть роль Бога, в буквальном смысле. Я часто делаю это фигурально, но сегодня все было по-настоящему. Я погрузился в записи, когда услышал, как Шерил прочистила горло. Она стояла в дверях. Я поднял на нее глаза. Она чуть не подпрыгнула. – Что случилось, Шерил? – Билл – мистер Мейтленд... Эээ... – У меня расстегнута молния? – Нееет... Мист... ммм... тебя... я имею в виду... ты это... ну, ты знаешь...? – Что? Она неопределенно махнула рукой в мою сторону. – Это... эээ... – О чем ты говоришь? – Подожди минутку, – сказала она и через несколько секунд вернулась с большим ручным зеркалом. – Смотри. Я посмотрел. – Ну, и что? – Мафия. – Мафия? Какого черта?.. Она глубоко вздохнула. – Ты выглядишь так, словно только что пришел с кастинга «Сопрано». Бритая голова. Ты одет во все черное. Ты так чертовски бледен, что на фоне этого черного кажешься просто белым. Ты похож на мафиозного киллера. Или на чертова вампира. Ты выглядишь страшно. – Закрой дверь и сядь, – сказал я ей. – Ты же знаешь, что в прошлый четверг я побрил голову. Ты уже видела меня в пятницу. Я надел черное потому, что... ну, с тех пор я не проследил за стиркой... Во всяком случае, это был самый чистый костюм, что у меня есть, и он подходит. Деб... привыкла... Я – не самый лучший в мире в подборе собственной одежды. Просто было проще надеть именно это. Если оно выглядит слегка жутковато, тем лучше. И я не намного бледнее, чем когда-либо. Просто больше никогда не бываю на солнце. Она снова посмотрела на меня и лишь покачала головой. – Думаю, что все это имеет смысл, но, Господи Иисусе, Билл, ты – прямо-таки жуткий. – Может быть, это спугнет некоторых адвокатов защиты, которые будут умолять, а не драться. Это было бы здорово. Она лишь покачала головой. И попятилась. Я начал просматривать лежащие передо мной папки. В дверь снова постучали. Я крикнул Шерил: – Входи. Вошел мужчина. Не многие люди могут это сделать, но Карл Камерон освещал эту деятельность, а также выполнял общие задания и писал статьи почти столько же, сколько я работал в прокуратуре штата. Как и любой хороший репортер, он поддерживал со мной отношения и работал над ними. Я не был влюблен в этого парня, но он был порядочным человеком, а иногда нужно, чтобы пресса была на твоей стороне. Он бросил на меня один взгляд и а потом еще раз внимательно осмотрел. – Черт возьми, Шерил была права. Ты – отсидевший задницу призрак. – Спасибо, и какого черта ты отклонил предложение Джессики Стивенс разделить с тобой постель? Улыбка исчезла. – Это переходит все границы. Я никогда ничего не говорил по поводу твоего развода, а уж я знаю об этом больше дерьма, чем ты когда-либо хотел бы узнать. Это меня остановило. Я знал его в какой-то степени больше восьми лет и никогда не забирался ему под кожу. Он всегда был профессионалом. Никогда нельзя было сказать наверняка, просто ли он болтает или использует тебя как источник, а несколько раз, когда мне пришлось поставить ему профессиональный синяк, он смог стряхнуть его, и мы возвращались туда, где были раньше. Я никогда не задевал его за живое. – Я не... Черт, ты ведь влюблен в нее, не так ли? Он бросил на меня взгляд, который мог бы заставить некоторых мужчин заткнуться. Карл был канцелярской крысой, но определенно не гиком с карандашной шеей, если использовать старое выражение. Он был не выше меня, но шириной с дверь и, вероятно, весил больше меня на двадцать пять или тридцать килограмм, из которых жира было не так уж много. Он был просто твердым вверх и вниз. У него были темные черные волосы, постоянная пятичасовая щетина, как у Ричарда Никсона на стероидах, и он больше походил на университетского защитника, чем на кого-либо еще. Сейчас он выглядел как разъяренный защитник. – Я не хочу об этом говорить, мистер Мейтленд. Давай вернем все на круги своя. Я кивнул, но не смог удержаться и добавил, думая о том, как она, казалось, становилась все тоньше и воздушнее каждый раз, когда я ее видел: – Я не собираюсь давать никому любовных советов, но ты – просто тупой ублюдок, если позволил ей уйти от тебя по той причине, о которой она мне рассказала. – Она тебе сказала? – Я думал, ты знаешь все, Карл. Пару месяцев назад мы выпивали. Мы почти оказались в постели. Мне не нужно было быть телепатом, чтобы прочитать его мысли. – Нет, но если ты не перестанешь вести себя как идиот, она будет с кем-нибудь другим. Не потому, что хочет кого-то другого, но ты глуп, что отказываешься от секса с ней по... такой глупой причине. Если это случится, винить придется только себя. – Как ты и сказал, Билл, ты – последний проклятый человек на земле, который дает советы по отношениям. Не после того как ты выбросил второй самый горячий кусок задницы, который когда-либо ходил по этим коридорам. В общем, я просто хотел поговорить с тобой о деле Бингхэма. – Что? Ничего особенного в этом нет. Будет интересно, но... – Если в этом нет ничего особенного, почему над этим работает парень номер два в этом офисе? Тут должно быть что-то большее, чем я смог узнать из протокола. – Ну есть. Послушай, если я попрошу тебя оставить все как есть, ты это сделаешь? Просто удели всему несколько абзацев, страницу или две и похорони. Тебе нет нужды приводить цитату за цитатой все слушание. Он сел напротив меня. Я понял его ответ еще до того, как он заговорил. Он был репортером. Так же, как я был прокурором. – Прости. Это – уголовное дело, и чем больше ты говоришь, тем больше я понимаю, что оно может быть горячим. Ты же меня знаешь. Я буду честным, но не могу упустить историю. Я получаю флюиды об этой штуке. Я вздохнул. Я пытался. Однажды мы с ним разговаривали, и он рассказал мне о девушке, которую знал, когда был молодым газетным репортером в Сарасоте, штат Флорида. В свое время ее отец был репортером, и она была понимающей подругой, потому что, по ее словам, отец сказал ей, что определение истинного репортера – это парень, который встанет после самого лучшего траха, который он когда-либо имел, чтобы последовать за сенсацией. Ее отец был как раз таким парнем, именно поэтому он был женат пять раз, прежде чем свалился с сердечным приступом в возрасте сорока девяти лет, и Карл был таким же. Я знал, что он не отступит, но должен был попытаться. – В нем есть некоторые... элементы... необычные, Карл. Если ты собираешься опубликовать это, постарайся быть как можно нежнее. Могу я попросить тебя об этом? Он вопросительно посмотрел на меня. – Что, черт возьми, случилось, Билл? Я никогда не видел, чтобы ты так сильно беспокоился о чувствах обвиняемого, особенно в деле об убийстве. Даже если это – один из тех случаев убийства из милосердия. – Это... это немного другое. Я не могу объяснить прямо сейчас, но ты поймешь, о чем я говорю. Он посмотрел на меня, а я несколько мгновений смотрел на него, но никто из нас не нарушал молчания. Наконец, он встал и направился к двери. Он остановился как раз перед тем, как выйти, и оглянулся на меня, положив руку на дверную ручку. – Ты прав, Билл. Я действительно люблю ее. Но это никогда не сработает. Я бы отрезал себе левое яйцо, чтобы заставить это сработать, но не могу. Когда он ушел, я молча посмотрел на дверь. Это должно было заставить меня почувствовать себя лучше, но я терпеть не мог видеть кого-то еще более глупого, чем я. *** Через полчаса я был в зале окружного судьи Доминика Делларо. Присяжных не было. Бингхэм уже признал себя виновным в умышленном убийстве первой степени, и его заявление было принято. Это было в основном просто слушание дела, чтобы представить информацию, которую судья мог бы использовать при вынесении приговора. Это может быть что угодно – от посещения камеры смерти до шлепка по запястью и предупреждения больше так не делать. Джессика Стивенс сделала от нашего имени вступительное заявление, изложив суть обвинения. Она слабо улыбнулась мне и отказалась смотреть в сторону Камерона, который сидел в публичной части зала за столом адвоката. Деннис Лири, необузданный, пепельный блондин с румяным лицом, адвокат из Офиса государственного защитника, открыл защиту. Он не пытался отрицать – он не мог умолять понять и принять – что его клиент убил свою жену, но попытался сыграть на струнах сердца судьи, когда подробно описывал пятидесятидвухлетний брак своего клиента и тот ад, в который превратилась его жизнь за последние несколько лет, когда на его жену свалился рак. У Лири нос был краснее, чем у старого комика У.К. Филдса, он мог и напивался с тремя другими адвокатами до падения под стол во множествах пьянок, трахал – я думаю – всех желающих одиноких и/или замужних женщин – сотрудников и адвокатов в Офисе государственного защитника и вообще вел себя как клоун в зале суда и вне его. Но он заживо содрал шкуру с нескольких моих лучших помощников. Я много раз пытался переманить его из Офиса Государственного защитника вообще и Государственного адвоката Джонни Августа в частности, но он всегда отказывал мне. – Я просто чертовски ненавижу копов и прокуроров, а ты – явное исключение, – сказал он с усмешкой, и это прозвучало с остатками настоящего ирландского акцента, что лишало слова их ядовитости. Но думаю, что он и впрямь ненавидел полицейских и прокуроров и приносил эту страсть в зал суда. Он был лучше, чем девяносто процентов адвокатов защиты, зарабатывающих в десять раз больше его зарплаты на арене частного бизнеся. Он посмотрел на меня и слегка приподнял брови. Ему ужасно хотелось пошутить по поводу моей внешности, но он не смог. Прямо сейчас он, вероятно, планировал свою заключительную речь и наслаждался трепетом от того, что снова подвинет обвинение в сторону условного приговора, и, вероятно, ожидал этого еще больше, потому что собирался это сделать именно со мной. Сегодня его ждет неприятный сюрприз. Я встал и улыбнулся Джессике, изо всех сил старавшейся не смотреть на Камерона. В ее глазах заблестели слезы. Затем я обратился к Делларо: – Ваша честь, я хотел бы вызвать для дачи показаний мистера Бингхэма. Бингхэм был высоким, около метра девяносто пять, лысым и худым, с длинными руками и ногами. Больше всего он напоминал мне богомола в засаде. Он медленно и с трудом подошел к свидетельскому месту. Я знал, что у него ревматоидный артрит, и, вероятно, ему было больно ходить, но, похоже, у него не было ни сил, ни энергии. Долгая смерть жены лишила его жизненной энергии. Я посмотрел на Делларо. Это был красивый пятидесятишестилетний итало-американский юрист с черными, начинающими седеть волосами и гордым римским носом. Он улыбнулся мне. Не раз, ожидая возвращения присяжных, мы с ним и еще несколькими адвокатами и судебными приставами играли в его кабинете в покер. Обычно мне удавалось проиграть и подбросить ему несколько долларов. Это никогда не повредит. Я подошел и остановился в полуметре от Бингхэма. Он равнодушно посмотрел на меня. Много раз, когда вы помещаете ответчиков на это место, они не могут скрыть страх и напряжение. На кону – их жизни. Но я не видел этого в Бингхэме. Ему действительно было все равно, что произойдет. – Мистер Бингхэм, я – помощник прокурора штата Уильям Мейтленд. Мы уже встречались. Вы меня помните? Он только кивнул. – Вы – честный человек, не так ли, мистер Бингхэм? Это привлекло его внимание. Он широко раскрыл глаза и сказал: – Я... пытаюсь им быть. Я... думаю, мои дочери сказали бы, что я – честный человек. Он бросил взгляд на общественную часть зала, и я увидел их обеих. Одна высокая, темноволосая, а другая – младшая дочь – с длинными каштановыми волосами. У них уже были мокрые щеки. Они пытались ему улыбнуться, когда он посмотрел на них. Они только что потеряли мать и знали, что могут потерять отца. Даже один или два года заключения в его возрасте и с его физическими проблемами означали, что он никогда не выйдет из тюрьмы живым. – Вы не пытались лгать, когда вас застали с женой. Вы признались, что дали ей смертельную дозу обезболивающего. Он не ответил. Это были не вопросы. Я подошел к своему столу и взял две фотографии. Вернувшись к свидетельскому месту, я протянул ему, и он взял их дрожащими руками. Я указал на высокую темноволосую женщину на обеих фотографиях. Ей было чуть за двадцать, и она улыбалась рядом с высоким молодым темноволосым мужчиной. Другой снимок был сделан через пару десятилетий. Она была высокой, но грудастой. У нее было хорошее тело. – Это ваша жена, Мейбл, не так ли? Он молча кивнул, и теперь по его лицу свободно катились слезы. – Она была очень красивой женщиной, мистер Бингхэм. Вы были счастливчиком. Он посмотрел на меня и облизнул пересохшие губы. – Она была так красива, что мне было больно на нее смотреть, когда я ее встретил, – сказал он. – Она была слишком хороша для меня, и я всегда говорил ей это. У нас была замечательная жизнь. И она подарила мне двух самых лучших дочерей, каких только может пожелать мужчина. Я посмотрел ему в глаза и сказал: – Я вижу, что вы, очевидно, очень ее любили. Я наклонился к нему и понизил голос. Но я знал, что судья меня услышит. Лири наклонился вперед, стараясь расслышать каждое слово. – Мистер Бингхэм, у вас было две дочери, и совершенно очевидно, что вы с ней очень любили друг друга. Правильно ли будет предположить, что вы были... счастливы... во всех отношениях? Он озадаченно посмотрел на меня. – Не хочу показаться невежливым, но это очень важно. Вы были – физически – совместимы? Лири почти встал, но откинулся на спинку стула, явно не желая тратить время на возражения, пока не найдет более подходящий момент. Я наклонился ближе. – Пожалуйста, не обижайтесь. Мы оба взрослые. Каждый в этом зале суда – взрослый. Вы были женаты. Это часть жизни. У вас были хорошие физические отношения? Он выглядел так, словно отступил в какую-то скрытую часть своего разума, а затем его зрение прояснилось, и он улыбнулся. Он почти прошептал, но снова его слова прозвучали отчетливо: – Я бы не хотел говорить об этом при своих детях, пусть они даже выросли, но да, физически мы были очень совместимы. Честно говоря, когда мы только поженились, я не мог от нее оторваться. А она... она была страстной женщиной. Я кивнул. – У вас была тяжелая жизнь, и я знаю, что в последние годы болезнь вызвала у вас проблемы, но на этих фотографиях изображен молодой, сильный, красивый мужчина. Держу пари, до того, как вы женились, дамы бегали за вами, не так ли? Он потер губы указательным пальцем и снова посмотрел на фотографии. Я видел, как он почти физически возвращается к более счастливому периоду своей жизни. Он улыбнулся, и на его лице на мгновение появилось то, что можно было назвать лишь виноватым выражением. Я наклонился вперед и заговорил с ним, как мужчина с мужчиной: – Все в порядке, мистер Бингхэм. Мы все когда-то были молоды. И парень, который выглядел так, как вы, не мог быть святым. Готов поспорить на что угодно, что ваши дочери никогда не знали о ваших... приключениях... до того как вы познакомились с их матерью, не так ли? Лири прошел мимо меня и встал перед судьей, изо всех сил стараясь говорить потише, чтобы его не услышали зрители, но говорил так громко, что это было трудно сделать: – Ваша честь, я так крепко держал язык за зубами, что он уже начал синеть, но это так... Я буду возражать на основании общего пуританства. Не знаю, проснулся ли мистер Мейтленд... вызванный... сегодня утром, не с той ноги и пытается повеселиться, или у него действительно есть какие-то вуайеристские наклонности, но введение нас в курс дела ранней сексуальной жизни моего клиента не имеет абсолютно никакого отношения к этому делу. Никакого. Ничуть. Ни малейшего. Я просто посмотрел на Делларо. – Вы уже видели, как я работаю, ваша честь. Обещаю вам, что этот вопрос имеет ПРЯМОЕ отношение к данному делу. Дайте мне немного свободы. Судья только кивнул. На обратном пути к своему столику Лири остановился рядом со мной и сумел прошептать так, чтобы не услышал никто, кроме него, меня и Бингхэма: – Ты – на тонком льду, брат, и готов провалиться. Честно предупреждаю. – Мистер Бингхэм? Вы помните мой вопрос? – Да. Он на мгновение остановился и уставился на своих дочерей, затем снова посмотрел на меня. – Я не всегда был такой развалиной, мистер Мейтленд. Я был молод и силен, и... у меня были нормальные побуждения. Все было не так как сегодня. Это были 50-е годы. Но да, я нравился женщинам. И они мне нравились. У меня никогда не было секретов от Мейбл. Она знала, но детям о таких вещах не рассказывают. – Спасибо за откровенность. Я заговорил чуть громче, чтобы Делларо мог лучше меня слышать, но Бингхэм не испугался перемены тона. – Я задал вам эти вопросы потому, что хотел понять... ваше положение, когда ваша жена лежала при смерти. Вы был молодым, сильным мужчиной с нормальными побуждениями и женились на красивой страстной женщине. У вас были хорошие физические отношения. А теперь я задам вам трудный вопрос. Вы были симпатичным парнем. Женщины вас любили, когда вы были холост. Опять же, я не осуждаю вас, но люди есть люди. Вы когда-нибудь... поскальзывались? Вы когда-нибудь выходили за пределы своего брака с другой женщиной? Лири подпрыгнул, как чертик из табакерки, не в силах совладать с собой, почти крича: – Извините, ваша честь, я прошу прощения. Но честно... Судья, вы должны заткнуть его, пока он не опозорил себя и прокуратуру штата. Дочери Бингхэма стояли на своих местах и свирепо смотрели на меня. – Ваша честь, вы меня давно знаете. Я не закидываю удочку без причины. Дайте мне еще немного свободы. Он кивнул, и я оглянулся на Лири. Тот лишь покачал го
Телочке в черной майке полизали киску в машине дали в рот и трахнули
Девка в трусиках
Ушлый ебкий самец трахает русскую подругу